"Люблю мой 'Смит-Вессон'" - читать интересную книгу автора (Боукер Дэвид)

5

[8]Паб «Старая ворона», маленькая убогая забегаловка в Глоссопе, славился пивом, курицей с карри и разборками со стрельбой между бандами.

У его желтозубого владельца, Сноуи Рейнса, была привычка вмешиваться из-за стойки в разговоры посетителей. По слухам, Сноуи разбавлял пиво собственной мочой. Но нет, слухи врали, просто у пива был такой вкус.

Сноуи нравилось считать себя важной шишкой, и он втихомолку упивался тем, что к нему заходят выпить (и иногда пришить друг друга) мелкие гангстеры. Пока посетители не цепляются к нему самому, дурная слава паба ведь свидетельствует в пользу его собственной мужественности, разве нет?

Не будет преувеличением сказать, что никчемная жизнь Сноуи заключалась в том, чтобы встревать не в свое дело, пить, хвастать, спать и пердеть. Ему нравилось утверждать (за спиной у жены Шейлы), будто он трахается как кролик с девками моложе себя, но это было не так. Паб был открыт каждый день с одиннадцати до трех и с семи до полуночи. В полночь двери запирали, и потому последние выпивохи уходили не раньше двух. А значит, времени для измен почти не оставалось.

– У нас тут когда-то "Пономарчики" пили, – возвестил Сноуи.

До сих пор посетители все больше отмалчивались. Была середина воскресенья после Рождества, и за столиками сидели всего четверо. В уголке какой-то старик с сыном смотрели по телику чемпионат по дартсу.

У стойки два мелких жулика по имени Парш и Заглушкер перебирали пачку краденых лотерейных билетов, проверяя, разжились ли чем-нибудь.

Злясь, что никто не откликнулся, Сноуи попытался снова:

– Раньше к нам захаживал Зверюга.

– Я его знал, – отозвался Парш, не потрудившись даже поднять глаза.

Парш был мелким подонком со сломанным носом. Под кайфом или пьяный (иными словами, почти всегда), он по обыкновению угрожал всем и каждому в пределах слышимости. Его подельник Заглушкер, высокий и угловатый, говорил мало и (к стыду своему) не дрался ни разу с тех пор, как ему исполнилось тринадцать, когда его основательно поколотили после разногласий из-за пакета печений с джемом.

Парш и Заглушкер не пошли дальше средней школы в семидесятых, когда намеренно изображали придурков в надежде, что их примут в преступное сообщество. Не сработало. Теперь им перевалило за полтинник, они преисполнились горечи, а работы не нашли, да и не хотели.

– Верно. – С нижней губы у Сноуи свисала сигарета, в правой руке он помахивал пинтой горького. – Крупный мужик с тихим голосом и ярко-рыжей шевелюрой.

– У меня жена рыжая, – сказал Заглушкер.

– Ах извини, – отозвался Сноуи. – Никого не хотел обидеть. Среди рыжих иногда встречаются очень привлекательные.

– Только не моя жена, – парировал Заглушкер.

Парш кивнул и осклабился.

– Вот он знает, – кивнул на Парша Заглушкер. – Он ее трахал.

– Несколько раз. – Парш затряс головой, прогоняя воспоминания.

Появился еще один посетитель – высокий, в спортивном костюме, в лыжных очках и вязаной шапке.

Окинув его пренебрежительным взглядом, Сноуи продолжал свой рассказ:

– Так вот. Зверюга пришел, выпил пару пива. Приятный мужик. Мы поболтали о футболе. А потом вдруг говорят, он мертв. Похоже, он припарковал машину под светофором на Мейн-стрит в Глоссопе, как внезапно появился какой-то идиот байкер на сто двадцать пятом "харлее" и его пришил.

– А я слышал, это было в клозете на вокзале в Стокпорте, – возразил Парш. – Он там ссал, а парень у соседнего писсуара всадил ему в шею шампур.

– Я только что выиграл полтинник, – сказал Заглушкер.

– Половина моя! – Парш алчно уставился на лотерейный билет, потом поднял глаза на Сноуи.

– Зверюгу не застрелили, – сказал Заглушкер. – Ты про Мика Абажура говорил. Это Мика застрелили в Глоссопе. А что со Зверюгой случилось, никто не знает. Тела его не нашли. Он пропал вместе с Дюймовочкой, Доком и Малькольмом Пономарем. Трупаки, наверное, лежат где-нибудь в болоте.

– Да? А я слышал, Пономарь жив, – не унимался Сноуи. – Говорили, он ушел на покой, потому что стал слишком жирным. Ему сделали липосакцию, отсосали жирок. И живет он теперь во французском замке с роскошной девятнадцатилетней блондинкой. Так мне, во всяком случае, говорили. Он чуток вроде Элвиса. Его то и дело где-нибудь видят, но ни одна срань пришпилить не может.

– Я слышал, Элвис мертв, – сказал новоприбывший в лыжных очках.

– А пошел ты, – бросил Парш. – Тебя не спрашивали.

Пожав плечами, чужак пересел подальше.

– Что вам налить? – Сноуи строго посмотрел на чужака в лыжных очках, давая понять, что если ему не по зубам тягаться с Паршем, то с желтозубым владельцем "Старой вороны" и подавно.

– "Реми мартен". Двойной.

Подслушав заказ, Парш и Заглушкер захихикали: такое же пьют только педики.

А вот на Сноуи он произвел впечатление. Обычно он обслуживал сущую шваль Глоссопа, полудурков, которым самая малость осталась до метилового спирта. Мало кто слышал про "шампань-коньяк", а уж тем более его пробовал. Невзирая на странную внешность, чужак явно гурман. Сноуи налил двойную порцию из бутылки с коркой пыли и грязи. Но для вида все-таки оскорбительно стукнул бокалом о стойку и вырвал из руки чужака протянутую банкноту.

Но Парш не собирался давать Сноуи спуску.

– Уж не знаю, с кем ты разговаривал... Скорее всего с тараканами в своем вонючем туалете. Но в Манчестере каждая собака знает, что Пономарь мертв.

– Вот как? – отозвался Сноуи. – Мне подавай факты, а не какие-то там слухи.

– И вообще все знают, кто его порешил, – продолжал Парш. – Злыдень. Вот, мать твою, кто. "Пономарчики" были самой крутой бандой Манчестера. Самой крутой бандой на свете: в Лидсе, в Ньюкасле, да вообще везде. А Злыдень – он легенда, мать твою. Закон к нему и близко подобраться не мог. Мальк Пономарь чем-то ему насолил, и Злыдень вошел в раж. Потому Зверюга, Дюймовочка, Пономарь – все они как сквозь землю провалились.

– Да кто такой этот Злыдень? – задал риторический вопрос Сноуи. – Хрен его знает.

– Он всегда носил колпак. Хитрый гад, – восхищенно вставил Заглушкер, жалея, что ему самому ничего такого не пришло в голову. – Да им может быть кто угодно. Вот Сноуи, например. Или даже я.

– Нет, мать твою, – вскинулся Парш. – Вот я мог бы. А ты нет.

Заглушкер притих.

– Кто у нас номер один? – не унимался Парш. – Я. Кто номер два? Ты. Повторяй за мной: "Я номер один, ты номер два".

– Не хочу, – сказал Заглушкер.

– Говори! – потребовал Парш, забрызгивая слюной стойку.

Заглушкер пожал плечами.

– Я номер один, ты номер два.

– Что ты сказал? – Парш вытащил "беретту". – Ты что, мать твою, хочешь сказать, ты лучше меня?

– Нет, – признал Заглушкер. – Я просто повторяю то, что ты мне велел сказать.

Парш приставил ему к голове пушку.

– Говори: "Я недоумок".

– Послушай, Парш, – вздохнул Заглушкер. – Какой смысл тыкать в меня этим? Мы же с тобой оба знаем, что она не настоящая.

– Конечно, настоящая. Настоящая копия. – Положив поддельную "беретту" на стойку, Парш толкнул свой пустой стакан Заглушкеру. – Тебе ставить, милок.

– Я в прошлый раз ставил.

– И будешь ставить до второго гребаного пришествия, если не перестанешь канючить да читать нотации.

– За счет заведения, парни, – вмешался Сноуи, решив, что для еще одной смерти в его заведении, пожалуй, рановато. – Ты рассказывал про "Пономарчиков", Парш.

– Сейчас бандой заправляет Шеф, – сказал Парш. – Его никто не видит.

– Он поделил власть с Маленьким Мальком, сыном Пономаря, – вставил Заглушкер. – Шеф живет в Кнуте-форде, а Маленький Мальк держит клуб на набережной в Солфорде.

– Все упирается в деньги, – посетовал Парш. – Без начального капитала уже и преступником не заделаться. Маленький Мальк унаследовал папочкин клуб, а что мне досталось? Вставная челюсть мамаши и ночной горшок из-под ее чертовой кровати. Такие парни, как я, с мозгами и яйцами, но без денег, нет, нам наверх не выкарабкаться.

Паршу показалось, что справа от него раздался смех. Он повернулся спросить у придурка в лыжных очках, что его так рассмешило, но там никого не было.

Было уже больше трех сумрачного январского дня, когда Парш приплелся домой в свой свинарник в ряду других таких же посреди старого Глоссопа, чтобы заспать семь пинт, которые выпил вместо ленча. Перед его входной дверью стоял побитый "форд-сьерра". Собственной машины у Парша не было, но он негодовал на тех, кто оставляет свои тачки у его дома. Проходя мимо, он разбил ногой фару.

Переступив порог своего дома, Парш нагнулся за извещением о выселении, которое лежало на коврике, и почувствовал, как его левого виска коснулось что-то холодное.

– Не поворачивайся, – посоветовал спокойный тихий голос.

Предупреждение прозвучало так уверенно, что Парш замер – застыл, согнувшись в три погибели. Краем глаза он увидел что-то черное и сразу понял, что его черепа касается ствол пистолета.

– Если ты из-за моего долга Филу Хейе, он получит свое, как только мне придет пособие.

– Выпрямись и иди к дивану. Не смотри на меня. Просто сядь.

Парш медленно повиновался. Стоя позади него, Злыдень заметил, как того трясет.

– На диване лежит конверт. Открой его.

Парш заглянул в конверт – полно десятифунтовых купюр.

– Что это?

– Сотня. Получишь еще столько же по окончании работы.

– Какой работы?

Злыдень бросил за спинку дивана браунинг. Когда-то пистолет принадлежал одной из его жертв.

– Слышал когда-нибудь про Малькольма Пономаря-младшего?

– Еще бы, мать твою!

– Знаешь, как он выглядит?

– Да, но... он же из "Пономарчиков", черт побери!

– Был раньше. Скажем так, Маленький Мальк вышел в тираж.

Воцарилась тишина, пока Парш старался усвоить и переварить информацию. Если заказ исходит от "Пономарчиков", то впереди, наверное, маячит слава?

– А почему ты сам этого не сделаешь?

– Я здесь не для того, чтобы удовлетворять твое любопытство.

– Это потому что ты не хочешь, чтобы тебя самого подстрелили, – взвился Парш.

– Заткнись и слушай, – продолжал Злыдень. – Маленький Мальк от своих привычек не отступает. Каждую ночь он уходит из клуба в начале пятого. С ним никого нет. Только водитель, который приезжает за ним на "роллсе".

– А пушку Маленький Мальк при себе носит?

– Нет.

– А водитель?

– Нет. Разве что игрушечную, в виде зажигалки.

Покачав головой, Парш закурил.

– Может, я и не силен в цифрах, – сказал он. – Но, сдается, двух сотен за такую работенку мало.

Чудо из чудес – на колени Паршу упала связка ключей.

– Плюс можешь оставить себе машину, которая припаркована снаружи.

– Тот "форд"? Ни хрена себе! Почему ты мне раньше не сказал? До того, как я разбил чертову фару?

– Это научит тебя заботиться о своих вещах. А оплата одинакова для всех киллеров. Сперва дрянная, но с каждым следующим разом становится лучше – когда мы поймем, что можем тебе доверять.

– Вы берете меня киллером?

– Ну да.

– В банду "Пономарчиков"?

Злыдень не ответил.

– Но опять же, – задумчиво протянул Парш, – всего две сотни?

– Что-то я не вижу, чтобы у тебя были другие предложения.

– А если я откажусь?

– Тогда лучше ляг. На пол, лицом вниз.

– Не парься, приятель. Я беру работу. Это дело по мне.

– Все равно ложись.

Парш выдавил смешок.

– Я же сказал, что прикончу паршивца, так? – В его голосе звучала паника, но он покорно растянулся на грязном половичке. – Не хочу я ложиться, черт побери!

– Лицом вниз на пол. Руки по швам.

Парш лежал долго-долго, ждал и слушал, вдыхая затхлый запах мочи от коврика у себя под носом. Наконец, осмелев от тяжелой тишины, поднял голову и огляделся. Комната была пуста.

Тем вечером вышла полная луна. Даже Парш, которому ни до чего не было дела, заметил, какая она яркая и как заливает улицы Глоссопа и окрестные холмы молочно-голубым светом. Это его потрясло: он-то думал, что ненавидит природу. На самом деле Парш считал, что ненавидит все и вся. Но сегодня жизнь вокруг стала волшебной.

Еще в полдень Парш был просто неудачником. А теперь у него есть пушка, и не какая-то там копия, а настоящее огнестрельное оружие, без разрешения, зато с семью пулями в обойме. Бах – один гад готов! Бах – и второй следом! Бах, бах, бах – три урода визжат один за другим. Мало того, у него есть тачка – налоги и страховка уплачены до марта. И сотня, чтобы промотать за ночь кутежа. В одночасье он стал гламурным героем в собственных глазах.

Парш договорился встретиться в "Старой вороне" с разведенкой по имени Маргарет. Ей было за сорок, лицо у нее было суровое, а нос – острый, как у настоящей стервы. По словам Заглушкера, Парш трахнул ее однажды после какой-то пьянки. Парш ничего такого не помнил, но сучка все звонила и звонила без всякой причины, поэтому, наверное, Заглушкер не врал.

Он заказал себе пряную курицу с карри с картофелем и, уминая ее, заметил, что Маргарет дуется.

– Что ты сидишь с таким кислым видом, черт побери? – спросил он.

– "А ты, Маргарет?" – переспросила она, изображая Парша в роли внимательного ухажера. – "Может, съешь что-нибудь, Маргарет?" Да, спасибо, мать твою. Потому что меня пригласил Парш, а он будет смотреть, как я умираю с голоду, прежде чем предложит мне что-нибудь.

Парш сперва вообще не понял, о чем она. Потом до него дошло.

– Что? Ты думаешь, я пожрать тебе куплю, мать твою?

Он так разозлился, что схватил ее за волосы и попытался ткнуть лицом в свое жаркое. Это оказалось непросто: шея у нее была на редкость крепкая. А потому в целом получилось не так круто, как у Джимми Кэши[9], но со временем ему таки удалось измазать ее сварливый нос в подливе. Ударив его кулаком в плечо, она с криком выбежала из паба.

Был вечер пятницы, и "Старая ворона" была забита до отказа. На краткое мгновение все застыли, когда же гомон голосов возобновился, к столику Парша подошел Сноуи.

– Вон.

– Что, мать твою? – переспросил Парш, не понимая, из-за чего сыр-бор.

– Вон из моего чертова паба! – разъяснил Сноуи. – И больше тут не показывайся!

– Ладно. Но я еще не доел. Отдай мне деньги назад.

Сходив к стойке, Сноуи вернулся с четырьмя бумажками по фунту.

– Это еще что? – спросил Парш.

– Курица стоит семь девяносто пять. Ты съел половину, поэтому вот тебе половина.

– Да что на тебя нашло? – удивился Парш.

– Что на меня нашло? Да? Эта тетка, с которой ты сидел... Ее бывший – коп, скотина ты безмозглая. А ты на нее напал.

– Напал? Да у нее всего лишь пятно соуса на шнобеле!

– Ты, кажется, не понял, тупица. Если у этого паба будут новые неприятности, его попросту закроют. И тогда прощай мой заработок. А теперь вали отсюда.

– Ладно, ладно. – Парш встал. – Вот только скажу тебе одно...

И тут он выхватил браунинг.

Но не успел он снять его с предохранителя, как Сноуи ему врезал. Это был великолепный прямой в челюсть, от которого Парш отлетел назад, спиной сбивая на своем пути столы и стулья. Парш попытался подняться, но, сделав пару шагов, Сноуи врезал ему снова, на сей раз разбив нос. Парш как в тумане чувствовал, что его, протащив через узкий переполненный бар, вышвырнули на промозглую улицу.

Некоторое время он лежал на тротуаре, собираясь с мыслями. Вечер оборачивался худо. Еще десять минут назад у него была пинта, жратва и гарантированный перепихон. А теперь передние зубы у него шатались, и его репутация самого крутого мужика в Глоссопе понесла серьезный урон.

Перекатившись на бок, Парш харкнул, прочищая горло от крови, и сплюнул красную слизь. Какое унижение! Редкостная неловкость, когда тебя вдруг лупит малый, про которого ты уверен, что положишь его одной левой. Кто бы подумал, что такой дохляк, как Сноуи, способен на подобный хук? Разве желтозубый придурок когда-нибудь качался?

Нет, Сноуи не крутой, ему просто повезло. Парш знал, что он по-прежнему самый крутой в Глоссопе и, возможно, во всей Северной Англии. Перхая, он поднялся на колени. Мимо проезжали машины, но никто не остановился ему помочь. Хорошо. Потому что если хотя бы одна задержалась, он наградил бы ее тем же, чем свою собственную. Выбил бы гребаные фары – увидят тогда высокомерные гады на колесах, как его жалеть.

Потом он вспомнил про пушку. Браунинг остался где-то в пабе. Парш обронил его между первым и вторым ударом. Поднявшись на ноги, он сообразил, что ему больно дышать. Ребра у него ныли, хотя он и не знал почему. Чертыхаясь, он вернулся в переполненный паб и подошел к стойке.

– Отдай мне гребаную пушку.

Поглядев на него, Сноуи вздохнул. В изучающем взгляде владельца паба Парш прочел сожаление. Сноуи кивнул кому-то, кого Парш не видел, но почувствовал, как дружеская рука поддержала его за локоть. Оглянувшись посмотреть, кто это, Парш увидел Заглушкера.

– Больше ты никакую кашу тут не заваришь, – строго сказал Заглушкер.

– Отвези его в больницу, ладно? – взмолился Сноуи. – Очень тебя прошу.

Заглушкер кивнул. Парш на мгновение опустил голову – кровь закапала на половицы. Потом Заглушкер вывел его на улицу.

Паршу совсем не хотелось в больницу, он утверждал, что дома ему будет лучше, но на полпути туда снова вспомнил про пушку и попытался вернуться.

– Она мне нужна.

– У меня твоя чертова пушка, – не выдержал Заглушкер. – Вот, возьми эту дрянь. Не знаю, где ты ее взял, и знать не хочу.

– А пошел ты.

– Послушай. Не возвращайся сегодня в паб. Понятно? Предоставь Сноуи мне, я сам все улажу. Дай ему остыть, через пару дней он успокоится. Но сегодня ты сидишь дома. О'кей?

– Просто отвали, сечешь?

Парш прижимал пистолет к груди, пока они не оказались перед входной дверью. Заглушкер спросил, нужна ли ему еще какая-нибудь помощь. Парш на него замахнулся, промазал и растянулся на собственном пороге. Заглушкер ушел, с отвращением покачав головой на прощание. Парш с трудом поднялся на ноги, нашарил по карманам ключ и вошел. Зажег свет и лег на диван. И, все еще сжимая браунинг, отключился.

Кучерявого толстяка, которому Злыдень съездил по физиономии, звали Джонни Медкрофт по кличке Жирдяй. Во второй вечер Злыдня на дверях Медкрофт все-таки заступил на службу: глаза заплыли, на носу пластырь.

– Просто не поверишь, мне врезал какой-то псих. Псих в лыжных очках. Ничего глупее в жизни не видел. Дал мне раза, а одному нашему парню отстрелил ногу. Первое правило вышибалы: если придурок выглядит как тупой урод, это еще не значит, что он не опасен.

Жирдяю было лет сорок пять. Называть новичка Абрахамом он отказался, заявив, что это имя для гомика, поэтому обращался к нему по фамилии, Стокер. Вскоре его примеру последовали остальные.

В молодости Жирдяй подавал надежды как боксер, но не удержался в рамках своей весовой категории. Сорок тысяч пирогов с мясом спустя Жирдяй был самым позорным с виду вышибалой, которого только встречал Злыдень. Жирдяй непрерывно курил, а в заднем кармане штанов всегда держал фляжку с бренди.

Пока они охраняли вход, третий вышибала по имени Сайрус патрулировал коридоры и зал на предмет драк и пушеров. Свои пергидролизные волосы Сайрус стриг "ежиком" и вообще выглядел как мелкий злодей из фильмов про Джеймса Бонда – один из тех бедолаг, кого бросают пираньям и кому до конца жизни больше не удается попасть ни в один фильм.

Сегодня была дискотека. Жирдяй ненавидел дискотеки – не за лазеры и шум, а потому что на них всякие прохвосты пытаются сбагрить безмозглым богатеньким ребятишкам из Брэмхолла и Чидлгульма тальк под видом наркоты. Приходится обыскивать карманы и сумочки, а на это требуется время, и на дверях их только двое.

– Почему мистер Пономарь не наймет больше людей?

– Потому что у него нет денег, – буркнул Жирдяй.

– Как это? На клубе же можно сделать состояние.

– Ага. Но Малькольму достается только малая доля. Львиная уходит большому дяде.

После того как они обыскали автобус ребятишек из Рочдейла, Жирдяй пошел выпить чашку чая и передохнуть. Вскоре появился Маленький Мальк спросить у Злыдня, как идут дела.

– Отлично, мистер Пономарь.

– Хорошо, – сказал Маленький Мальк, распространяя вокруг себя аромат цитрусового одеколона. – Не пойми меня неправильно, но я должен тебя обыскать.

Злыдень нахмурился.

– Я думал, вы уже это сделали.

Не переставая потирать руки, Маленький Мальк бросил Злыдню хитренький взгляд.

– Если ты пришел чистым, еще не значит, что ты и сейчас чист.

– Хорошо. Просто мне бы не хотелось, чтобы вы обыскивали не того...

Маленький Мальк уставился на него свирепо.

– Слушай, ты! – Внезапно его голос зазвучал в точности как у отца, да и сам он стал на него похож. – Ты просто шестерка с дурацким именем, мать твою. А после сегодняшнего вечера, возможно, и того меньше.

Жирдяй вернулся с перерыва как раз в тот момент, когда Маленький Мальк гневно потопал прочь, так и не обыскав новичка.

– С ним такое бывает, – сказал он. – Не бери в голову. Он по несколько дней жены не видит. Любой мужик начинает цепляться по пустякам, если ему некого трахнуть.

Настала очередь Злыдня идти на перерыв. Он толкнул дверь в мужской туалет, но она не поддалась. Выбив ее ногой, он увидел, как кто-то в смокинге отлетел к дальней стене. "Кем-то" оказался Сайрус. Двести пятьдесят фунтов перекатывающихся мускулов, а мужик не способен даже удержать дверь.

Униженный и рассерженный, Сайрус рявкнул на Злыдня:

– Вали в сортир наверху.

Расширенные глаза у него блестели, будто ему только что явилась Дева Мария. Но Злыдень решил, что дело скорее в кокаине, которого он нанюхался.

Злыдень не шелохнулся, поэтому Сайрус попытался его подтолкнуть. Злыдень не любил, когда его трогают – особенно мелкие злодеи из фильмов про Бонда. Он врезал Сайрусу в пузо, и с громким "Уф!" Сайрус сложился пополам. Вот это Злыдня удивило: он-то считал, что "Уф!" говорят только в комиксах. Потом он посмотрел поверх поверженного вышибалы еще на двух типов, которые стояли возле раковины. Между ними лежал черный дипломат. Открытый. Содержимого Злыдень не разглядел, но парочку узнал. Это были братья Медина. Они смотрели на него во все глаза: не шевелились и от удивления даже забыли разозлиться.

– Знаете, что я вам скажу? – бросил через плечо Злыдень. – Пойду-ка я, пожалуй, в сортир наверху.

За несколько минут до полуночи перед клубом с визгом тормозов остановилась серебристая спортивная машина. Из нее вышел мужчина в расшитом стразами берете, а за ним – блондинка с очень длинными ногами и в очень короткой юбке. Не выключив мотора, они подошли к двери. Жирдяй почтительно кивнул. Мужчина в берете бросил ключи Злыдню.

– Припаркуй машину, любезный. – Сразу было видно, что он считает себя остряком. Девица, во всяком случае, с ним соглашалась.

– Сам припаркуй. – Злыдень швырнул ключи назад.

– Мой друг не понял, – вмешался Жирдяй, бросив предостерегающий взгляд Злыдню. Он указал кивком сперва на придурка в берете, потом на плакат у двери. – Это же Зиппа Джей, самый крутой ди-джей Манчестера. Припаркуй его машину.

Зиппа Джей и его подружка заухмылялись, когда Злыдень мрачно принял ключи и спустился по ступенькам к машине. Он уже начал задумываться, а подходит ли по темпераменту к работе на дверях. Машина оказалась "порш бокстер", на номерном знаке значилось:

ЗИППА1

Если и было что-то, чего Злыдень ненавидел больше, чем личные номера, то ди-джеев. Они напоминали ему четырнадцатилеток, которые воскресным днем распахивают окна своих комнат, чтобы все в округе могли послушать их коллекцию записей. В наивном подростке такое поведение простительно. Но не в тридцатипятилетнем полудурке с беретом.

Злыдень отогнал машину на частную стоянку позади "Дивы" и аккуратно завел на зарезервированное место. Потом достал из кармана перочинный ножик и процарапал диагональную черту через весь капот.

Внезапно машина Зиппы перестала выглядеть такой уж шикарной.

Придя в себя, Парш поначалу не понял, где находится. Первой его мыслью было, что он все еще на тротуаре перед дверью в "Старую ворону". Лицом, коленями и копчиком он чувствовал ледяной холод. Медленно открыв глаза, сообразил, что он дома, лежит на рваном и лоснящемся диване, испачканном кетчупом, бурым элем и случайной малафьей. Была зима, отопление у него отсутствовало, если не считать дешевенького радиатора, который он забыл включить. Холодом садило из щели под входной дверью.

Лицо у него болело, но переносимо. Гораздо больше саднило воспоминание об основательной взбучке, которую задал ему Сноуи Рейне. Что-то твердое упиралось Паршу в грудь. Поискав причину неудобства, он нашарил дуло пистолета. И в приступе беспокойства вспомнил о порученной ему работе. Он повернул затекшую шею поглядеть на часы, и на одно ужасное мгновение ему показалось, что уже четверть седьмого. Черт! Черт! Сев и сфокусировав взгляд, он увидел, что на самом деле тридцать две минуты четвертого. Все равно очень скверно. У него только полчаса, чтобы добраться до места.

Парш поднялся наверх облегчить мочевой пузырь и, выпуская ветры карри, подождал, когда потечет струя. Взгляд в зеркало принес лишь разочарование: выглядел он как один из неудачников после драки в "Бойцовском клубе".

Еще он чувствовал запах желчи, но никак не мог понять, откуда несет. Поверх ворота кожаной куртки он увидел пятнистый запачканный бурый шарф. Парш у себя такого шарфа не помнил и расстегнул куртку, чтобы его рассмотреть. Провис и шлепнулся, как желе, на пол внушительный ком стылой блевотины.

У Парша не было времени ни помыться, ни сменить одежду, да и защищать диссертацию, мать вашу, тоже. Как был – вонючий и неприглядный, – он спустился вниз, где испытал краткий приступ паники, пока искал пистолет. Тот лежал на полу возле дивана. И тут Паршу пришла в голову ужасная мысль. Что, если Сноуи его разрядил? Сердце у него билось раненой птицей, пока он не вынул обойму и не увидел там свои семь патронов.

На часах – три тридцать шесть. "Шевелись, задница, неудачник ты эдакий".

Он заскочил на кухню, где потолок и стены почернели от сажи и гари прижарки тысяч сальных полуфабрикатов. В шкафчике над раковиной он держал немного сульфата на дне треснувшей фарфоровой чашки. Отковыряв комочек ручкой ложки, он его проглотил. И почти сразу почувствовал, как от дури в голове загораются огоньки – точно в окошках небоскреба поздним вечером.

Потом он вышел к дрянному "форду" и завел мотор.

Путь в клуб можно было назвать только подвигом берсерка. На каждом светофоре он стартовал до зеленого сигнала, и от скорости красные огни вились в зеркальце заднего вида волнистыми хвостами. Будь на улицах прохожие, он сбивал бы полудурков пачками и смеялся над ними. Он же убийца!

У поворота на Уотер-стрит он опустил окно и сбросил скорость, машина теперь почти ползла. Который час, Парш не знал. Часов у него не было, и он забыл зарядить сотовый. Он понятия не имел, приехал раньше или опоздал. Скорее последнее. Улица, на которой стоял клуб, оказалась на удивление оживленной: приезжали и уезжали такси, девчонки стояли группками, болтали и смеялись. Сейчас же четыре утра, черт побери!

Возле "Дивы" ему пришлось переждать, пока пару-тройку тел погрузят в черное такси и оно отъедет. Это дало ему время рассмотреть, кто стоит на дверях. Только один: худощавый дылда в костюме. Здесь никаких, мать вашу, проблем не будет.

Парш планировал посидеть с включенным мотором в тачке, пока не появится Маленький Мальк, но кругом было слишком много машин. Парш боялся, что если припаркуется, какой-нибудь бестактный придурок может его запереть. А тогда будут проблемы с отходом. "Извините. Вы не могли бы подвинуть машину? Мне нужно сваливать, черт побери..."

Поэтому он нашел темный переулок, оставил тачку там и пешком вернулся к клубу. Дурь взбодрила его и основательно завела. Да его просто переполняла энергия! Сегодня он прикончит Маленького Малька. Сына Малькольма Пономаря!!! Ну и репутация у него будет! Через несколько месяцев и с несколькими убийствами за спиной он поставит перед Сноуи Рейнсом ультиматум: "Дармовое пиво до конца жизни или я перестреляю твоих посетителей. Одного за другим".

Найдя темный дверной проем напротив клуба, там прилег. Обычное дело в Манчестере – пьянчуга лежит в дверном проеме. От стены возле его головы несло тухлой рыбой, но и от самого Парша воняло не лучше. Мимо процокала каблучками пара молодых женщин – блестящие губки и напудренные носики. Курвы.

Парш достал пистолет, осторожно снял с предохранителя и стал ждать.

Прошел час. На фасаде клуба погасла подсветка. Дылда высунулся разок, оглядел улицу и исчез. Из клуба вышла пара шумных богатеньких типов, вернулась, снова вышла – точь-в-точь нерешительные гомики. Эта парочка, казалось, целую вечность торчала перед клубом, болтала низкими, хорошо поставленными голосами. Они совершенно очевидно ждали такси, но внезапно расстались и зашагали в разные стороны.

За каких-то четверть часа улица опустела. Над дверьми клуба, высоко над уродливыми крышами и дымовыми трубами полная луна поглядела сверху вниз на Парша, ее бледный рот разинулся, будто она собиралась рыгнуть ему в лицо. В квартале от него кто-то пропел без аккомпанемента высоким тенором:

– Что задержало возлюбленную в такой вечер вдали от меня? Без нее не прожить мне и дня...

Эхо разнесло одинокий и грустный голос – толику поэзии в пропахшей мочой ночи.

Парш инстинктивно отодвинулся подальше в тень. Мгновение спустя мимо дверного проема скользнул серебристый "роллс-ройс" и остановился перед входом в клуб.

Мотор мирно урчал, "роллс" ждал, блокируя дверь. Для лучшего обзора Парш встал и увидел, как из машины выходит шофер в форме. Парш услышал голоса и двинулся вперед, адреналин подавил утешающее гудение дури. Рукоять пистолета и спусковой крючок стали скользкими от пота. Ноги у него подкашивались, когда он обегал "роллс", чтобы совершить первое в своей жизни убийство.

К машине подходил невысокий широкоплечий мужчина в сером костюме. Кряжистый и седовласый шофер открыл перед ним дверь.

Протиснувшись мимо шофера, Парш сказал:

– Малькольм Пономарь-младший? – Ему нужна была определенность.

– Да, – автоматически ответил Маленький Мальк. Глаза у него расширились, когда он понял, какую совершил ошибку.

Увидев пистолет, Маленький Мальк выбросил руки ладонями вперед. Словно он Кларк Кент из комиксов про Супермена, словно его руки способны остановить пулю. Шофер мог бы вмешаться, но пока не понял, что происходит. Сам Парш чувствовал, как сердце подпрыгивает у него в груди – так панически бьется о стены запертая в комнате птица.

Время замедлилось. Парш думал: "Вот оно! Я не могу облажаться. Он стоит прямо передо мной. Сейчас я его пристрелю. Он же просто стоит, мать его. Мне нужно только прицелиться и спустить курок. Не дергать, спустить. Это же мой гребаный шанс. Целься в мишень и медленно спускай курок. Но какая же пушка тяжелая! Такая тяжелая..."

Все дело в том, что Парш никогда никого не убивал. Он дуриков резал, жег, пырял ножом, пинал в живот и в голову. Но ни разу намеренно не лишил жизни другого человека. Это оказалось несколько труднее, чем он ожидал.

Крича и ругаясь, закрывая руками лицо, Маленький Мальк бросился на землю и свернулся калачиком, словно так мог защититься от пули с близкого расстояния. Шофер присел за капотом машины. Он тоже кричал. Парш как раз собирался пристрелить Маленького Малька, когда его отвлек звук приближающихся шагов. Это был худощавый дылда, раньше стоявший на дверях. Когда он подошел ближе, Парш увидел у него в руке револьвер-переросток – из такого стреляет Клинт Иствуд в фильмах про Грязного Гарри. Дылда, казалось, не спешил. Он вообще двигался как человек, вышедший купить газету. Пистолет, который он небрежно держал в правой руке, целил в землю. Явно любитель. Парш решил прикончить сперва его.

Парш выстрелил и даже подпрыгнул от неожиданного и оглушительного "бах". И вообще откуда дым? Пахло от него сладким, как от пистонных пистолетов, которыми он играл ребенком. Хотя Парш целил вышибале в живот, пуля, попав в "роллс", проделала дыру в задней дверце. Машина закачалась на прекрасно отрегулированной подвеске.

Вышибала все приближался.

Парш выстрелил снова. На сей раз пушка издала "мьяу", как вспугнутая кошка. Вторая пуля попала в стену возле головы дылды, осыпав его дождем кирпичной пыли и искр. Дылда даже не поморщился, только поднял собственное оружие и выстрелил.

Шум от его большой пушки был такой, будто сама земля треснула. Пуля ударила Паршу в грудь, перерезав аорту. Сила удара подхватила его, и он пролетел почти пять футов и приземлился на спину, уже растерянно моргая. Две секунды спустя погас свет.