"Атипичная пневмония" - читать интересную книгу автора (Фомин Алексей)

Глава 8

Из Орла выехали в двенадцать. Перед выездом из города заехали на барахолку, и сын и отец Колосовы, в сопровождении майора, отправились искать торговца, обещавшего достать фары для «Транзита». Торговец не обманул. Действительно, принес левую фару в сборе, а вместо правой предложил лампу и стекло. Стекло было, правда, не родное, но по размерам почти совпадало с фордовским. «Приспособите как-нибудь», – обнадежил он. Колосовы, согласившись с ним, взяли и то и другое. Немного отъехав от барахолки, остановились и поменяли фары. Теперь можно было ехать круглые сутки. На выезде из города постовой, на удивление, их не остановил, лишь проводив равнодушным взглядом их микроавтобус, с которого были сняты номерные знаки.

– Держи по указателю на Ливны, а потом на Воронеж, – сказал Колосов дочери, управлявшей автомобилем. – Воронеж объедем по объездной и дальше на Богучар.

– А может быть, из Воронежа на Борисоглебск и оттуда на Волгоград короче получится? – подал голос из салона Веретенников.

– Ненамного короче. Так мы попадем на трассу Москва – Волгоград. Я ее знаю как свои пять пальцев. Можно сказать, знаком с каждой выбоинкой. Столько раз довелось по ней ездить. Отвратительная дорога. Разбита вся в пух и прах. По ней быстро не поедешь. Лучше уж по Ростовской. Там мы будем держать среднюю скорость не меньше сотни и через десять-одиннадцать часов будем на месте. Если немного припозднимся, не страшно. Мы теперь со светом. Да и там нас будут встречать.

И по-прежнему ярко светит равнодушное солнце, раскаляя и плавя асфальт. Лента шоссе бежит вперед и упирается в горизонт. А по обеим сторонам дороги разделенные на квадраты ветрозащитными посадками непаханые поля, заросшие сорняком, полупустые городки и деревни, деревни, деревни… Изредка мелькнет, проносясь мимо, встречная машина, и снова впереди только пустынное шоссе.

Поначалу Виктор Петрович, нажимая на кнопки приемника, пытался настроить какую-нибудь станцию и послушать новости, но как назло кроме единственной станции, транслирующей разухабистую попсу, поймать ему ничего не удалось. Тогда он порылся в бардачке, вытащил оттуда несколько дисков и стал перебирать их.

– Поставь вот этот, – попросила Марина.

Она сидела рядом с Виктором, положив голову ему на плечо, расслабленная и мягкая, как кошка. «Зачем она это делает? – подумал он, – ведь все же видят. И дети… Впрочем, а что дети? Они уже достаточно взрослые, должны же понимать… в конце концов. Мы с ней свободные люди… Да, свободные. Не далее как третьего дня закопали ее мужа. Черт! Зачем мне все эти сложности?» Колосов вставил диск, и в салон полилась нежная, журчащая, как лесной ручей, музыка.

– Бога ради, Виктор Петрович, я вас умоляю, не нужно никакой музыки, и без того тошно, – взмолился Свирский.

– Это почему же не нужно? – возмутился майор. – Музыка человеку нужна всегда, во всех случаях жизни. Даже на похоронах музыку играют.

– Милейший Андрей Сергеевич, – Свирский был раздражен и с трудом сдерживал себя, – именно потому, что на похоронах играют музыку, я и прошу ее сейчас выключить.

– Анатолий Львович прав, не кипятись, Андрей, – Колосов обернулся к ним, как бы ненароком убрав плечо из-под Марининой головы, – действительно тошно. И музыка еще такая тоскливая, а веселая тем более была бы не к месту, – сказал он, выключая магнитолу.

– Мишенька, включите-ка лучше свой компьютер.

– По-вашему, получается, что смотреть на эти ужасы или читать про них в Интернете – это гораздо более соответствующее моменту занятие, чем просто слушать нейтральную музыку, – не унимался Веретенников. – У вас, Анатолий Львович, прямо какие-то мазохистские наклонности.

Но Михаил погасил спор, не дав ему разгореться:

– Не могу. Аккумулятор сдох. Ну, в смысле, разрядился, – пояснил он непонявшему Свирскому, – надо для подзарядки развернуть солнечную батарею. Вик, остановись, я ее скотчем прилеплю к крыше.

– Сорвет, – ответила та, даже не оборачиваясь.

– Не сорвет, я знаю как прилепить, чтобы не сорвало.

– Не остановлю. Все равно сорвет. Ерунду какую-то придумал.

На этот раз пришлось успокаивать спорщиков Колосову-старшему:

– Все, все. Успокоились. Развернешь батарею во время стоянки. После Воронежа где-нибудь сделаем короткий привал.

– Правильно, – поддержал майор, – покурить, оправиться в соответствии с уставом.

Вика хмыкнула:

– Ну и юмор у вас, товарищ майор. Казарменный.

– Какой же это юмор? Это правда жизни, – ответил Андрей.

Разговор не клеился. Все умолкли. И только слышен был шум ветра, врывающегося в открытое окно, шорох шин по асфальту и сытое урчание мотора. Марина опять пристроилась на плечо к Колосову-старшему и задремала. Сзади, в салоне, похоже, тоже все спали, убаюканные нудной дорогой.

***

Она стояла на дороге уже целый час. За это время мимо нее проехала только одна машина, и та не остановилась. Водитель задрипанной «десятки», заметив ее, стоящую с поднятой рукой, возле этого черного мерзкого монстра с федеральными номерами, только прибавил газу и пронесся мимо, обдав ее волной горячего, воняющего скверным бензином, воздуха. Вообще-то, она любила свой бронированный лимузин, любила любовью пассажира, развалившегося на мягких кожаных подушках дивана и вдыхающего кондиционированный, очищенный и озонированный воздух, в то время как это чудовище, созданное с истинно немецкой тщательностью, поглощало дорогу километр за километром. Он был для нее как бы частью ее дома. Передвижной частью. Дом, правда, у нее был не один. Но все эти жилища – и московская, и римская квартиры, и вилла на Капри, и подмосковная ДАЧА – воспринимались ею как единое целое, имя которому ДОМ, ибо, несмотря на все изощренные изыски дизайнеров и декораторов, ей удавалось сделать так, что ничто не мешало ей заниматься главным. А главным в ее жизни была работа. Она работала политиком. И в каком бы из своих домов в данный момент она ни находилась, она чувствовала, что да, это мое, мне здесь удобно и комфортно. Мне здесь ничего не мешает работать. И этот чертов «Мерседес» до сегодняшнего дня был таким же родным домом, удобным и комфортным, полностью подвластным воле своей хозяйки. И вдруг оказывается, что это не просто ее дом, такой родной и понятный. У него вдруг обнаружился какой-то там мотор, непонятно откуда взявшийся стартер и еще эта… как ее… коробка. И в одно мгновение милый, сладкий дом превратился в мерзкого черного монстра. Она с досадой ударила кулачком по полированному крылу машины.

– Лариса Файзулловна, вы бы сели в машину. Прямо жалко вас. Вы уже час стоите на солнцепеке. Садитесь, пожалуйста. Когда появиться машина, я замечу, и вы выйдете. Я бы и сам проголосовал, но мужчине вообще никто не остановит, – из приоткрытого окна заканючил водитель.

– Замолчите, Дмитрий. Если бы вы добросовестно относились к своим обязанностям, мне не пришлось бы сейчас загорать. В конце концов, могли бы попробовать отремонтировать ее.

– Лариса Файзулловна, но я же не механик, я профессиональный охранник. А машина эта не должна ломаться. Да я ее всего две недели назад на профилактику гонял. Стартер крутит, а мотор…

– Да, да, я уже слышала и про мотор, и про стартер, и про эту, как ее, коробку. Лучше уберитесь с глаз моих долой.

Водитель отпрянул вглубь салона и поднял тонированное стекло, опасаясь окончательно разозлить шефиню.

Лариса отошла от машины и спряталась в тень: «Все-таки лучше здесь, на свежем воздухе, чем там, внутри. Зря я Димку шуганула, ведь он действительно ни в чем не виноват», – подумала она. Оба охранника – и Дима, и Юра работали с ней уже почти пятнадцать лет. Фактически стали членами семьи. Во всяком случае, доверяла она им безгранично, и они неоднократно оправдывали это доверие, добросовестно исполняя не только свои прямые служебные обязанности, но и разного рода деликатные поручения хозяйки.

Лариса Файзулловна Бикмаева уже несколько суток находилась в дороге. Причиной столь утомительного путешествия, предпринятого ею, стал разговор с мужем. Луиджи позвонил 14-го, рано утром, когда она еще была в постели. Он был почти на грани истерики.

– Лариса, почему ты еще в Москве?

– Доброе утро, милый, с чего это ты так разнервничался?

Ее нарочитое спокойствие окончательно взбесило его, и он перешел на крик:

– Ты создаешь проблемы на пустом месте. Ты что, не могла вылететь в Рим хотя бы вчера? Ты знаешь, что с сегодняшнего дня воздушное пространство Евросоюза закрыто для любых самолетов из России?

– И для частных тоже?

– Да, тоже. Ну почему, почему…

– Послушай, может быть, транзитом через третью страну?

– Для всех закрыто, и СНГ, и Азия, и Магриб. Лара, что тебя держит в Москве? – Луиджи уже несколько успокоился.

– Такой тон мне больше нравится. Милый, у нас, кажется, назревают серьезные события.

– Эти разговоры про серьезные события я слышу уже не первый год.

– На этот раз все действительно очень серьезно. Народ, похоже, созрел окончательно, и, самое главное, наши демократические Нарциссы, как ни странно, сумели договориться друг с другом и объединить свои усилия. Они готовы выйти вместе на улицу. По крайней мере, уже подготовлен ряд мероприятий, которые, в идеале, должны привести… ну, сам понимаешь, к чему.

– Лара, надеюсь, ты в этом безумии не принимаешь участия?

– Ну почему же? Принимаю, самое деятельное.

– Послушай, ты же серьезный человек. Одно дело – твоя фрондерская деятельность в рамках законной оппозиции, и совсем другое – улица… и все такое. Дергать тигра за усы – опасное занятие. И потом птичий грипп. В городе эпидемия, а ты собираешься в толпу.

– Ну что ты, милый. Я действительно серьезный человек, как ты сказал. Я уже почти неделю, с тех пор как появилась информация о первых случаях атипичной пневмонии, безвылазно сижу на даче, никуда не езжу и никого не принимаю. Вся моя деятельность протекает возле компьютера и телефона.

– Слава Богу, что ты хоть элементарными мерами предосторожности не пренебрегаешь. Но, Лара… Послушай меня. Ты сама сказала, что все уже подготовлено. Свою работу ты сделала. Ведь ты же не полезешь, надеюсь, на баррикады?

Лариса Файзулловна на секунду задумалась. Героически возглавлять народные массы в борьбе с авторитарным режимом – это, конечно, замечательно, но загнуться от какой-то там атипичной пневмонии совсем не хочется.

– Нет, Луи, на баррикады я, наверное, в таких условиях не полезу.

– Вот и замечательно. Cara, я тебя прошу, уезжай.

– Куда? Ты же сам сказал, что самолеты в Европу не летают.

– Правильно. Самолеты не летают, поезда не ходят, машины, и те не пропускают. Но остался один вариант. Ты забыла про нашу яхту.

– Луи, ты где сейчас находишься?

– Я? На яхте. В Эгейском море… здесь… на островах…

– Дети с тобой?

– Нет, мальчики предпочли остаться на Капри с Вероникой. Я… я один.

Вероника была дочерью Ларисы Файзулловны от первого брака, и сейчас вместе с Ларисиной внучкой гостила у них на вилле, отогреваясь под ласковым итальянским солнышком после промозглой лондонской зимы.

«Так. Понятно, – подумала она, – значит в компании с четырьмя-пятью потаскушками». Лариса не знала наверняка, сколько их там, этих потаскушек, да и есть ли они вообще. Но некоторые вещи женщине вовсе не обязательно видеть своими глазами для того, чтобы знать правду. Иногда достаточно малейшей заминки в речи любимого. А уже своего Луиджи Антонелли Лариса за почти двадцать лет совместной жизни изучила вдоль и поперек. Он – надежный партнер и в принципе любит ее, обожает мальчишек и с Вероникой у него самые прекрасные отношения, но… Как говорится, слаб по части женского пола. «Мужчины, вообще, редкостные скоты, – подытожила она. – Мой хотя бы трепетно относится к браку и не выставляет свои похождения всем напоказ».

С Луиджи они познакомились в 96 году, когда она была заместителем министра топлива и энергетики. Молодой итальянский бизнесмен горел желанием сделать бизнес на поставках русской нефти в Италию. Деловые взаимоотношения очень быстро переросли в личные. В том же 96-м они поженились. С тех пор многое изменилось. Ларису Файзулловну перестали звать в правительство, зато состояние семьи Антонелли-Бикмаевых стало очень и очень приличным. Лариса родила двух сыновей. Сейчас мальчики учились в Англии, а каникулы, как правило, проводили с родителями на Капри. Неизменным оставалось одно. Их взаимное чувство.

– Хорошо, Луиджи, что ты предлагаешь?

– Я, как уже тебе говорил, сейчас нахожусь в Эгейском море. Тридцать пять-сорок часов ходу и я, предположим – в Новороссийске или в Таганроге, туда тебе ближе ехать. Я тебя там забираю и… домой. Кстати, Дима отлично знает причал для яхт в Таганроге. Мы с ним там как-то вместе были.

– А пограничный контроль?

– Нет проблем. Здесь, в Италии, я внес твое имя в судовые документы. Вместе вышли покататься, вместе вернулись.

– Понятно.

– Нет, нет Лара, не подумай чего-нибудь плохого…

– Проехали. Ладно. Как быть с русскими пограничниками? Ведь тебе же нельзя указывать в документах, что ты заходил в русский порт. Я правильно понимаю?

– Ты все правильно понимаешь, cara. Я сейчас оформлю пункт назначению где-нибудь в Черном море, но в пределах Евросоюза. Варна или Констанца, например. А сам пойду в Таганрог.

– Да, но как же пограничный контроль?

– За что я люблю наших с тобой соотечественников, – Луиджи захихикал в трубку, – так это за то, что они не являются рабами законов и инструкций, и с ними всегда можно договориться, учтя взаимные интересы.

У Луиджи, так же как и у Ларисы, было двойное гражданство: и итальянское, и российское, так было удобнее жить и делать бизнес.

Голос Луиджи, предварительно настраивавшегося на трудный разговор с женой и ожидавшего ожесточенного сопротивления с ее стороны, окончательно потеплел и сделался вкрадчиво-медовым:

– Cara, я по тебе соскучился. Это негуманно, лишать меня своего общества уже больше месяца.

– Хм-м, – хмыкнула Лариса, про себя подумав: «Лицемерный притворщик. Небось, сегодняшней ночью ты только и делал, что тосковал обо мне в обществе пяти молоденьких шлюшек».

– Лариса, – снова настроился на деловой лад супруг, – мне нужно несколько часов на подготовку к выходу в море. Так… если я выйду сегодня в двенадцать, то завтра буду в Таганроге часов в девять-десять вечера по московскому времени. Если вы завтра утром выезжаете, то примерно к этому же времени прибудете на место. Возьми с собой Диму, и Юру. За домом присмотрит прислуга.

– Ты все очень здорово рассчитал, милый, но у меня еще есть кое-какие дела.

– Dio mio! Лариса! Мы же вроде уже обо всем договорились! Incredibile! – Луиджи снова орал в телефонную трубку: – Опять тебя держат твои заклятые друзья-демократы? Ты боишься, что при разделе пирога они съедят и твой кусок? Или что?

– Или что, – спокойно повторила Лариса. На самом деле в свои пятьдесят пять она уже в значительной степени охладела к политике. Вернее, не столько к самой политике, сколько к тому месту в ней, которое ей отводилось и друзьями, и врагами. Что ее интересовало по-настоящему, так это борьба за самый высший пост в стране. Но стоило об этом только обмолвиться, как против нее объединялись и друзья, и враги, и правые, и левые. И начинали ее МОЧИТЬ. Такова ситуация в сегодняшней России. Мужчины боятся умных и самостоятельных женщин. Женщина в политике может рассчитывать только на какую-нибудь представительскую, больше церемониальную должность, в лучшем случае на второстепенный министерский портфель в правительстве. А этот этап Лариса Файзулловна прошла лет пятнадцать-двадцать назад. Она понимала, что при таком раскладе сил, который сложился в демократическом движении нынешним летом, шансов на лидерство у нее нет. Заклятые друзья не пропустят. И она бы еще в конце мая уехала к семье на Капри, перепоручив дела своим заместительшам, если бы не одно обстоятельство. Лариса Файзулловна боялась прогневать очень влиятельных людей.

Эта история началась тридцать пять лет назад. Грешки молодости. Да и кого в молодости не было грехов? Кто не грешил в молодости, тот, можно сказать, и не жил. Как-то, будучи студенткой, Ларисе довелось встречать Новый год вдвоем с подругой в обществе пяти молодых людей с ее же курса на подмосковной даче одного из них. Вуз, в котором она училась, был элитным, и, собственно, ребята там подобрались не из самых простых семей. Вот… Новый год встретили весело, может быть, даже слишком весело. Выпито было немало, а сделано всякого, чего можно было бы и не делать, и того больше. Но, как говорится, что сделано, то сделано. По прошествии времени, все неприятное в этой истории забылось бы, и ее участники изредка наедине с собой вспоминали бы ее со смешанными чувствами. Но такой естественный ход событий был нарушен самым грубым образом. Где-то через полтора-два месяца Ларису вызвали в деканат и оставили ее наедине с молодым, стройным красавцем в приличном сером костюме.

– Меня зовут Евгений, – представился он, махнув у нее перед носом красной корочкой. – Ознакомьтесь вот. – И бросил на стол пачку черно-белых фотографий.

По истечении двух месяцев их маленькое, хотя и несколько рискованное приключение уже не казалось ей столь ужасным, но на фотографиях это было… впечатляюще.

– Как вы думаете, – спросил обладатель корочек, – понравится это вашему отцу? А что скажут его коллеги? Ведь ваш папа занимает серьезный, ответственный пост, а вы его так…

Лариса не стала ломаться, она знала, что в их вузе многие, очень многие являются «секретными сотрудниками»:

– Я согласна, давайте, где я должна подписать?

Молодой человек посмотрел на нее с удивлением:

– Ну что ж, я рад, что вы оказались столь благоразумной девушкой.

Они обговорили все необходимые в таких случаях вещи и расстались: он – довольный, а она – испуганная и раздосадованная. Их сотрудничество продолжалось недолго, меньше полугода. То ли слишком много было дублирующих сообщений, то ли в их вузе действительно ничего значительного произойти не могло, и серьезных людей утомили девчачьи сплетни типа: «Клара у Карла украла кораллы», но Ларису неожиданно оставили в покое. Больше она никогда в жизни не видела своего симпатичного «шефа». Старая история всплыла вновь через десятилетия, когда отшумели подернутые романтически-революционным флером демократические девяностые, и к власти пришли крепкозадые хозяйственники – строители вертикалей.

Ларисе позвонили и попросили зайти в Администрацию. Обычное дело. Подумаешь, кто из оппозиционеров туда не ходил по всякого рода надобностям, если не считать, конечно, сумасшедших, вроде Петровской?

Дело оказалось куда как скверно. Попросту говоря, Ларису Файзулловну стали шантажировать. И не теми старыми фотографиями двадцатилетней давности. Подумаешь, фотографии. Нынче высокопоставленные чиновники в порнофильмах красуются на центральных каналах – и ничего, а тут фотографии какой-то девчонки. Да нет у них ничего общего, и вообще это – фотомонтаж. Нет, Ларисе Файзулловне предъявили документ, где она соглашалась сотрудничать с КГБ. Лариса аж опешила от такой наглости:

– Помилуйте, чем вы меня пугаете? Сотрудничеством с организацией, принадлежностью к которой вы и ваши нынешние коллеги открыто гордитесь? Какой-то абсурд получается. Да у нас полстраны волей или неволей с этой вашей конторой сотрудничали.

Вежливый смазливый чиновник усмехнулся:

– Полстраны сотрудничало, а узнают только про вас. Уж поверьте, мы постараемся. Интересно, как после этого будут к вам относиться ваши коллеги? На вашей карьере можно будет поставить крест.

– Ну, хорошо, хорошо. Давайте, в конце концов, я стану членом вашей команды. Вы этого хотите?

– Нам этого не нужно. Оставайтесь сама собой. Мы вам даже денег дадим на функционирование вашей партии.

– ?

– Спокойно работайте, взаимодействуйте со своими союзниками, вам лишь только изредка придется поворачивать руль вашего партийного корабля в соответствии с нашими пожеланиями. – Чиновник пришел в благостное расположение духа от выстроенной им словесной конструкции.

– А если я не соглашусь?

– Ну что ж, если вам наплевать на собственную политическую карьеру, и вы готовы публично предстать перед всем честным народом как тайный осведомитель КГБ, который уже двадцать лет стучит на своих товарищей, то нам придется прибегнуть еще к одной мере. Кстати, а как обстоят дела с вашим бизнесом, с вашим и вашего мужа? У вас там все в порядке?

Это уже был удар ниже пояса. Лариса Файзулловна знала, как они могли поступить. Мало того, что обобрать семью до нитки, так еще и за решетку закатать. Ее или Луиджи, что вероятнее. Для того, чтобы она стала посговорчивее. Последний аргумент все перевесил. С этого дня она стала играть роль троянского коня в демдвижении. Конечно, все было не так однозначно. Полностью лишить ее самостоятельности они не могли, как бы ни старались, но все же, все же… Говорить об этом она не стала никому, даже Луиджи. Так вот остаться этим летом в Москве и активно участвовать в демократической тусовке, что лично ей не сулило никакой выгоды, Ларисе пришлось по настоятельной просьбе товарищей из Администрации. Самое смешное, что, что бы она этим летом ни предпринимала с подачи своих «ведущих», все оборачивалось во вред власти и на пользу оппозиции. Но как бы там ни было, уехать сейчас из Москвы, не согласовав это с Администрацией, она не решалась.

Было у Ларисы Файзулловны еще одно дельце, которое заставляло ее медлить с отъездом из России. Госпожа Бикмаева была единоличной владелицей десяти спиртоводочных заводов. Еще месяц назад, прогнозируя возможную дестабилизацию обстановки в стране, она дала распоряжение директорам своих заводов не сдавать выручку в банки, а менять ее на валюту и хранить в наличности. Конечно, был в этом определенный риск, но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского. А водка нынешним летом, когда цены на все взлетели до небес, когда из продажи стало пропадать то одно, то другое, когда жить народу, казалось бы, стало уж совсем невтерпеж, почему-то стала продаваться вдвое лучше прежнего. «Бог его знает, что там будет дальше, – думала Лариса, – а денежки напоследок надо бы собрать».

Пауза в разговоре затянулась.

– Алло. – Лариса выдохнула в трубку. – Луи, ты куда пропал?

– Я не пропал, я жду твоего ответа.

– Хорошо, милый, перезвони мне через час, я скажу тебе точную дату встречи.

– Ciao, mia bella.

– Пока. – Лариса нажала на кнопку отбоя.

В Администрации Президента царил полный хаос. Кто-то уже уехал в Питер, кто-то вот-вот собирался это сделать. «Ну что ж, – подумала Лариса, – пора и мне трогаться в путь». Попрощавшись с головкой своей партии, назначив вместо себя заместителя и отдав последние распоряжения, в тот же день она выехала из дому. Встреча с Луиджи была назначена на вечер девятнадцатого июля. Начался изнурительный марафон по городам и весям России. Лариса объезжала свои водочные заводы, собирая наличку. Отчасти это путешествие напоминало ей веселое и страшное время начала девяностых. Время становления русского капитализма. Время, когда возникали первые биржи и банки, время, когда зарабатывались первые миллионы, время, когда шансы стать миллионером и быть застреленным, взорванным или отравленным были равны. Тогда она вместе со своим первым мужем занялась торговлей стальным прокатом. Работоспособной банковской системы еще, по существу, не было. Деньги в оплату за товар возили на металлургические комбинаты НАЛОМ сначала автотранспортом, а потом и вертолетами.

Они нырнули в бизнес с головой, нырнули так глубоко, что вскоре перестали отличать личную жизнь от работы. Они и в семье стали скорее деловыми партнерами, чем супругами. И все бы ничего, если бы не патологическая жадность ее первого мужа. Он настолько зациклился на инвестициях и развитии бизнеса, что Ларисе приходилось буквально выклянчивать у него каждый рубль, чтобы купить что-нибудь себе или ребенку. С тех самых пор Лариса сделала для себя вывод на всю оставшуюся жизнь – семейный бизнес – это замечательно, но надо иметь и независимый источник поступления средств, о котором супруг даже если и имеет какое-то представление, то весьма смутное. Поэтому, когда они с Луиджи создавали совместный нефтяной бизнес, свои водочные заводы Лариса оставила исключительно в своем личном ведении. А со временем даже увеличила их число, подкупив по случаю еще несколько предприятий. Как бы то ни было, но, покидая Россию на неопределенный срок, она посчитала неразумным оставлять оборотные средства и образующуюся прибыль в распоряжении исполнительных директоров своих предприятий: «Разворуют ведь все, сволочи, ищи их потом. Надо действовать сейчас, пока они еще не сообразили, что к чему».

Последний завод, куда она приехала утром 19 июля, находился в Воронежской области. С деньгами никаких проблем не возникло, но у них был на исходе бензин, а дурак директор не имел никакого запаса. Пришлось в поисках бензина ехать в Воронеж. Марафон по городским заправочным станциям ничего не дал. Бензина не было нигде. Ни за какие деньги. Пришлось ехать на поклон в областную администрацию. Ни губернатор, ни его замы ее принять не захотели. «Скоты, – подумала Лариса, – совсем оборзели. Да будь это неделю назад, один мой звонок в Администрацию Президента, и они бы у меня попрыгали». Спасли ситуацию Юра с Димой. В губернаторском гараже им с кем-то удалось договориться, и машину им заправили под завязку, правда, за совершенно безумные деньги. И вот, в тот самый момент, когда самое сложное уже было сделано, когда всего-то и оставалось, что проскочить с ветерком от Воронежа до Таганрога, безотказная прежде машина встала посреди дороги где-то между Воронежом и Павловском. Все попытки вызвать эвакуатор закончились неудачей. Оставалась одна надежда – остановить на шоссе машину, водитель которой поможет разобраться в технических проблемах или же отбуксирует их «Мерседес» в ближайший город.

*** ***

Михаил, поглядывая по сторонам, уже подыскивал место для стоянки, когда заметил прямо по курсу стоящий на обочине черный «Мерседес» и рядом с ним хрупкую миниатюрную женщину, одетую во все черное и активно машущую рукой, призывая его остановиться. Он начал притормаживать, сбрасывая скорость.

– Не надо, Миша, не делай этого, – дернула его за рукав Вика.

Ее поддержала сидящая рядом Марина:

– И в правду, Мишунь, не останавливайся. Мало ли, что там может быть. Может, они нарочно эту бабу снаружи как приманку поставили, а в «Мерсе» за тонированными стеклами десяток мужиков с автоматами спрятался.

– Ну что вы, в самом деле, – отмахнулся Михаил, – вы посмотрите внимательно, кто это стоит. Ведь это же сама Бикмаева.

Он проехал мимо бикмаевского лимузина и припарковался на обочине, метрах в двадцати перед ним. Мишка вылетел из кабины и, хлопнув дверью, бегом бросился к Бикмаевой. Лариса страшно обрадовалась, когда ей удалось остановить микроавтобус, но вид бегущего к ней парня испугал ее, и она попятилась назад, едва не упав. Но, на счастье, Юра и Дима вовремя среагировали, выйдя из машины и встретив подбегающего молодого человека. Мишку смутил вид двух жлобов, выскочивших из «Мерса», как чертики из табакерки, и он остановился в метре от машины:

– Лариса Файзулловна, что у вас случилось, может быть, я могу чем-то помочь?

Ларисе уже удалось справиться со своим внезапным страхом (все-таки не первый год в публичной политике), и она вышла вперед из-за спины своего телохранителя.

– Как вас зовут, молодой человек?

– Меня? – зачем-то переспросил Мишка. – Михаил.

– Мишенька, вы не могли бы нам помочь? У нас что-то с машиной приключилось. Э-э… стартер крутит, а двигатель не заводится. Я правильно говорю? – на этот раз она обращалась уже к своим секьюрити.

В подтверждение они синхронно кивнули головами. Обрадованный тем, что может быть полезен самой Бикмаевой, Мишка воскликнул:

– Ну, это мы запросто. Открывайте капот.

Незапланированная остановка произошла столь внезапно, что народ, сидящий в салоне «Форда», ничего не понял. Недоумевающий Колосов задал вопрос дочери:

– Вика, куда это он сорвался, как оглашенный? В чем дело, вообще-то?

– Это он свою Бикмаеву увидел, пап. Похоже, у нее с машиной проблемы.

Колосов растворил задние двери фургона и перед ним предстал черный «Мерседес», под капот которого нырнул Мишка, женщина средних лет с восточной внешностью и два здоровенных мужика, одетых в пиджаки, несмотря на жару. Один из мужиков, видимо, по Мишкиной просьбе нырнул в салон и попробовал завести двигатель. Судя по всему, попытка не увенчалась успехом, и Михаил, развернувшись, направился к своему микроавтобусу.

– Пап, дай сумку с инструментом, – попросил он, подойдя поближе.

– Ну что там? Что-нибудь серьезное? – спросил отец, передавая ему сумку.

– Нет, ерунда. Минут на десять-пятнадцать работы. Что-то с подачей топлива.

Михаил вернулся к «Мерседесу» и, разложив инструменты, принялся копаться в его внутренностях.

– А что это он так трепетно относится к этой Бикмаевой? – спросила Марина, обращаясь к Вике.

– А-а, – махнула та рукой, – детство в одном месте играет. Молодой еще, в сказки верит. Он, видишь ли, вступил в ее партию. «Хочу, – говорит, – быть полезным демократическому движению. Если не мы, то кто же?» Ну и подобная чушь в таком же роде.

– Как-то не очень уважительно ты о старшем брате отзываешься, – усмехнулась Марина.

– Это он-то старший? – Вика состроила гримаску. – Сущее дитя. Наивен, как… Слов не нахожу. Я ему говорю: «Партия эта – диванного типа, и места на том диване для тебя не предусмотрено». А он – мне: «У меня идеи, идеи…» Да кому нужны твои идеи! У них одна задача – хлебные места переделить. А на нас им наплевать.

Марина рассмеялась:

– Ты, Викуля, прямо-таки эксперт в области российской политики. Я всегда утверждала, что наши женщины умнее и практичнее мужчин.

Тем временем Мишка, крутя гайки, пытался завязать разговор с Бикмаевой:

– Лариса Файзулловна, а я ведь член вашей партии, прошлой осенью вступил.

– О, какая удивительная встреча, – вяло отреагировала та.

– Вы знаете, – продолжал Михаил, – у меня куча идей: и о том, как создать молодежную организацию, и что нужно сделать, чтобы резко увеличить количество членов партии, и… еще много всякого. Я так активно добивался встречи с вами… Ведь дамы в вашем офисе отмахивались от меня, как от назойливой мухи. Такое впечатление складывается, что им и так хорошо живется, а я своей активностью только создаю им дополнительные проблемы. Лариса Файзулловна, уделите мне, пожалуйста, полчаса. Нам просто необходимо поговорить.

– Хорошо, хорошо, Мишенька. Только сейчас я очень устала. Я отдохну в салоне, а вы заканчивайте работу, и мы с вами побеседуем. Ладно?

– Договорились. Я быстро закончу. – Мишка с еще большим энтузиазмом принялся за работу.

Юра открыл ей дверь, и она устало опустилась на мягкие подушки сиденья, вытянув утомленные ноги. Лариса закрыла глаза, откинув голову назад. «Поскорее бы очутиться на яхте, в открытом море, выспаться по-человечески, наконец. Да пропади она пропадом, эта Россия, со всеми своими проблемами, – подумала она. – Я с нее получила все, что можно было получить. Ноги моей здесь не будет больше никогда».

– Давай, заводи, – услышала она голос этого мальчишки.

Дмитрий повернул ключ, запел стартер, двигатель фыркнул раз, другой, третий и снова заглох.

– Минутку. – Мишка снова нырнул под капот и, повозившись там, скомандовал: – давай.

На этот раз двигатель завелся сразу же и работал стабильно и ровно. В открытом окне водителя показалась довольная Мишкина физиономия. Ерничая, он спросил:

– Вам как отрегулировать – под шелест листвы или под шорох прибоя?

– И так сойдет, – ответил Дмитрий, – закрывай капот.

Юрий обошел машину, захлопнул капот и сел на свое место рядом с водителем.

Мишка, заглядывая внутрь через открытое окно водителя и пытаясь разглядеть в полутьме салона Бикмаеву, попросил:

– Лариса Файзулловна, выйдите, пожалуйста, я уже все закончил. Вам бы нужно бензина хорошего залить. Могу…

Лариса не дала ему закончить:

– Дима, гоните прочь этого мальчишку. Поехали быстрее.

Могучая пятерня Дмитрия толкнула Мишку в лоб так, что он, отлетев от лимузина на несколько метров, оказался сидящим посреди дороги, а «Мерседес» сорвался с места, подняв тучу пыли, и уже через несколько секунд превратился в маленькую черную точку на дороге.

Первым, кто выскочил из фургона и подбежал к Мишке, был майор:

– В чем дело, что произошло?

– Я сам не понял, – ответил Михаил. – Я закончил работу, хотел поговорить с Бикмаевой, а они мне дали по лбу и уехали.

– Этот процесс называется приобретение жизненного опыта, – сказал подошедший Виктор Петрович и протянул сыну руку. – Вставай.

– Давай по-коням и догоним этих козлов. Таких надо учить, – расхорохорился майор.

– Ну да, догонишь их, как же. Нашей колымаге противопоказано делать более ста двадцати километров в час. А они летят, наверное, где-то под двести, – ответил Колосов-старший.

– У них бензин поганый, прямо-таки с какой-то грязью. Я хотел им предложить слить его и дать им канистру нашего, но они уехали. А на своем бензине они километров сто-двести проедут, и у них фильтр бензонасоса опять забьется.

– Слышишь, Петрович, что Михаил говорит. Они все равно скоро встанут. Поехали, догоним их. Уж я на эту Бикмаеву пары гранат из подствольника не пожалею.

– Не кипятись, Андрей. Бог им судья. Если они встанут еще раз, то вряд ли на этой дороге найдется еще один такой же альтруист, как наш Миха. Так что пойдем и устроим привал, раз уж все равно остановились, – с этими словами Виктор Петрович направился к своему «Форду».

После обеда все повеселели, и даже майор подобрел и размяк, и больше не порывался посчитаться с обидчиками.

«Транзит» въехал на мост.

– Это что за река? – спросила Марина, глядя вправо.

– Дон, – ответил Мишка, прочитав указатель.

– Фу, какой-то он здесь совсем не солидный, – разочарованно протянула Марина.

После моста дорога потянулась вдоль реки, и Марина, забыв о своем недавнем разочаровании, с завистью поглядывала на воду и негустые заросли на берегу.

– Вот где надо было делать привал, и искупались бы заодно, – размечталась Марина.

– А что, я – за, – поддержал ее Михаил.

– Нет-нет, – воспротивился Виктор Петрович, – приедем на место, и купайтесь там, сколько хотите. И так много времени потеряли.

Чтобы не соблазняться заманчивыми речными пейзажами, Михаил стал разглядывать местность слева от дороги. Однообразные поля, заросшие травой, пожелтевшей от небывалой жары, держащейся уже почти два месяца. Метрах в ста от дороги была проложена труба, местами лежащая на опорах из бетонных блоков и возвышающаяся над поверхностью земли на метр-полтора. Она тянулась почти параллельно дороге, потихоньку расходясь с нею и уклоняясь влево, на восток.

Сначала его внимание привлек грузовик на встречной полосе. Он увидел его издалека, километра за два, и подумал: «Ну вот, встречные машины стали попадаться. Значит, недалеко какой-то город».

– Вик, посмотри по карте, какой город сейчас должен быть, – попросил Михаил.

Вика раскрыла карту:

– Так, мост мы проехали… Богучар. Километров двадцать осталось. А что?

– Да так, ничего. Просто увидел встречную машину, подумал – скоро какой-то город. Кстати, он стоит, видишь?

– Да, что-то там на него грузят.

Они подъехали уже настолько близко, что можно было понять, что стоящий грузовик – это КамАЗ и что вокруг него суетятся какие-то люди.

– Черт возьми, – воскликнул Мишка, – я думал, что такое бывает только где-нибудь в Чечне.

Его реплика привлекла внимание, и все, в том числе и те, кто сидел сзади, стали наблюдать за тем, что происходило на дороге. Мишка сбросил скорость километров до сорока, и не спеша приближался к грузовику, так что все могли в подробностях разглядеть происходящее.

В кузове КамАЗа стоял мужик, который принимал подаваемые снизу канистры и выливал их содержимое в бочки, видимо, стоящие в кузове, а канистры опять передавал вниз. Другой мужик орудовал у трубы, наполняя те самые канистры. А между трубой и грузовиком сновало еще шесть человек.

– Да у них здесь врезка, – воскликнул майор.

– Вряд ли они стали бы нефть воровать. Скорее всего – это так называемый продуктопровод. По нему солярку качают или бензин. Хотя… Черт его знает, может быть и нефть, а потом ее перегоняют, – засомневался Свирский.

Фургон, замедляя скорость, подкатывался к грузовику и остановился метрах в пятидесяти от него. Мужики продолжали споро заниматься своим делом, не обращая внимания на посторонних.

– Категорически возражаю против слова «воруют», профессор. Во всяком случае, у меня имеется бо-о-льшой вопрос по поводу права собственности на эту самую нефть. И уж во всяком случае, у того, кто ее качает, прав на нее не больше, чем у тех мужиков, которые, как вы выразились, ее «воруют», – снова начал задирать Свирского майор.

– А меня всегда интересовало, каким образом они умудряются делать такие вот врезки, – развел руками Михаил. – Ведь труба все время под давлением.

– Я не пытался давать никаких оценок.… – начал было Анатолий Львович, но его прервала Марина:

– Тише! Слышите? Какой-то странный звук. Как будто жужжание какое-то…

– Самолет! – Мишка ткнул пальцем в лобовое стекло. – Радиоуправляемая модель.

– Не-е-т, это не модель. Это так называемый беспилотный летательный аппарат. Он напичкан электроникой, и на нем стоит передающая камера, – пояснил всем майор. – Сейчас он мужичков этих засечет.

Заслышав шум мотора, мужики подняли головы вверх, а потом задвигались еще интенсивнее. Самолетик долетел до врезки, затем заложил вираж и стал описывать круги над головами мужиков, таскающих канистры. Когда он пролетал над дорогой, Мишка прочитал надписи у него на плоскостях:

– OSCE, IFOR, – и перевел: – ОБСЕ, международные силы.

– Ах, сволочь, так ты еще и натовский, – возмутился майор и рванулся к выходу из фургона, на ходу хватая автомат. Мишка тоже открыл свою дверь и вывалился на дорогу. Андрей стоял, опершись спиной на стенку фургона, подняв автомат и тщательно выцеливая самолетик. Бах, бах, бах, бах – прогремело четыре выстрела, самолет как будто споткнулся, сошел с курса и, ускоряясь, понесся к земле, вспыхнув на асфальте шоссе небольшим костерком в паре сотен метров от фургона.

– Здорово, – с завистью сказал Мишка. – Всего четыре выстрела. Научишь и меня так?

– Ну, положим, я в него и с первого попал, только он не сразу завалился, – похвастался майор.

Заслышав выстрелы, мужики побросали канистры и бросились к грузовику. Тот, который стоял в кузове, спешно перелез в кабину, завел двигатель и тут же начал разворачивать КамАЗ. Пока он в два приема разворачивался, остальные успели повиснуть на бортах кузова, на ходу забираясь внутрь. Андрей и Мишка смотрели на происходящее с недоумением.

– Куда ж это они? Я же его убрал. Выстрелов, что ль, они испугались? – удивился майор.

КамАЗ, набирая скорость, помчался в сторону Богучара. Михаил пожал плечами:

– Не знаю. До этого они на нас внимания не обращали. Точно. Выстрелов испугались. Подумали, что это ты по ним палишь. Хотя… Вон, смотри. Еще один летит.

На востоке в небе появилась черная точка, с каждой секундой увеличивающаяся в размерах. И вот уже их ушей достиг шум двигателя.

– Нет, это… Это не БЛА… Это… вертолет. Быстро за руль, – закричал Андрей, – жми на всю железку. А то он нас сейчас разделает, как бог черепаху.

Последние слова майор прокричал, уже находясь в фургоне, резво принявшем с места.

– В чем дело? Что случилось? – со всех сторон посыпались вопросы.

Андрей был немногословен:

– Вертолет. За нами.

– То есть как это, за нами? – удивился Свирский. – Мы нормальные, мирные граждане, спокойно едем, никого не трогаем, а они… Вертолет? За нами?

– Ну как это не трогаем, я же сбил их БЛА… Хотя, может быть, вы правы на этот раз. С чего это им на нас нападать? – засомневался майор, – хотелось бы, чтобы вы оказались правы…

– Этот ты, ты во всем виноват, придурок, сапог кирзовый, – вдруг взорвалась Марина, – что за идиотские выходки, как ты мог всех нас подвергнуть такой опасности…

– Тихо, – заорал Виктор Петрович, – замолчи, замолчите все. Это я во всем виноват. Нельзя было разрешать останавливаться там. Но… это уже неважно.

В это время Михаил крутнул руль влево, выезжая на встречную полосу, чтобы обогнать идущий впереди КамАЗ с ворованной соляркой. Мгновение – и «Форд» промчался мимо грузовика.

– Давай, Миша, давай еще, – подгонял сына Виктор Петрович.

– Все, максимум, выше ста шестидесяти не поднимается. – Мишка сидел словно окаменевший, чуть наклонившись вперед и намертво вцепившись в руль.

– Ну что там, Андрей? – спросил Колосов у майора, выглядывавшего наружу из раскрытой задней двери фургона.

– Он догоняет КамАЗ. Черт…

И тут все сидящие в фургоне услышали звуки автоматных очередей. Колосов метнулся к задней двери и тоже высунулся наружу. Вертолет летел параллельно дороге, сближаясь с грузовиком и безнаказанно расстреливая его. КамАЗ вдруг зарыскал по дороге, выписывая пируэты во всю ширь дорожного полотна.

– Водителя ранили, – догадался Колосов.

И тут раздался взрыв, разметавший машину в разные стороны бесформенными, горящими обломками.

– Ах, сволочи, что делают… – только и смог выдавить из себя майор.

Вертолет, не задерживаясь над местом взрыва, ускорился и понесся вперед, катастрофически быстро сокращая расстояние до микроавтобуса. Майор взял автомат на изготовку, явно собираясь дать бой вертолету.

– Не надо, – схватил его за руку Колосов, – не провоцируй его, может пронесет.

Он снова бросился вперед, к сыну, оценил обстановку, скомандовал:

– Вон там, видишь, лес подходит прямо к дороге. Давай туда.

Рев вертолетного двигателя приближался, накатываясь на них, и вот уже их захлестнуло, как волной. Вертолет летел так низко, что сквозь шум работающего двигателя был слышен шелест несущего винта вертолета. Винтокрылая машина пронеслась прямо над ними. За этим адским шумом никто не услышал звука выстрелов. Лишь рваные раны в крыше и правом боку микроавтобуса свидетельствовали о том, что их только что обстреляли.

– Миша, смотри, он разворачивается, – прошептала побелевшими губами Вика, тыча пальцем в лобовое стекло.

Микроавтобус уже почти достиг того места, где лес вплотную примыкал к дороге. Мишка сбросил скорость и стал аккуратно сползать с высокой дорожной насыпи. Но вертолет был уже близко. Мишке показалось, что он несется прямо на него. Он уже различал человека, сидевшего на полу вертолета, свесив ноги вниз, как в голливудских боевиках, и стрелявшего прямо в него, в Мишку. Он видел, как автоматная очередь прочерчивает пунктир на асфальте, неумолимо приближаясь к нему.

Но тут, то ли колесо взорвалось, пробитое пулей, то ли Михаил с испугу слишком резко дернул руль, микроавтобус, наполовину съехавший с насыпи, накренился вправо, какое-то мгновение завис на двух колесах, а потом с грохотом завалился на правый борт. Вертолет снова пронесся над ними, развернулся и, видя, что цель уже неподвижна, не торопясь стал выискивать место для посадки.

Когда автобус стал падать, майор, мгновенно сориентировавшись, выпрыгнул из него, удачно приземлившись, как на показательных выступлениях в День ВДВ. Он подскочил к фургону и, не выпуская автомата из рук, распахнул обе створки:

– Все живы? Быстро, быстро, наружу и в лес. – Колосов помогал выбраться сидевшим впереди. Анатолий Львович лежал, закрыв глаза, заваленный грудой коробок и сумок. Майор похлопал его по щекам:

– Анатолий Львович, вы целы?

Тот открыл глаза, непонимающе уставился на Веретенникова. Тот повторил вопрос:

– Вы целы?

– Кажется, да. Только головой сильно ударился.

Марина, Вика и Мишка уже выбрались из микроавтобуса и бегом бросились в лес. Майор, убедившись, что со Свирским ничего страшного не случилось, последовал за ними.

Вертолет сел от них метрах в ста пятидесяти на большой, густо покрытой ромашками поляне, отделяющей лес от дороги. Когда Андрей, выбрав позицию среди кустов, плюхнулся на землю, из вертолета уже выскакивали люди в камуфляже. Рядом с майором, с автоматом в руках, пристроился Колосов. Остальные улеглись на землю чуть поодаль.

– Ну, сейчас ты у меня получишь, – тщательно прицеливаясь, пробормотал майор.

Вж-ж-ж, ба-бах, ветолет, подбитый гранатой из подствольника, вспыхнул, как бумажный змей, не успев оторваться от земли. В ответ по ним ударили с нескольких точек из автоматического оружия. На Колосова посыпались листья и ветки, сбитые чужими пулями.

– Петрович, забирай всех, – скомандовал Веретенников, – возьмите из машины все, что сможете унести, и дуйте вглубь леса, подальше от шоссе. Мишку только оставь. Пусть он весь боезапас соберет и сюда тащит. А вы уходите. Не беспокойся, с парнем все будет в порядке. Этих двое или трое осталось. Мы их задержим на полчасика и двинем за вами.

Они прошли по лесу километров пять, не меньше. Лес, у дороги густо заросший подлеском, в основном орешником, становился светлее, чище и как бы просторнее по мере того, как Виктор Петрович со своими спутниками удалялся от шоссе. Лес был смешанный: дуб и сосна, а под ногами – шелковистая, невысокая, как будто специально подстриженная, трава. Перестрелки не было слышно уже более получаса. Или слишком далеко ушли, или… Колосов очень переживал за ребят и мысленно оставался там, с ними, но вынужден был строить из себя бодрячка, чтобы не пугать остальных. Теперь ему казалось неправильным то, что он ушел оттуда, бросив Мишку и Андрея. Но он ничего уже не мог поделать, не мог никак повлиять на исход событий, и единственное, что ему оставалось – это неумело молиться, постоянно сбиваясь и начиная вновь: «Отче наш, иже еси на небесех… Господи, сделай так, чтобы они вернулись живые и здоровые…»

– Какая же она у нас разная… и такая красивая, наша Россия, – реплика Свирского заставила Колосова оторваться от своих мыслей и обернуться.

Анатолий Львович стоял метрах в пяти от него, поставив на землю сумку, в которой находились контейнеры с вакциной, и мечтательно улыбался. По его красному лицу градом катился пот. Светло-серая рубашка почти целиком промокла, почернев от пота. За спиной Свирского Вика беззвучно хихикала в кулачок, а Марина состроила гримасу чрезвычайного недоумения, одновременно крутя пальцем у виска. Колосов улыбнулся:

– Все. Дальше не идем. Здесь отдыхаем и ждем ребят.

Они появились минут через десять-пятнадцать и, издали заметив своих, направились прямо к ним.

– А мы вас не сразу нашли, пришлось поплутать, – сказал подошедший Михаил, снимая с плеча большущую сумку.

– Как сами-то, целы, не ранены? – с тревогой спросила Вика.

– Как видишь. – Майор уселся на землю рядом с остальными, пристроив автомат на коленях. – Мы думали, что нам придется от них драпать, а получилось наоборот. Ну, мы обозначили преследование, чтобы убедиться, что они не полезут в эту сторону, и вернулись к машине. А потом отправились вас разыскивать.

– Ну, и что с машиной? – поинтересовался Виктор Петрович.

– Оба передних колеса пробиты, но это не главное. Там насыпь очень высокая. Мы сами ее не поднимем. Нужен грузовик или трактор. Вообще, это было безумие – пытаться съехать в том месте, – подытожил Михаил.

– А что, у нас был выбор? – скептически усмехнувшись, Виктор Петрович посмотрел на сына. – Безумие – это лезть в чужие дела, когда у тебя и своих по горло.

– Да ладно, Петрович, все поправим, – смущенно пробормотал Андрей, – вот сейчас пойдем и найдем деревню, достанем там трактор и вытащим машину… Ну, виноват я, виноват… Ну простите меня, дурака.

– Ноутбук жалко. – Мишка почесал затылок. – На него ящик с инструментом свалился… Раскололся пополам… Опять мы без связи остались.

– Короче. – Андрей энергично поднялся на ноги. – Миха, есть карта?

– Нет, в машине осталась.

– Все равно, я отправляюсь на поиски деревни, а вы все ждете меня здесь. Поблизости должна быть деревня. Чай, не тайга и не тундра. Через два, максимум, три часа я вернусь за вами.

– Нет, Андрей, – Виктор Петрович отрицательно покачал головой, – разделяться не будем. Пойдем все вместе. Еще минут пятнадцать отдохнем и двинем. Будем держать по-прежнему направление на северо-запад. Куда-нибудь да выйдем.

Долго идти не пришлось. Вскоре сквозь деревья мелькнула голубая гладь реки, и через несколько минут они стояли на высоком обрывистом берегу из красной глины, под которым Дон неспешно нес свои воды. Слева от них, выше по реке, лес метров на триста-четыреста отступал от берега, который понижался и становился более пологим. На этой огромной поляне раскинулась небольшая, дворов в двадцать, утопающая в зелени садов, деревенька. Вдоль домов, обращенных лицом к Дону, тянулась грунтовая дорога, за деревней поворачивающая налево и теряющаяся в лесу.

– А вот вам и искомая деревенька. – Андрей простер руку в ее сторону с видом гида, демонстрирующего изумленным туристам сокровища Эрмитажа. – Даю слово, что получаса не пройдет, как у нас будет трактор.