"Люблю мой 'Смит-Вессон'" - читать интересную книгу автора (Боукер Дэвид)10[14]Разговор с Маленьким Мальком испортил Шефу настроение. Ленч он вкушал в одиночестве. На ленч он всегда ел одно и то же. Чуть не прожаренный стейк из вырезки, к нему жареную картошку и овощи по сезону. Как правило, пил он только воду. Но сегодня прикончил две с половиной бутылки кьянти. Глаза у Шефа уже сделались красные, как вино, когда явился Брайан с предварительным сценарием первой серии "Гангчестера". Обменявшись вполголоса парой фраз с Чистюлей, который бездельничал у стойки бара, Брайан подошел к столу Шефа. – Ну что еще? – Шеф с отвращением швырнул вилку. – Простите, что прерываю. – Не прощу, мать твою. – Мне кажется, вам стоит это послушать. Еще спасибо мне скажете. – Садись, – неохотно проворчал Шеф, снова взял вилку и ткнул ею в кусок мяса. – Этот гребаный сценарий, босс, – начал Брайан. Уголок рта у него оттягивала улыбка, глаза были расширены, точно новость взбудоражила и ужаснула его одновременно. – Он про нас. – Настоящие имена использованы? – Нет. Да и не нужно, и так ясно. Босса зовут Мелвил Фонарь. Его заместителя – только подумайте – Чиф. – Чиф? – Вилка Шефа застыла на полпути от тарелки ко рту. – И на кого похож этот персонаж? – В том-то и дело... – В чем? – Он голубой. – Кто?! Брайан открыл сценарий и неуверенно, срывающимся голосом зачитал: – Шеф сидит у себя в кабинете. Ему под пятьдесят. Скрытый гомик с замашками мафиози. Он изучает фотографии с конкурса мужского бодибилдинга в глянцевом журнале. Скомкав лежащую на коленях салфетку, Шеф швырнул ее на стол. На лбу у него запульсировала вена. Брайан никогда не видел его в таком гневе. Шеф, казалось, готов был взорваться. – И ты говоришь, это дерьмо собираются снимать? – Шонаг говорит, ему дали зеленый свет. – Что это значит? – У них такое выражение на телевидении... Дать зеленый свет. Когда что-то пускают в производство. – Ладно, слушай. Ты не на телевидении, мать твою, работаешь. И я тоже. Поэтому перестань сквернословить. Как зовут главного на съемках? – Ларри Крем. – Знаешь, где нам до него добраться? – Могу выяснить. Связь Ларри с Артемизией длилась семь месяцев. Для Ларри – рекорд. Поначалу он нанял ее как личную ассистентку, рассчитывая, что в обмен на карьерный рост она станет оказывать услуги выдохшемуся мужчине средних лет с крашеными волосами. По счастью, стала. Пару десятков минетов спустя Артемизия поднялась до редактора в "Задним числом", самой популярной программе Ларри. Если представлялась возможность, после полудня они отправлялись в квартирку Артемизии в Вест-Дисбери ради сандвича, бокала вина и минутного траха. Ларри знал, что минуты недостаточно, но это хотя бы доказывало, что Артемизия его возбуждает. Когда Ларри занимался сексом с женой, ему иногда требовалась целая ночь, чтобы кончить. Когда в дверь позвонили, Ларри валялся на кровати Артемизии в окружении ее плюшевых мишек. Артемизия в душе вымывала из волос сперму Ларри. Последнему хотелось не обращать внимания на звонок, но зануда внизу все не унимался. Чертыхаясь, он встал и подошел к интеркому. – Да? – Посылка для мистера Ларри Крема. – Сейчас спущусь. Ларри был заинтригован. Кроме Артемизии, никто не знал, где он проводит время ленча. Неужели душечка купила ему подарок? Одевшись, он вышел из квартиры и спустился. На пороге стоял худой молодой человек без бровей и со встрепанными светлыми волосами. – Мистер Крем? – с надеждой спросил он. Ларри кивнул. Молодой человек замахнулся и врезал ему в челюсть. Ларри Крем рухнул как подкошенный. Злыдень позвонил Никки узнать, как она. Да, сказала жена Билли, заходи выпить чаю. Он приехал в тот же день. Малышка играла на ковре. Всякий раз, когда гость смотрел на нее, она начинала вопить, зовя мамочку. Никки выглядела потрясающе, глаза и волосы у нее сияли. – А где Билли? – спросил Злыдень. Никки поведала, что муж, как сказочная Рапунцель, заточен в башне "Молмейсона". – Думаешь, он там работает? – Не знаю. Когда он звонит, то даже не говорит, а только ругается. Вчера вечером он плакал. – Плакал? – Ага. Ему кажется, он предает собственную душу. Я ответила, писал бы лучше. Потеря дома покажется ему еще большим предательством. Светило солнце, поэтому они посадили Мэдди в коляску и пошли прогуляться. Никки хотелось знать про Билли, поэтому Злыдень рассказал ей много всякого о том времени, когда им было тринадцать. О том, как Билли оставался у Стива ночевать, о том, как мальчишки читали вслух при свечах истории про призраков – тогда как им полагалось спать. То, как попал в тюрьму, пырнув ножом парнишку на школьной дискотеке, он опустил. Судя по опыту Злыдня, поножовщину нельзя считать афродизиаком. – Ты ведь очень любишь Билли, верно? – спросила она. – Да. А что? Ты разве нет? – Конечно, конечно, я его люблю. Но творческие люди, как правило, большие эгоисты. Жить с ними нелегко. – Ты тоже творческий человек. – Очень мило, что ты так говоришь, но нет. Когда-то я была творческой личностью, но в настоящий момент только жена и мать. – И ты на Билли за это обижаешься? – Ага. – Он тут не виноват. – Знаю, но ничего не могу поделать. Злыдень сочувственно кивнул. – Почему ты вернулась? – Прости? – Ты же однажды от него уходила, верно? Если с ним столько проблем, почему ты вернулась? – Я была беременна. У меня не было ни денег, ни крыши над головой. Не в том дело, что я не люблю Билли. Он мне не верит, но я его люблю. Он жалуется, что я перестала им восхищаться, но и в этом ошибается. Он сосредоточен, полон решимости. Почему бы мне им не восхищаться? Но правда в том, что мне тридцать три, и я не могу разобраться, что сталось с моей жизнью. А Злыдень тем временем думал: "Слишком много болтаешь, сучка". – Таблетки, терапевты, я все перепробовала, – продолжала она. – Я не знала, что со мной не так, но пошла к психотерапевту, а там мне сказали, что у меня все классические симптомы депрессии. Бессонница, апатия, мысли о том, что мир – ужасное место. Лишь бы ее заткнуть, Злыдень притянул ее к себе и поцеловал. Никки не ответила – он словно бы целовал надувную куклу. Он отступил на шаг, чтобы на нее посмотреть. Лицо у нее было печальным и удивленным, словно он только что принес ей катастрофическую новость. – Извини. Наверное, мне не следовало это делать. Покачав головой, она схватила его за шею и вернула поцелуй. Нежный девичий поцелуй, который испытывал и пробовал, улещивал и уговаривал, и не спешил. Увидев распухшую физиономию Ларри, Шеф, казалось, расстроился. Но не настолько, как Ларри, которого еще никогда раньше сильно не били, хотя многим и хотелось. Никаких переломов, но челюсть болела. А ведь там никаких нет мышц, одна только кость. Ларри был поражен, узнав, что, оказывается, и кости могут болеть. Ларри никогда не слышал про Шефа, но рост и манеры этого массивного киллера со сломанным носом подействовали на него гипнотически. У Шефа харизмы было намного больше, чем у любого актера, кого когда-либо встречал Ларри. И – что самое важное – Шеф был самым настоящим. Но и это не помешало Ларри устроить капризную истерику, когда Шеф извинился. – Вы что, не понимаете, кто я? Если со мной что-нибудь случится, в этой стране половина сериалов оборвется. Словно это было серьезной угрозой. Шеф повел Ларри в игровую комнату (отремонтированную и со вкусом обставленную с тех пор, как Малькольм Пономарь сгорел заживо на ковре) и дал большой стакан бренди. Философ устроился у двери – на случай, если у Ларри случится истерика и его придется тащить назад к боссу. При виде бренди и ставшего на страже громилы до Ларри наконец стала доходить вся серьезность ситуации. – Чего вы от меня хотите? – Только поговорить. – Шеф устремил на продюсера влажные карие глаза. – Как мужчина с мужчиной. – О чем? – О сериале, который вы снимаете. О "Гангчестере". Я этого не хочу. – Не хотите? Чего, собственно, вы не хотите? Шеф только откинулся на спинку кресла и почесал подбородок, и тут же Ларри пришло в голову, что неплохо было бы говорить повежливее. – Честно говоря, сэр, я несколько удивлен, что вы слышали о нашем сериале. – Он про мою организацию, про "Пономарчиков". Ваш сценарист, Билли Дай, у нас побывал. В этом доме. Он провел с нами несколько недель, собирая материал для книги, которая так и не была написана. Вам это известно? – Нет, – отозвался Крем. – Я этого не знал. – Но это так. Мы ему заплатили, пустили в нашу жизнь. А вместо благодарности он над нами поиздевался. Если верить его сценарию, я гомосексуалист! Как можно смешивать с грязью людей – и все на потребу толпе! Есть ли такому оправдание, мистер Крем? Ларри отчаянно требовалось сглотнуть, поэтому он хлебнул бренди. – Нет. – Хорошо. Значит, сериал не будет сниматься. – Все не так просто, – рискнул возразить Ларри. – Почему? Он уже снят? – Нет, но его поставили в план. Если мы не будем снимать, в плане возникнет огромная дыра. – У вас возникнет огромная дыра в голове, если вы будете снимать. – Вы серьезно? – спросил Ларри. – Нет. – Шеф выдавил улыбку. – Это была просто шутка. Но скажу вам вот что. Вы рассердите многих людей в нашем бизнесе, если выставите их дураками. – Но это же комедия. Персонажи и должны быть глуповатыми. – Он вгляделся в лицо Шефа. – Взять, например, персонажа по имени Джонни. Писателя. Вы говорите, он списан с Билли Дая? Шеф кивнул. – Но он тоже глупый, – сказал Ларри. – Билли ведь не насмехается над гангстерами, выставляя героем себя. Всем достается. – Вы что, действительно не знаете, кто я? – В общем, нет. – Это хорошо, – ответил Шеф, втайне разобиженный. – Я не хочу, чтобы обо мне всем было известно. Этого мне как раз и не нужно. А данный сериал привлечет ко мне и к моей организации ненужное внимание. Ларри Крем беспомощно пожал плечами. – Понимаю, понимаю. Не знаю только, что, по-вашему, я могу тут поделать. – Я вам уже сказал. Я не хочу, чтобы сериал снимали. – Если бы вы были гетеросексуальным, стало бы лучше? Философ был настолько шокирован, что достал свой пистолет тридцать восьмого калибра. Заметив пушку, Шеф едва заметно качнул головой. К тому времени, когда Ларри оглянулся посмотреть, что происходит, она уже вернулась в кобуру. – Я и так гетеросексуален, – холодно отозвался Шеф. – Извините, извините. – Ларри потянулся тронуть Шефа за локоть, почувствовал холодок и в последний момент убрал руку. – Я говорил про ваш персонаж в сериале. То есть про персонаж, который, как вам кажется, списан с вас. – Я не верю, что этот писака сумеет выдать хоть что-нибудь, что я бы одобрил. Я же с ним встречался. Он не знает, что такое уважение. – Тут вы недалеки от истины. Он даже меня послал к черту и моих коллег тоже. Шеф фыркнул. – Вы только подтверждаете мои слова. Я не хочу, чтобы вы снимали по чему-либо, что вышло из-под пера Билли Дая. – Что? Никогда? – Никогда. Ларри Крем вздохнул. – Вы человек чести? – спросил Шеф. – Даете мне слово. Ларри позволил себе хохотнуть. – Вы говорите как какой-нибудь мафиози. Пристально и очень холодно Шеф оглядел Ларри с головы до ног. – Извините, извините. Даю слово. Обещаю. Шеф понял, что Ларри скажет что угодно, лишь бы выбраться из этого дома живым. И глазом не моргнув, глава банды принял решение. – И вообще выпейте еще. Валяйте. У нас не деловой разговор. Давайте расслабимся. Любите женщин? Ларри спросил себя, не ослышался ли он. Шеф кивнул Философу, который встал и открыл дверь. Вошли две женщины – обе в нижнем белье с оборочками. Одна была светловолосая, молодая и худенькая, с плоским животом, другая – крупная и мясистая, с огромными грудями и угрюмым лицом. – Мой друг – важная шишка на телевидении. В соседней комнате четыре бутылки шампанского на льду. Побалуйте его, и он устроит вам роль в "Улице Коронации". Женщины как будто удивились. Но не настолько, как Ларри: – Я... Это не... – Прошу, не благодарите, – твердо сказал Шеф. – Все за наш счет. Женщины измотали Ларри. Когда за ним пришел Чистюля, Ларри лежал на спине на полу в гостевой спальне. Подняв, Чистюля посадил его на кровать и подал одежду. – О'кей, мистер Крем. Думаю, пора отвезти вас домой. Ларри оглядел комнату. Ему было трудно сосредоточиться. – Где большая девочка? – заплетающимся языком вопросил он. – Я хочу тетю с большой грудью. Чистюля милостиво улыбнулся. – Если хотите, прихватим ее с собой. Хотите взять ее с собой? – Да, пожалуйста, – сказал Ларри. – А теперь будьте паинькой, надевайте штаны. Ларри захихикал. – Знаете, на кого вы похожи? Вы похожи на этих... на металлистов. – И чтобы было понятнее, начал лабать на воображаемой гитаре. – Смешно, – сказал Чистюля. – А теперь одевайся, мать твою. Ночь выдалась холодная. Дыхание Ларри, когда он вышел к припаркованному у дома "ягуару", заклубилось паром. Философ уже ждал за рулем, мотор работал. Крупная деваха Фиона сидела на заднем сиденье, завернувшись в гигантскую норковую шубу. Она прижалась к Ларри и укрыла шубой их обоих. – А ты послушный мальчик, да? – Сомневаюсь, – ответил Ларри. Философ и Чистюля рассмеялись. Машина тронулась, вскоре открылись ворота с электронным замком, и они вырулили на шоссе. Лапая Фиону, Ларри вдруг нащупал что-то металлическое и твердое – наручники. – Видели, что у нее тут? – хохотнул Ларри. – Единственное, как она может кончить, – бросил Чистюля. – Надо же, кто говорит, – фыркнула Фиона. – Когда в последний раз ты трахался задаром? Ларри с Философом загоготали, Чистюля угрюмо нахмурился. Машина неспешно сошла с основного шоссе и остановилась перед коваными чугунными воротами. Выйдя, Чистюля открыл тяжелый навесной замок, отвел створки ворот и вернулся в машину. Ларри наблюдал за происходящим в пьяном счастливом тумане. Фиона, словно ободряя, гладила его по руке. Они двинулись по длинной, обсаженной деревьями аллее. Деревья шелестели и гнулись на ветру. Аллея повернула раз, другой. Из окна Ларри увидел сотни могил. – Почему мы тут остановились? – Потому что я до смерти ссать хочу, – сказала Фиона. Гангстеры рассмеялись. – Высший свет, – сказал Чистюля. – Рабочий класс, – поправил Философ. Открыв дверь машины, Фиона глянула в зеркальце на Чистюлю. – Кто-нибудь из вас со мной сходит? Там ужасно темно. – Отвали, – бросил Чистюля. – Просто присядь за машиной. Мы не будем подглядывать. – Вот еще. За кого ты меня принимаешь? – За толстую шлюху, – ответил Чистюля, и гангстеры заржали. – Эй, зачем вы так? – сказал вдруг в приступе галантности Ларри и похлопал Фиону по руке. – Не бойся, деточка, я с тобой пойду. Фиона повела его прочь от машины, по проходу между гробницами. Держа за локоть, она тянула его мимо крестов и могил. Наконец Ларри, чертыхаясь, остановился перевести дух. Пиджака на нем не было, только тонкая лиловая рубашка, да и ботинки он надел без носков и теперь мерз. И все еще был очень пьян. Повернувшись, Фиона толкнула его на кованую ограду. – Пособи. Ларри бездумно протянул правую руку. Фиона щелчком застегнула один наручник у него на запястье, другой – на ограде. Ларри рассмеялся. – Извращенка... И попытался свободной рукой облапать ее за грудь. Но пальцы сжали лишь холодный воздух. Фиона уже удалялась. Погремев наручниками, Ларри понял, что оказался в западне. – Эй! – крикнул он. – Вернись сейчас же! Его трясло от холода и страха. Прямо перед ним высилась вычурная гробница, в стене которой был высечен оскалившийся череп. Из висков у него росло по ангельскому крылышку. Глянув влево, Ларри решил, что ему почудилось какое-то движение, и, прищурившись, попытался вглядеться в темноту. Ничего, наверное, ошибся. Но нет. Вот еще что-то шевельнулось. Кто-то приближался. Медленно шел к нему по тропинке. Фигура в черном. Незнакомец надвигался мучительно медленно и остановился всего в нескольких ярдах. Лица Ларри не видел, только силуэт мальчишеской головы. – Слушай, – сказал Ларри. – Не знаю, кто ты и что ты, но у меня есть деньги. Мы можем договориться. Голос Ларри, как и его тело, отчаянно дрожал. – Бояться нечего, – негромко и спокойно произнес незнакомец. Ларри преисполнился надежды: голос-то – женский. Он говорите женщиной. – Господи милосердный, а я на минуту заволновался... Ему всегда везло с женщинами. Уж женщина-то, конечно, не причинит ему вреда! – Я не причиню тебе боли, – сказала она, словно прочла его мысли. На глаза Ларри навернулись слезы благодарности. – Можно мне глоток воды? – попросил он. Она словно бы задумалась. – Пожалуйста? И увидел во мраке, как она кивает. Потом она резко повернулась вправо. – Принесите ему воды! – крикнула она. Там никого не было. Но этого Ларри не знал. Когда он повернулся посмотреть, к кому она обращается, женщина выстрелила ему в голову. Она сдержала обещание. Боли не было. И бояться тоже было нечего. |
||
|