"Весенняя страсть" - читать интересную книгу автора (Домнинг Дениз)

ГЛАВА 14

Николь осторожно пробиралась через грязный двор, накрывшись с головой накидкой, чтобы спастись от дождя. Она ступала очень осторожно, но не потому, что болели ноги. Это было ее третье утро дома, но первое, когда боль наконец отпустила. И первое утро, когда она надела свой новый наряд.

Какая радость одеться самой! Коричневое платье оказалось в самый раз, такое простое и удобное, с пояском на талии. Нижнее платье с длинными рукавами, очень просторное, если надо, можно закатать рукава по самый локоть, а верхнее она сшила совсем без рукавов.

Николь вошла в зал, ожидая увидеть Гиллиама и Джоса. Больше часа назад, едва рассвело, они отправились сюда. Сделав несколько шагов от порога, она с удивлением обнаружила, что ни мужа, ни его оруженосца нет. Вообще никого. Ни одного солдата. Только служанки сиротливо сидели за столом. Томас, имевший право есть вместе с лордом Эшби, тоже не явился.

Любопытство, смешанное с беспокойством, охватило Николь. Надо было пораньше встать и выяснить, куда все решили отправиться. Она отругала себя за то, что раньше не побеспокоилась об этом. Она же хозяйка замка и должна знать абсолютно обо всем, что происходит в Эшби. Где же они все?

Николь сняла накидку и встряхнула, капли полетели во все стороны. Вдруг откуда ни возьмись выскочила Ройя и подпрыгнула, щелкнув челюстями. Николь удивленно и испуганно вскрикнула. Гиллиама нет, и одному Богу известно, на что способна эта собака.

Но вместо того чтобы нападать, Ройя уселась и принялась наблюдать за хозяйкой Эшби. В больших ореховых глазах застыла мольба. Ройя била хвостом по утоптанному земляному полу, но без всякой злобы. Николь поколебалась, потом еще раз встряхнула накидку. Собака прыгнула, ловя открытой пастью капли воды.

– А-а, так ты хочешь поиграть, – удивленно протянула она.

Раскрыв пасть и высунув язык, собака смотрела то на Николь, то на накидку, словно умоляя позволить ей еще немного позабавиться.

Николь пожала плечами и неожиданным для самой себя извиняющимся тоном проговорила:

– К сожалению, она уже сухая. Я не так долго была на улице.

Николь осторожно прошла мимо собаки и остановилась возле очага полюбопытствовать, что варится в котле. Фасоль и ячмень кипели в густом бульоне. Едва усевшись за стол, Николь услышала топот лошадиных копыт и голоса всадников у двери. Резким свистом позвали конюха. Зазвенела упряжь, заскрипела кожа. Гиллиам большими шагами вошел в зал, оруженосец следовал за ним по пятам. Новый хозяин Эшби был не при полных доспехах, но поверх туники блестела тонкая металлическая кольчуга, на поясе висел меч. Он откинул капюшон, и в мокрых волосах засверкали капли воды.

Как и Гиллиам, Джос был в кольчуге, надетой поверх туники, но вид у него был жалкий. Он потирал руки, пытаясь согреть их, волосы прилипли ко лбу, кончик носа покраснел. Ройя немедленно запрыгала возле хозяина, приветственно размахивая хвостом.

– Куда вы ездили так рано? – спросила Николь, когда Гиллиам остановился у огня, собираясь снять мокрую одежду.

Солдаты, такие же вымокшие, как хозяин, заполняли зал. Гул голосов после гнетущей тишины поднимал настроение.

– Мы гонялись за ворами, – пояснил дрожащий Джос. Пальцы его так тряслись, что он не мог развязать шнурок капюшона.

– Что еще за воры? – Николь направилась к смельчаку, собираясь помочь.

– Пастух наткнулся на неизвестного мужчину с перерезанным горлом. К тому же его ограбили, – обыденным тоном сообщил Гиллиам. – Он умер уже несколько дней назад. Да, еще исчезли две овцы. Джос, мальчик, повесь-ка плащ у огня и шагай к столу. Этот выезд отнял столько времени, а у нас полно дел.

Николь быстро подошла к Гиллиаму, и он заметил:

– Ты уже хорошо ходишь. – Он приподнял брови и пошел к большому сундуку с доспехами, который стоял возле стены.

– Да, слава Богу, – ответила она немного напряженно, наблюдая, как он прячет в сундук меч и запирает его. Потом Гиллиам разложил на сундуке одежду для просушки.

Итак, он старается держать все оружие подальше от нее. Но не так уж оно ей сейчас и нужно, ради Эшби Николь готова потерпеть.

– У нас и раньше такое случалось. Лес густой, в нем можно спокойно прятаться. А ты спросил деревенских, не знают ли они убитого?

Гиллиам вернулся и встал рядом с ней.

– Да, спросил. Но ни управляющий, ни другие, а их около сотни, не признали его. Из деревенских никто не пропал.

Николь задумчиво смотрела на мужа.

– В таком случае почему ты беспокоишься, если никто не признал его?

– А с чего ты взяла, что я беспокоюсь? – удивился Гиллиам.

– Потому что ты не улыбаешься, как обычно.

Он рассмеялся.

– О Боже! Один мой секрет ты уже знаешь. Ты права. Это убийство меня действительно беспокоит. Дело в том, что тело убитого не прятали, а, напротив, вытащили из леса на видное место. Вот над этим стоит задуматься, согласна? – Он умолк, продолжая смотреть на Николь. Потом добавил: – Я так и знал, этот цвет тебе совсем не идет. – В голосе звучало разочарование.

Николь бросила на него быстрый взгляд и пошла к столу.

– А мне все равно, идет цвет или нет.

– А мне не все равно.

От того, как тихо он это произнес, она занервничала, потом села на скамейку. Гиллиам опустился рядом. Его нога тесно прижалась к ее ноге, и Николь сразу стало трудно дышать. Дева Мария, ужасно все время чувствовать себя маленькой и беспомощной рядом с ним. Без сомнения, он об этом догадывается, использует свою физическую мощь… Николь, не решаясь столкнуть мужа со скамьи, поерзала, пытаясь отодвинуться.

– Трусиха, – прошептал Гиллиам. Николь вздернула подбородок.

– Ты чересчур большой, занимаешь слишком много места, – ответила она тихо, чтобы не услышал Джос. – Я даже не могу взять в руку ложку.

Кухарка положила перед ней толстую вчерашнюю лепешку с вынутым из середины мякишем и налила туда похлебки. Николь взяла ложку и принялась есть.

– А можно и мне тоже? – спросил, стесняясь, Джослин.

– Джос! – удивленно воскликнул Гиллиам. – Ты хочешь есть! Я, тобой горжусь, мой мальчик.

– Да я, может, и не хочу, просто замерз. А еда кажется такой горячей, – проговорил мальчик, скрестив руки на груди и поджав губы.

Николь удивленно посмотрела на Джослина и снова увидела в нем свое собственное отражение. Как и она, Джос упрямо не желал изменяться, когда его об этом просили другие. Джос вовсе не собирался признаваться, что закончил поститься и больше не собирается стать служителем церкви. Всем своим видом, гордо поднятой головой и вздернутым подбородком, он давал понять, что не хочет слышать никаких насмешек из-за его решения.

Гиллиам намеревался что-то сказать – по выражению лица было ясно, что какую-то колкость, но Николь положила свою руку на его и слегка сжала. Он бросил на нее удивленный взгляд, но удержался и промолчал.

– Тогда ешь, – сказала Николь. – Если завтра не так сильно замерзнешь, сам решишь – есть тебе или нет. Уина, принеси Джосу поднос и такую же похлебку, пускай согреется.

– Да, миледи, – ответила женщина.

Джос с благодарностью посмотрел на свою госпожу и жадно принялся за еду.

– Молодец, – еле слышно сказал Гиллиам. – Как ты догадалась?

– Некоторые не выносят твоего юмора, – тоже шепотом ответила Николь. – А мы оба устали быть постоянной мишенью для твоих насмешек.

Гиллиам улыбнулся в ответ и принялся за еду. Новый господин Эшби съел шесть вареных яиц, три маленьких батона хлеба, четверть круга мягкого сыра, а чтобы все это запить, налил чашку подслащенной ячменной воды. Николь уже поела, а он снова взялся за яйца и хлеб.

Кухарка, проходя мимо нее с пустым горшком, сказала:

– Клянусь, миледи, у вашего мужа внутри настоящая яма, и он никак не может ее заполнить.

– Истинная правда, – ответила Николь по-английски, а потом сразу перешла на родной язык. – Гиллиам, я думаю, нам всем придется голодать зимой, чтобы накормить тебя.

Гиллиам только улыбнулся.

– Тебе надо больше верить в свои силы, моя дорогая жена. Так что ты будешь делать теперь, когда снова встала на ноги?

От приятного возбуждения она улыбнулась, задумчиво грызя ноготь большого пальца. Николь всегда так делала, когда хотела привести мысли в порядок.

Во время уборки урожая единственным отличием Николь от остальных женщин Эшби было лишь почтительное обращение “госпожа”. В остальном – никакой разницы. Она занималась забоем выбракованных животных из стада и из отары, солила мясо, делала колбасы, из винограда готовила вино, из яблок – сидр и уксус. Запасов надо было сделать много, чтобы семье и слугам хватило на долгую зиму.

– Я думаю начать с домашней фермы. Надо заглянуть в каждый коровник и в каждый сарай Когда я узнаю, что у нас есть, я пойму, что делать. Если останется время, схожу в деревню. Ах да, еще надо навестить Элис.

– Но перед тем, как идти, найди меня, – велел Гиллиам, сметая крошки со стола и скатывая в шарик, чтобы кинуть Ройе. – Если я не смогу пойти сам, то дам тебе сопровождающего.

– Сопровождающего? – засмеялась она. – Чтобы сходить в деревню? – Потом ее осенило: он собирается держать ее под охраной. – Милорд, я могу поговорить с тобой наедине? – ледяным тоном спросила она.

– Конечно, миледи. – На его лице появилось смущение. – И где ты предлагаешь?

– В дальнем углу, вон там, – указала Николь.

Скрестив руки на груди, Николь шествовала впереди, а Гиллиам медленно следовал за ней.

– После всех слов о нашем с тобой договоре ты собираешься следить за мной? Держать под охраной? – Николь старалась говорить тихо, чтобы он не смог обвинить ее в невежливом поведении. – Ты собираешься держать меня в моем собственном доме, как в тюрьме? – Она так сильно обиделась на Гиллиама, что даже отвернулась, не давая ему возможности заметить всю глубину обиды.

Он положил ей руку на плечо, но она сбросила ее.

– Не прикасайся ко мне, – сказала она довольно громко.

– Если не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, повернись ко мне лицом.

Она судорожно вздохнула, собираясь отказаться, но решила, что спорить и сопротивляться бессмысленно. Гиллиам наблюдал за ней, взгляд его был полон разочарования.

– Подумай-ка, Николь, почему я не хочу позволить тебе уехать из замка без сопровождающих?

– Потому что ты думаешь, что я попытаюсь убежать из Эшби, – резко ответила она.

– Убежать? Куда? – Он ласково коснулся ее руки, на этот раз она не протестовала. – Я вижу, как ты любишь это место. Я думаю, ты никогда отсюда не убежишь. Даже если тебе представится такая возможность. Можешь попробовать еще раз… Кстати, ведь не я позвал де Окслейда за тобой.

Николь удивленно приоткрыла рот, упрекая себя в откровенной глупости. Только жадность и желание получить Эшби влекло де Окслейда к ней. В следующее мгновение Николь отмахнулась от этих мыслей.

– Но на что сейчас может надеяться Хью? Для всего мира мы считаемся мужем и женой.

Гиллиам опустил глаза и скрестил на груди руки.

– Какое ему дело до нашей клятвы? Он знает, что у нас нет наследника. – Гиллиам быстро замолчал, не высказав того, что вертелось на языке. Внезапно его лицо просветлело. – О, я теперь понимаю, что это за воры. С их помощью наш сосед пытается развеять зимнюю скуку. Он хочет оставить тебя вдовой. Понимаешь? Он схватит тебя, запрет у себя и станет ждать, когда я приду тебя вызволять. Что будет дальше, я думаю, не стоит рассказывать. Теперь ясно, что де Окслейд намерен одним камнем убить сразу двух птиц!

– Что же я наделала! – воскликнула Николь.

Злобный и хитрый Хью, конечно, попытается завладеть тем, что она имеет. Она понимала это слишком хорошо. Из-за бессмысленной тупой решимости удержать в своих руках Эшби она открыла ворота и пустила волка в овчарню. Подогревая жадность Хью, она снова может стать причиной очередного разрушения ее владений.

– Но не стоит оплакивать меня раньше времени, жена, – толкнул ее локтем Гиллиам и засмеялся. – Я вовсе не собираюсь умирать. Я ищу способ, как свести на нет эту опасность, которую ты навлекла на нас.

– Какой я была дурочкой, – сердито пробормотала себе под нос Николь. Поглощенная своими мыслями и злостью, она забыла, что Гиллиам слушает ее.

– Да, но ты моя дурочка. И будь я проклят, если позволю кому-то отнять тебя у меня. – Снова его смех резанул ее, как удар ножом.

– Да перестань же надо мной смеяться! – ощетинилась она, схватив его за тунику и пнув по ноге. – Тебе мало, что я ненавижу себя за собственную глупость? Ты хочешь, чтобы мне стало еще хуже?

Она повернулась, собираясь уйти подальше от него и от его ужасного юмора, но больные ноги не позволили ей выполнить это намерение. Николь поскользнулась на половике и, если бы Гиллиам не подхватил ее, шлепнулась бы на спину.

Гиллиам поставил жену на ноги, потом привлек к себе и обнял, прежде чем она успела вздохнуть. Николь вся сжалась как пружина, готовая оттолкнуть его, но, как всегда, ее попытки оказались бесполезными. Он положил ее голову себе на плечо.

– Слушай, я не смеюсь над тобой, – сказал он тихо и ласково. – И не собираюсь.

– Отпусти, – простонала Николь, собираясь вынырнуть из его объятий. – Отпусти. Я не выношу этого. Ты меня высмеиваешь всякий раз, когда тебе вздумается.

Но злилась она сейчас не на Гиллиама, а на саму себя. Ей до смерти надоело собственное наглое упрямство.

Гиллиам не отпускал ее, и Николь чуть расслабилась. Признавая свое поражение, она склонила голову ему на плечо.

– Пожалуйста, Гиллиам. Отпусти меня. Я только что ясно поняла, что натворила. Это ужасно. Если я сейчас не займусь делом, я проплачу до тех пор, пока мои глаза не ослепнут. Обещаю, я найду тебя прежде, чем выйду за стены замка.

– Ну вот, теперь ты сама себя мучаешь, – тихо сказал он, коснулся губами ее лба и отпустил. Николь торопливо вышла из зала.

К концу дня Николь так утомилась, что на сожаления о прошлом не осталось никаких сил. Как и в прошлые вечера, она взялась за шитье. Через некоторое время она опустила квадратный кусок льна на колени и откинулась назад, вытянув ноги и потирая одеревеневшую шею.

Сегодня у нее не было никакой возможности отправиться в деревню. Требовали внимания ужасно запущенный коровник и переполненные ульи. Николь занималась ими до полудня, а потом пошла на ферму.

Она вспомнила про Томаса и усмехнулась. Нет, он не собирался никого обманывать, просто вел игру, в которую все простолюдины играют со своими хозяевами. Новый лорд Эшби еще не успел вникнуть во все мелочи, поэтому кое-что по хозяйству не делалось вовсе или делалось спустя рукава. К примеру, сбор урожая винограда. У дальней стены все еще висели на лозе четыре больших грозди, их с наслаждением клевали птицы. А ведь эль из этого винограда они с Гиллиамом и слугами могли бы пить зимой. Казалось, хорошо ухожен лишь огород. Может быть, потому, что вся кухня зависела от него и надо было кормить Гиллиама. Земля удобренная, мягкая, прекрасно обработанная. На праздник святого Эдмунда она посадит там фасоль и чеснок.

Были еще дела, которые должна сделать только она. Не восполнены запасы трав, в кладовке их осталось очень мало, слишком старые тоже нельзя использовать. Ничего не поделаешь, осень кончается, зима на носу. Теперь луговые и лесные травы можно собрать только следующим летом.

Николь снова подняла с коленей ткань и принялась за шитье. Если она сегодня подошьет края, то завтра уже не выйдет из дома с непокрытой головой. Вернулся Гиллиам. Встав за спиной у Николь, он положил ей руки на плечи.

Она потянулась было, чтобы сбросить его пальцы, но он принялся легонько массировать ей затылок, стараясь помочь мышцам расслабиться. Николь тихо замурлыкала, ей ужасно захотелось принять ласку, снимающую страшную усталость от работы.

– Ну как дела? – спросил он.

– Почти закончила. – Николь еще ниже наклонила голову, подставляя шею. Ощущение было необыкновенно приятным. Когда Гиллиам наконец убрал руку, Николь откинулась назад и уперлась затылком мужу в живот, глядя на него снизу вверх.

Он улыбался одними глазами.

– Джос заснул прямо за столом, когда помогал мне есть пирог с мясом. – Гиллиам имел в виду последнюю на сегодня, шестую трапезу. – Так что пора идти спать.

– Пока нет, – покачала головой Николь. – Я больше ни дня не могу ходить с непокрытой головой. Меня засмеют в деревне.

Во всем мире замужние женщины покрывают голову. Не важно, настоящий брак у Николь или нет: она не собирается быть посмешищем для крестьян.

– Как жаль, – тихо сказал Гиллиам, касаясь ее локонов. От прикосновения его пальцев у нее по спине побежали мурашки. – У тебя такие красивые волосы.

Она слишком устала, чтобы думать, почему эти спутанные космы на голове, которые не должны вызывать ничего, кроме отвращения, так ему нравятся. Он, кажется, решил, что если она молчит, то, значит, ему можно продолжать играть ее локонами. Словно щеткой он расчесывал их пальцами. Нежность, с которой его большая рука ласкала ее волосы, вызывала томление в груди Николь. Она схватила его за руку.

– Больше не надо, – тихо попросила, – ты прав.

Когда они встали, к ним подошла выбравшаяся из-под стола Ройя. Николь взяла лампу, потом погасила огонь в зале и прихватила ведро с чистой водой. Гиллиам поднял на руки своего спящего оруженосца. Все вместе они пересекли внутренний дворик и направились к себе в башню.

В комнате Гиллиам положил Джоса на тюфяк, и Николь принялась раздевать мальчика. Ройя терпелива ждала. Потом заняла свое место рядом с маленьким оруженосцем. Николь осмелилась осторожно прикоснуться к Ройе. Собака зажмурилась и махнула хвостом. Во сне Джос придвинулся к собаке ближе, а потом обхватил ее рукой за шею.

– Я тебе не рассказывал? Джос, оказывается, терпеть не может собак. – Гиллиам засмеялся, снимая рубашку и тунику.

– Да, он говорил, – кивнула Николь, опускаясь перед Гиллиамом на колени, чтобы помочь ему разуться. Потом она поднялась, ожидая, когда он разденется, чтобы, как полагается жене, развесить одежду мужа, а обувь поставить к двери. – Твой оруженосец довольно странный мальчишка.

– Но день ото дня ему становится все веселей, – сказал Гиллиам, забираясь под одеяло. – Ты завтра собираешься колоть свиней?

– Да, первым делом. А что? – Николь торопливо разделась и набросила свое платье на вещи Гиллиама. Потом нырнула в постель, дрожа от холода и торопливо натягивая одеяло до подбородка.

– Тогда не забудь прихватить для него пузырь, ладно?

Надутые свиные пузыри были привычной игрушкой каждого мальчика. Особенно в этом сезоне.

– Прекрасная мысль, – сказала она, задергивая полог вокруг кровати. – Ему понравится. – Она повернулась на бок и сразу провалилась в сон.