"Моряк сошел на берег" - читать интересную книгу автора (Кин Дей)

8

На обратном пути к мотелю мы оба молчали. Я подвел зеленый "кадиллак" к площадке для машин перед ее бунгало. Мы оставались сидеть в темноте – все еще не сказав друг другу ни слова. А потом она очутилась в моих объятиях.

– Я так люблю тебя, Швед, – прошептала она.

– Я тебя – тоже, Корлисс.

Она поцеловала меня – без всякой страсти.

– И все остается так, как мы и решили? Мы сегодня поженимся?

– Да, сегодня днем, – подтвердил я.

– А где?

– В Лос-Анджелесе или Сан-Диего. Где тебе больше понравится.

Она на мгновение задумалась.

– Думаю, что лучше в Лос-Анджелесе.

– Ничего не имею против.

Она вынула ключи из сумочки и открыла дверцу машины.

– До этого все будет в порядке? – озабоченно спросил я.

– Да... Думаю, что да.

Она повернулась и поцеловала меня еще раз, на этот раз более страстно.

– Большое спасибо, Швед, – сказала она просто. Потом запахнула пальто, чтобы спрятать под ним свое разорванное платье, открыла дверь своего бунгало и мягко закрыла ее за собой.

Я выждал, пока в ее бунгало не вспыхнул свет, а потом прошел рядом в третий номер. Заснул я уже тогда, когда начало рассветать.

Но спал я недолго. Где-то часов в семь меня уже разбудил шум голосов и стук дверей бунгало и гаража.

Я бы с удовольствием поспал бы еще немного. Во рту у меня был кисловатый привкус, кроме того, мне очень хотелось выпить кофе. В ресторанной кухне горел свет, но сам ресторан и бар были темными.

Чтобы убить время, я побрился и принял душ. Удар в дверь заставил меня вздрогнуть. Мои нервы еще не пришли в норму, и я чуть не порезался при бритье.

Отложив бритву в сторону, я посмотрел в окно. Судя по всему, в суточную оплату за бунгало, составлявшую восемь долларов, входила и утренняя газета. Какой-то странный тип в голубых джинсах и сером пуловере разносил "Лос-Анджелес Таймс".

Я прижал свой номер газеты к стенке и пробежал глазами первую страницу, заканчивая бритье. Одна из известных кинозвезд с бархатными глазами возвещала о своем намерении затащить на алтарь и, предположительно, также и в кровать своего пятого супруга. Был отменен также новый закон о налогах. Первую страницу украшал также какой-то богатый мальчик, о котором я уже читал в первый вечер моей пьянки. Это была какая-то до дикости авантюрная история. Судя по всему, этот эксцентричный богатый 35-й сынок одной из уважаемых чикагских семейств намеревался сам себя посадить в лужу. Его последней выходкой была женитьба на какой-то потаскушке из Южного Чикаго по имени Софья Паланка. Он тайком предпринял с ней длительную поездку по Европе. Счастливая супружеская чета прислала телеграммы из Лондона, Парижа, а потом и из Бухареста. Но это было последнее, что слышали о Филипе Е.Пальмере Третьем.

За три прошедших с тех пор года осаждаемое семейством богатого бездельника Министерство иностранных дел время от времени предпринимало попытки превратить его таинственное исчезновение в дело государственное. И время от времени возмущенные власти Румынии выражали протест, уверяя, что ничего не знают о некоем Филипе Е.Пальмере Третьем, ни о его невесте, пользовавшейся нехорошей репутацией.

На этой стадии дело и застряло до тех пор, пока один из охотников на уток не наткнулся в болотах близ городка Гэри, штат Индиана, на труп. В этом трупе опознали исчезнувшего богатого бездельника, которого до сих пор считали пропавшим за железным занавесом.

Он был уже давно мертв – вполне возможно, что все три года. Дальнейшее следствие по этому делу выяснило, что незадолго до своей предполагаемой поездки в Европу он превратил в деньги акции и другие ценные бумаги на сумму около четверти миллиона долларов. Эти деньги исчезли вместе с ним.

Теперь ФБР придерживалось версии, что он был убит вскоре после женитьбы на Софье Паланке и что эта златокудрая потаскушка укатила в Европу с неким Липпи Сальцем, профессиональным игроком из Чикаго, который внешне был похож на Пальмера. Во всяком случае, это сходство для фото на паспорт было достаточным. Заграничные паспорта, разумеется, были выписаны на миссис и мистера Пальмера.

Златокудрая "миссис Пальмер" также бесследно исчезла с поверхности земли, как и сам Пальмер. Зато путь Липпи Сальца ФБР проследило до Лос-Вегаса, и репортер, который писал в газету, получил довольно точные сведения о том, что арест этого Липпи Сальца ожидается с часу на час.

Я смыл крем с лица и снова взглянул в окно. Теперь в ресторане уже горел свет.

Я надел куртку, шапку и перешел через подъездную дорогу, чувствуя глубокое сожаление к Липпи Сальцу. Я знал, каково сейчас этому парню. С этого момента я тоже буду регулярно читать газеты. Ведь человек по имени Джерри Волкович тоже был мертв, и в его смерти был виноват я. Наверняка машину-то его найдут – неизвестно только – с трупом или без него.

Я вытер внезапно выступивший на моем лице пот. Возможно, мы с Корлисс и выйдем сухими из воды, отделавшись лишь синяками. Но, возможно, и нет. Ведь всех мелочей никогда нельзя предусмотреть, мелочей, которые неожиданно выплывают в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте и набрасывают тебе петлю на шею.

Бар был еще закрыт, но ресторан был уже к услугам клиентов. Пожилая коренастая женщина в белой нейлоновой форме с большим пурпурным попугаем на плече варила кофе в автомате. За одним из столиков у окна перед стаканом с апельсиновым соком сидела Мэмми.

Я придвинул стул и сел напротив нее.

– Хелло!

– Хелло! – ответила она.

Я заказал яичницу с ветчиной и печенье.

– Но в первую очередь принесите мне кофе.

Вскоре я уже пил свой кофе и смотрел на Мэмми. Самого Мика я не знал. Я только мельком видел его два раза издалека. Тем не менее я решил, что она сошла с ума, выйдя за него замуж – конечно, если он не обладал какими-то скрытыми достоинствами. При ее внешности и фигурке она могла бы быть и поразборчивее.

– Ну как, полегчало, моряк? – спросила она.

Я поинтересовался, что она имеет в виду.

Вместо ответа она только сказала:

– Если бы я была мужчиной!

Она выпила свой сок и вытерла губы салфеткой.

– Мужчина может многое, может уйти в море, стать солдатом, летчиком. – Она горько улыбнулась. – Может перебраться из одной кровати в другую, напиться, попасть в затруднительное положение... А потом ему достаточно протрезвиться, принять душ, и никто не подумает о нем ничего плохого.

– А женщина себе этого позволить не может?

– Нет.

– Почему?

Мэмми сунула себе в рот сигарету.

– Потому что она должна себя вести добропорядочно. У женщины или все или ничего.

Я ухмыльнулся, держа в руке чашку с кофе.

– Что означает эта философия с утра пораньше, крошка? Встала не с той ноги?

Она выпустила струю дыма прямо мне в лицо.

– Возможно, даже не с той постели. Как насчет того, чтобы доставить мне удовольствие, Нельсон?

Я ответил, что все будет зависеть от того, о каком удовольствии пойдет речь.

Она перегнулась через стол и схватила меня с неожиданной для женщины силой за запястье.

– Как только закончишь свой завтрак, сматывай отсюда.

– Почему я должен сматывать отсюда?

– Я уже тебе это сказала в первый день твоего появления здесь. Я уверена, что тебе здесь угрожает опасность.

– Какая опасность?

Она неторопливо покачала головой.

– Этого я не знаю. Но судя по острым намекам моего супруга...

Она замолчала, так как внезапно раскрылась дверь из кухни. Вблизи Мик не становился красивее. Правда, он был не так стар, как я думал вначале. Ему было лет тридцать – сорок. Его волосы уже начали редеть. Он обратился к нам своим острым худым личиком и кашлянул.

– Из четырнадцатого номера уезжают, – наконец сказал он.

Брюнетка открыла было рот, чтобы что-то ответить, но вместо этого сняла свою руку с моей и проскользнула в дверь, которую он продолжал держать открытой.

Дверь за обоими закрылась. Я посмотрел на свое запястье. Ногти Мэмми оставили на нем свои следы. Коренастая официантка принесла мне завтрак. Все было приготовлено неплохо, но у меня внезапно пропал аппетит. Мной снова овладела нервная беспомощность.

Второй раз Мэмми говорила мне, что мне отсюда нужно сматываться. Почему? Может быть, просто из ревности? Некоторые женщины очень болезненно реагируют на такие явления. Ведь она не могла ничего знать о Джерри Волковиче. Об этом никто не знал. Никто, кроме меня и Корлисс.

Я поковырял вилкой в яичнице и с трудом немного поел. Наверняка Мэмми все это говорила из ревности – другой причины тут быть не могло. Она была такой же привлекательной, как и Корлисс, и фигурка у нее была не хуже. Но у Корлисс было все, что только может пожелать женщина, а у нее были только Мик да работа.

Пот опять выступил на моем лбу. И тем не менее Мэмми не могла видеть меня на побережье. Все, что она могла знать обо мне и Корлисс, это то, что она привела меня в мотель, чтобы вызволить из беды, что я стал навязчивым, так что она была вынуждена вывести меня из строя с помощью бутылки, и что она вызволила меня из тюрьмы под залог, и мы где-то застряли на час, возвращаясь в мотель.

Я придвинул к себе газету, которую читала Мэмми, к заказал еще кофе.

– Миссис Мик давно служит экономкой в мотеле? – спросил я официантку.

– Думаю, около двух лет, – ответила она.

Не имея более приятного занятия, я снова углубился в историю Пальмеров. Если смотреть на вещи трезво, то ФБР вполне могло проследить путь Липпи Сальца до Лас-Вегаса, но его скорый арест наверняка был простым измышлением репортера. Слова федерального уголовного агентства цитировались только один раз, цитировались слова одного чиновника, который показал, что во многом им помогла одна простая ошибка со стороны Софьи Паланки.

Одна простая ошибка! Им этого оказалось достаточно.

Я спросил себя, а не сделал ли я ошибки, и мне сразу пришли на ум целых две. Меня снова прошиб пот.

Я вытер руль в машине Волковича, а потом отпустил тормоз и вел машину левой рукой до самого обрыва. Если машина будет найдена и полиция начнет копать улики, то отпечатки моих пальцев можно будет найти на рычаге ручного тормоза и на левой стороне руля. Не говоря уже о том, что ковровая дорожка все еще находилась в багажнике машины Корлисс.

Я вытер лоб салфеткой.

– Солнце уже сильно пригревает, неправда ли? – дружелюбно сказала официантка.

– Да, уже становится чертовски жарко, – согласился я с ней.

Что касается отпечатков пальцев, то я мог надеяться только на то, что скалы и прибой окончательно разобьют машину еще до того, как она будет найдена. Иначе дело обстояло с ковриком. Я должен был его уничтожить и как можно быстрее купить вместо него другой.

Я положил на столик плату за завтрак вместе с чаевыми, вышел из ресторана и прислонился к "форду" Уэлли.

Ветер, дувший вдоль шоссе, освежил мое лицо. Приятное чувство. Я посмотрел в сторону бунгало Корлисс и начал раздумывать о том, как мне изъять коврик. Но в данный момент взять его из машины было просто невозможно. Я должен буду его уничтожить где-нибудь по дороге в Лос-Анджелес, где мы собирались пожениться. Но как? Каким образом можно было уничтожить ковровую дорожку средних размеров, испачканную кровью?

Да, все это и есть так называемые мелочи.

Я перешел через дорогу и прошел приблизительно четверть мили вдоль побережья. Может быть, я сделал ошибку, сказав Гаити, что хочу навсегда расстаться с морем. Чтобы заниматься хозяйством на ферме, нужно иметь голову на плечах. Может быть, я не достаточно умен, чтобы построить свою жизнь на суше.

Черт бы побрал все это! У меня даже не хватило здравого смысла на то, чтобы вовремя сесть в автобус, идущий в Хиббинг. Но, с другой стороны, если бы я сделал это, я бы потерял Корлисс.

Я повернул назад и отправился обратно к мотелю. Дверь бунгало Корлисс все еще была закрыта, жалюзи на окнах опущены.

Я подбросил в воздух монету, чтобы решить, идти ли мне обратно в ресторан, или вернуться в свое бунгало и поспать еще пару часиков. Монетка сказала мне: "Поспать".

Решетчатая дверь бюро мотеля была открыта. Я услышал, что там внутри плачет Мэмми. Мик перочинным ножом подрезал куст ползучих роз. Когда я неслышными шагами приблизился к нему, он выпрямился, преградив мне дорогу.

– Минутку, моряк.

Я остановился и смерил его взглядом.

– Да?

Он взмахнул своим ножом, словно мечом.

– Выслушай меня внимательно. Я знаю, что моя жена вчера пару раз заглядывала в твое бунгало. Я знаю, что ты – статный и красивый парень, один из таких парней, на которых женщины летят, как мухи на мед.

– Ну, и дальше? – нетерпеливо спросил я.

– Не советую и пальцем прикасаться к моей жене.

Я сказал ему чистую правду:

– У меня нет никаких намерений в отношении твоей жены, дружочек.

Лицо его было синим от холода. Он вытер нос рукавом своего пуловера.

– Ну, разумеется... Поэтому вы и держали друг друга за руки в ресторане. Но я тебя предупредил! Понял? Оставь ее в покое!

Он начал меня уже раздражать.

– А что будет, если не оставлю?

– Получишь нож между ребер, – прошипел он.

Рука моя сжалась в кулак, подготовившись к удару, но потом я снова разжал ее. Не исключено, что я раздавил бы своей рукой его череп, как яичную скорлупу, как это получилось с Джерри Волковичем.

– О'кей! – буркнул я и направился дальше.