"Без права на пощаду (Школа обаяния)" - читать интересную книгу автора (Демилль Нельсон)Глава 35Хэллоуин встретил их холодным и морозным рассветом. Холлис вылез из постели и прошел в ванную. Вода казалась едва теплой, значит, газовая колонка опять барахлила. Лиза проснулась и, накинув на ночную рубашку халат, пошла разжигать камин и готовить кофе. Холлис побрился, принял душ и надел спортивный костюм. Они взяли кружки кофе в гостиную и уселись возле камина. – Завтра твоя очередь готовить кофе и разжигать камин, – сказала Лиза. – Я знаю. – Ты хорошо спал? – По-моему, да. – Ничего, что мы спали вместе и не занимались любовью? – Нет. Правда, у тебя были очень холодные ноги. – Я тут подумала, что как бы ни было примитивно это жилище, это дворец по сравнению с избой генерала Остина. У нас есть электрокофеварка, тостер, электроплитка, холодильник, туалет внутри, горячая вода... – Ты, наверное, хотела сказать – теплая. – Опять? – Я разберусь с ней попозже. – Хорошо, когда в доме есть мужчина. – Для ремонтных работ. – Мне очень жаль, что так получается с сексом... – Мне тоже. Но честно говоря, у меня тоже нет настроения заниматься любовью. По-моему, это место подавляет мое либидо. Она обеспокоенно посмотрела на него. – Ты серьезно? – Да. Я больше не чувствую, что мне это нравится. – Ты уверен? – спросила она, ставя кружку на стол. – Совершенно. Лиза задумалась. – Ну... они не в состоянии сотворить подобное с нами. – Верно. – Нет, неверно. – Она положила руку ему на плечо. – Почему бы нам не пойти... не вернуться в постель? – Не уверен, что у меня все получится, как надо. – Ты будешь великолепен, Сэм, поверь. – Что ж... хорошо. – Он встал, и они вернулись в спальню. Холлис взглянул на икону, которая теперь висела над двуспальной кроватью. – Разве это подходящее место для религиозной живописи? – спросил он. – Ода. – Ну, если ты так утверждаешь... – Он взглянул на кровать. Они оба в нерешительности стояли возле нее, чувствуя себя неловко, как будто это происходило с ними впервые. Лиза скинула халат и ночную рубашку. Яркие оранжевые блики от решетки обогревателя играли на ее белой коже. Холлис разделся, и они обнялись. Он целовал ее губы, грудь, встав на колени, кончиком языка лаская ее живот, опускаясь все ниже и ниже... – О... Боже... – Она тоже опустилась на колени рядом с ним, и они начали нежно ласкать друг друга. – Ты в полном порядке, Сэм, – простонала Лиза. – Ты обманным путем выманил меня из одежды! – Не я. Он взял ее на руки и положил на постель. Она привлекла его к себе и обняла изо всех сил. – Сэм... – шептала она... – Какая же я была дура... вот что мне было нужно, а я... мне была нужна твоя любовь! – Это все, что нам здесь осталось, Лиза. – Сэм, я хочу жить! Нам надо побольше бывать вместе... слишком быстро все кончается... – Да, это случится очень быстро. Я люблю тебя, Лиза. Помни это. Они двигались медленно, не спеша, как люди, знающие, что в их распоряжении много часов, но не так уж много дней. Так солдат, получивший отпуск с войны, измеряет время минутами, и каждую такую минуту хочет прожить так, чтобы запомнить и сохранить в своей памяти. Они долго ласкали друг друга и оба достигли вершины блаженства. Потом они оба лежали, слушая тишину. – Это наша победа, – прошептала она, прижимаясь к нему. Они совершали пробежку трусцой по главной дороге, приветливо улыбаясь пробегавшим мимо обитателям лагеря. – Какая тут дружественная обстановка, – заметила Лиза, переводя дыхание. – Прямо как субботним утром в Си Клифф. Но где же женщины? – Думаю, что русские женщины не бегают, – ответил Сэм. – Верно. Я ни разу не встречала в Москве женщин, бегающих по утрам. Они свернули с дороги и несколько сотен метров решили пройти пешком. – Куда мы направляемся? – спросила Лиза. – Хочу заглянуть к Бурову домой. – Иди туда без меня. Я не пойду домой к этому человеку. – Он просил нас к нему заглянуть. – Меня это совершенно не волнует. Ты что, не понимаешь? Тогда постарайся, пожалуйста, поставить себя на мое место. Ты хочешь, чтобы он на меня пялился? Он и так торчал тогда в камере, когда меня обыскивали. – Я понимаю тебя, – кивнул Холлис. – Я скажу ему, что ты неважно себя чувствуешь. – Зачем тебе вообще понадобилось туда идти? – Это моя работа. Я все должен увидеть. – Но зачем? – Точно не знаю, но не хочу оказаться неподготовленным, что бы здесь ни произошло. – Ладно, – согласилась Лиза. – Иду с тобой. Я тоже не хочу оставаться неподготовленной. Они остановились у железной ограды, окружавшей дом Бурова. К ним тут же подошли двое пограничников. – Убирайтесь! – приказал один из них. – Вон! – У нас назначена встреча с полковником Буровым, – по-русски сказал Сэм. – Я – полковник Холлис. – Вы новые американцы, прибывшие сюда? – Совершенно верно. Охранник смерил его свирепым взглядом, повернулся и подошел к караулке, откуда позвонил по телефону. Затем он сделал Холлису с Лизой знак, и они прошли через ворота, Сэм старался внимательно все рассмотреть. К караульному помещению примыкала огромная псарня из проволочной сетки, за которой, грозно рыча, носились немецкие овчарки. Дача Бурова представляла собой двухэтажный деревянный коттедж. Рядом с домом под навесом стоял «понтиак Транс Ам». Холлис подошел к двери и постучал. Дверь отворил пограничник и пропустил их внутрь. Они вошли в просторную прихожую, где стоял стол для дежурного. Охранник повел их через большую красивую гостиную в кабинет Бурова. – Доброе утро, – поздоровался он. Холлис, не обращая внимания на приветствие, осматривался вокруг. Мебель советского производства 30-х годов – массивная, полированная. На стенах – огромные картины с изображением счастливой советской действительности. – Не хватает только портрета Сталина, – заметил Холлис. – Вы ведь сталинист, Буров? – Мы не употребляем этого выражения, – сказал он. – Но, безусловно, меня восхищал этот человек и его методы. Садитесь, пожалуйста. – Буров указал им на кресла у русской печи, выложенной фарфоровыми изразцами, сделал знак охраннику, тот вышел. – Если бы мне пришлось оценивать ваш вкус, полковник, то я сказала бы, что он у вас есть, – проговорила Лиза. Буров недоверчиво улыбнулся. Лиза рассматривала картину, изображавшую колхозников, убирающих пшеницу: красивые и сильные мужчины и женщины со счастливыми улыбающимися лицами. – Я ничего подобного ни разу не встречала в сельской местности и подозреваю, что художник тоже, – заметила Лиза. – Это то, что мы называем идеалом, – произнес Буров, усаживаясь напротив них на диван, отделанный в тон креслам. – Ну, как поживаете? – Мы находимся в тюрьме, – ответил Холлис. – Так как, вы думаете, мы можем поживать? – Вы не в тюрьме, – резко возразил Буров. – Все-таки скажите, что вы думаете о нашей школе? – Я поражен, – ответил Холлис. Буров кивнул с таким видом, словно ожидал подобного ответа. – Сначала о деле. Вы избили Сонни Эймза. – Почему бы в первую очередь не обсудить то, как вы, Вадим и Виктор избили мисс Родз и меня? – Это было не избиением, а официальным делом, и так как это произошло до вашего вхождения в мир нашей школы, то не подлежит обсуждению. За что вы ударили Сонни? Потому что он оскорбил мисс Родз? – Нет, это входило в мои служебные обязанности. – Здесь правила диктую я, полковник Холлис. И я очень суров во всем, что касается правил и приказов. И очень справедлив. За драки и подобные провинности мы сажаем курсантов в карцер. Заключение в карцере грозит им и за приставание к женщинам, воровство и прочие штучки. Однажды я расстрелял одного курсанта за изнасилование. Чтобы здесь шла нормальная работа, необходимо установить закон и порядок. Тут вам не Америка. Если вы решили остаться, то я проведу тщательное расследование этого инцидента и выясню, кто из вас виновен. – Лэндисы тут ни при чем, – вмешалась Лиза. – Из-за нас они попали в сложную ситуацию. Все это касается только меня и Сонни. Этот тип – свинья! – Вот как? – ухмыльнулся Буров. – Он был таким милым мальчиком до того, как насмотрелся американских фильмов. Лиза встала. – Всего хорошего, – сказала она. Буров знаком приказал ей сесть. – Нет, будьте любезны, сядьте. Хватит болтовни. Я должен кое-что обсудить с вами. Лиза неохотно вернулась на место. – Я создал здесь лучшую шпионскую школу во всем мире, Холлис. И вы должны знать, что мной руководило. Первое: моя глубокая, неизменная ненависть к Западу. По иронии судьбы с тех пор, как я начал работать с сотнями американцев, возросла моя ненависть к их культуре, их похабным книжонкам и журнальчикам, к их бессмысленным фильмам, к их самолюбивым, эгоистичным людишкам, полному отсутствию чувства истории, к их безудержному потреблению всяких бесполезных товаров, их сервису, и превыше всего – к их откровенно слепой уверенности в том, что им всегда удастся выйти сухими из воды. – Да, это перекрывает все остальное, – улыбнулся Холлис. – Но, разумеется, вы научились всему этому не от ваших заключенных? – Инструкторов, – сухо поправил Буров. – Нет, западную мерзость я изучил по тому, с чем мне самому пришлось сталкиваться. Эти летчики, возможно, являются лучшими представителями вашего инфантильного общества. Мои же курсанты, приехав в Америку, будут трудиться усерднее, лучше, компетентнее и станут более законопослушными гражданами, чем коренные жители. – Наверное, они и налоги платить собираются, не так ли? – съязвил Холлис. – А второе мое побуждение чисто интеллектуального характера. Меня увлекает сама возможность превращения русских в американцев. Не думаю, что когда-либо делалось нечто подобное в таком масштабе. И еще принесет свои плоды в будущем. Вы согласны? – Боюсь, что да. – Разумеется. Планируется открытие и других подобных школ. – А где вы раздобудете инструкторов? – Похитим их так же, как вас и тех американских женщин. Возможно, в районе Бермудского треугольника, – усмехнулся он. – Как вас может это смешить? – с удивлением спросила Лиза. – Какая жестокость! – Это война, – коротко отрезал Буров. – За десять лет мы создадим школы по образцу каждой крупной белой нации в мире. Во все нации Европы, Южной Америки, Канады, Южной Африки, Австралии, Новой Зеландии – в любую страну, где русский сможет сойти за местного уроженца, в каждую из этих национальных структур мы внедрим русских. К концу этого столетия мы заселим земной шар мужчинами и женщинами, вылитыми немцами, французами, англичанами, да кем угодно, только работать все они будут на нас. Ну, что вы думаете об этом? – обратился он к Холлису. – Весьма амбициозное стремление для государства, которое семьдесят лет создавало Нового Советского Человека, да так и не смогло. В комнату вошла пожилая русская женщина с подносом, на котором стояли чайник и чашки. Она поставила поднос на стол и вышла. – Наливайте себе, не стесняйтесь, – предложил Буров. – Если эта женщина заключенная, то я даже не притронусь к тому, что было приготовлено рабыней, – проговорила Лиза. – Ай-яй-яй, какая же вы, однако, щепетильная! На самом деле эта женщина – моя дорогая матушка. – Он налил всем чаю. – Да, представьте себе, у меня есть мать. И жена тоже, и милая малышка Наталия. Я все думаю, мисс Родз, а не захотите ли вы работать здесь, в этом доме? Научите английскому мою Наташу. Ей сейчас десять лет. Может быть, смогли бы стать кем-то вроде гувернантки. – Вы, наверно, шутите, полковник Буров. – Ничуть. Хотите я вас с ней познакомлю? – Нет. – Вы всех нас находите такими отталкивающими? – У меня очень много русских друзей. Однако вас нет среди них. – Посмотрим, – пожал плечами Буров. – Как говорится, время лечит. – Это была единственная причина, по которой вы пригласили нас сюда? – спросил Холлис. – Нет, я должен вам сообщить кое-что. Начальство в Москве не согласилось предоставить вам неделю на размышление. Так что вам придется сообщить мне о своем решении прямо сейчас. – Мой ответ – нет, – сказал Холлис и поднялся с кресла. Буров с сомнением посмотрел на него: – Значит, вы не будете работать на нас? – Вы слышали мой ответ. – В таком случае вас еще раз допросят, а затем расстреляют. – Поэтому я ничего не потеряю, если убью вас прямо сейчас. Буров поставил чашку и на шаг отступил от Холлиса. Сэм шагнул к Бурову. Лиза тоже встала. – Вы что, вооружены? – Чтобы убыть вас, мне не понадобится оружия, – ответил Холлис. – Неужели? Вы считаете себя настолько сильным? Я тоже не слабак. – Вот и прекрасно. Мне будет только интереснее. – С этими словами Холлис еще ближе подошел к Бурову. – Оставайтесь на месте! – рявкнул тот. – Сэм, ну, пожалуйста, – заговорила Лиза и повернулась к Бурову. – Я буду на вас работать. – Она обратилась к Холлису. – Прошу тебя, Сэм... Мы все обсудим. Это не стоит наших жизней. Скажи ему «да». Пожалуйста. – Она схватила его за руку. – Ну, какая разница, если на двух инструкторов будет больше? – Она снова повернулась к Бурову. – Он согласится. Только дайте мне немного времени. Буров, казалось, размышлял. – У меня приказ получить от вас ответ сегодня. Если в шесть часов вечера вы не скажете «да», вас тотчас же отправят в камеры. Вам ясно? Лиза кивнула. Буров продолжал: – У меня сегодня с утра превосходное настроение, и скажу вам почему. Майор Додсон схвачен. Он не дошел до западной стены вашего посольства двухсот метров. Так на чьей стороне судьба? Холлис промолчал и повернулся, собираясь уйти. – Да, теперь вы можете идти, – сказал Буров. – В шесть часов вечера доложите мне о своем решении в моем офисе. – Он указал на выход. Холлис и Лиза вышли в холл, охранник открыл им дверь и проводил до ворот. – Тебе хотелось выиграть время, верно? – спросила Лиза. Холлис кивнул и сказал: – Но ты не должна была этого делать. – Я сделала это ради тебя, Сэм. Я поняла, что на сей раз твое эго пошло наперекор здравому смыслу. Никогда не думала, что ты можешь настолько потерять контроль над собой. – Когда я пришел к нему, со мной все было о'кей, – ответил Холлис. – Но... вот я начал думать о нем... – О нем и обо мне? Не надо было мне ничего тебе говорить. Холлис промолчал. – И еще тебя вывели из себя его слова об Америке. – Больше всего. Спасибо, что хоть ты сохранила хладнокровие в такой ситуации. Тебе ведь это тоже было нелегко. – Ты мой должник. – Верно. И еще я не забыл про ужин в ресторане. – Они схватили Додсона. – Для Додсона это дерьмово, – кивнул Холлис. – Но, может быть, теперь прекратят давить на Бурова, требуя ликвидировать лагерь. – Если тебя интересует, останется ли школа здесь, значит, у тебя есть надежда, что кто-то придет за нами. – Неплохо. Ты начинаешь размышлять как офицер разведки. Если начнется операция по нашему спасению, то полагаю, лучше будет, если мы останемся здесь, а не где-нибудь еще. И не дави на меня, Лиза. Иногда я даже размышляю вслух, поскольку мне не с кем обсудить все это. Сейчас дай мне подумать. Айлеви, разумеется, знал, что их с Лизой похитили, и, в сущности, он предвидел это похищение. Вот почему Сэз пытался уговорить Лизу отказаться от полета. И не просто так он расспрашивал Холлиса о характеристиках советского вертолета МИ-28. Он уже тогда планировал провести эту операцию. Но затем в Шереметьеве Айлеви упомянул об обмене, теперь, когда появилась возможность наложить лапу на большинство из трех тысяч выпускников «школы обаяния» в Штатах. Вообще-то Сэз никогда не лгал своим коллегам; просто он давал десять верных ответов на один и тот же вопрос. Холлис пытался просчитать ход мыслей Айлеви. В этом не было ничего невозможного, поскольку они оба занимались одним и тем же делом. Холлис был уверен в том, что Айлеви не только знал об их похищении, но и догадывался, что их доставят в «школу обаяния». Айлеви не хотел бы, чтобы Лиза долго пробыла в руках Бурова, ведь он все еще любил ее. Его размышления прервала Лиза: – Думаю, мы недооцениваем ум Бурова, – сказала она. – Да. Меня поразила его маленькая речь, – согласился Холлис и добавил: – Он во власти навязчивой идеи. Проще говоря, маньяк. – А чем ты собираешься заниматься до шести часов вечера? – Думать. Изучать. Ты готова к долгому дню? – Конечно. Мне нравится наблюдать за твоей работой. Ты меня интригуешь. Он взял ее под руку, и они зашагали по дороге мимо торгового центра, здания штаба, пока не пришли к дому ветеранов иностранных войн. Холлис и Лиза поднялись на крыльцо и вошли в дом. В комнате отдыха было многолюдно. Они увидели Пула с тремя курсантами за карточным столом. – О, привет, полковник, – поздоровался Пул, поднимая глаза от карт. – Доброе утро, мисс Родз. Не хотите присоединиться и сыграть в покер? – Нет, спасибо. Кто-то сказал мне, что вы состоите в комиссии по заготовке дров. – О, разумеется. Я подойду к вам через секунду. Дайте мне закончить кон. Холлис и Лиза сели за ближайший столик. Мужчины разыграли кон, и один из курсантов выложил комбинацию из тузов и шестерок. Пул обратился к игрокам. – Это называется «комбинацией мертвеца». – Почему? – спросил один из игроков. – Такую комбинацию набрал Дикий Билл Хикок, когда кто-то выстрелил ему в спину в Дэдвуде. Это городок где-то на Западе Америки. Не помню название штата. Но это несчастливая комбинация, даже если ты выигрываешь с ней. Тузы на шестерках. Когда у кого-то в покере набирается эта комбинация, вы говорите «комбинация мертвеца». – С этими словами Пул встал из-за стола. – Вернусь чуть позже. Не соприте мои денежки. Молодые люди заулыбались. Пул вместе с Лизой и Холлисом вышли на улицу. – Вообще-то «комбинация мертвеца» состоит из тузов и восьмерок, – заметил Холлис. – Правда? Как глупо с моей стороны! – Пул усмехнулся и сказал шепотом: – По крайней мере раз в день я должен кого-нибудь из них надуть, иначе скверно себя чувствую. – Вас когда-нибудь ловили на этом? – спросила Лиза. – Разумеется. Примерно с дюжину раз. После чего Лена – это моя жена – на неделю попадала в каталажку. А ей все равно. Она гордится мною всякий раз, когда ее уводят в карцер. Прежде чем угодить сюда, она провела четыре года на лесоповале. По сравнению с тем, где она побывала, здешние камеры напоминают комнаты отдыха. В карцере ей не приходится стирать или застилать постель, поскольку там постелей просто нет. Когда она возвращается домой, я готовлю ей отменный обед. – Но если им взбредет в голову учинить с ней что-нибудь похуже, как, собственно, и с вами? – Могут. Однако не решаются. Я уже объяснял вам, теперь они чаще используют пряник, чем кнут. Но в один прекрасный день они снова вернутся к суровым мерам. Почему-то у меня такое чувство, что это не за горами. – И вы по-прежнему будете нести всякий вздор о жизни Америки? – Конечно. Видите ли, мисс Родз, вам это может показаться не очень серьезным – я имею в виду такую мелкую ложь, например, как с тузами и шестерками. Но я не забываю правдивую историю, которую как-то прочел об одном английском летчике, заключенном вместе с другими летчиками в немецком замке во время второй мировой войны. Он находился там несколько лет, конечно, не пятнадцать или двадцать, как мы. Мысль о том, что он не может причинить вред своим врагам, очень угнетала его. Тогда он решил вырезать куски из прогнивших балок замка и вставлять их в крепкие балки здания, зная, что через пятьдесят или сто лет гнить будет уже весь замок. Вы можете понять подобную психологию? – Да, – ответил Холлис. – Я слышал подобные истории. Пул обнял их за плечи и, понизив голос, сказал: – Ну вот, примерно то же самое мы испытываем здесь. Только у нас современный вариант перекладин замка. Иногда я думаю об этих учебных курсах и сравниваю их с кремниевыми кристаллами. Предполагается, что мы собираем на этих кристаллах правильную микросхему, чтобы затем они смогли вставить ее в большой компьютер мозга русских курсантов. Но мы наносим на них еле заметные царапинки. Крошечные дефекты, которое минуют контроль качества. Потом русские отправляются на Запад вместе с этими малюсенькими недостатками, и возможно, большую часть времени их компьютер работает слаженно и без перебоев, или перебои начинаются не в критический момент. Но однажды, в нужное время, например, когда он будет лететь на полном ходу на высоте 26 000 футов и попытается провести какой-нибудь маневр, вот тут-то подпорченный кристаллик и треснет. И тогда это крохотное повреждение в нужном месте и в нужное время станет роковым. Это может случиться именно тогда, когда один из этих олухов сядет играть в карты с каким-нибудь парнем из ЦРУ. Понимаете? – Конечно. – Мы стараемся. – Знаю. – Кстати, вы курите кубинские сигары? – Нет. – А сейчас закурите. – Пул вытащил из кармана тренировочного костюма две алюминиевые трубочки и протянул одну из них Холлису, который тут же сунул ее себе в карман. – Тут списки всех американцев, которые побывали здесь в прошлом и находятся сейчас. В них даты прибытия в лагерь, а также даты смерти. Если вам удастся передать списки в посольство, это будет взрывом бомбы, полковник! – Знаю. – Но, может быть, посольству не нужен подобный взрыв? – Возможно. А может быть, они сделают то, что обязаны сделать. – Правда? Так, значит, у вас есть какая-то надежда... ладно, не стану снова расспрашивать. – И Пул переменил тему разговора: – Как вы провели утро? – Я уверен, что вам известно о нашей встрече с Буровым. А что, это в порядке вещей, когда он приглашает к себе домой? – Частенько. Это как приглашение к директору школы на рюмку шерри. Но наш комитет год назад запретил это. Мы ходим к нему только тогда, когда получаем непосредственный приказ отчитаться за работу. И никогда не пьем с ним, даже стакан воды. Полагаю, это оскорбило его, но теперь он ничего нам не предлагает и не требует запросто захаживать к нему домой. – Правильно. – Вы можете рассказать мне, что он от вас хотел? – Ну, в основном ему хотелось нас расстрелять. Но он бы довольствовался и нашей работой здесь. – Если бы у вас была уверенность, что он просто расстреляет вас, то я бы посоветовал вам предложить ему сменить работу. Но он будет вас допрашивать, а это не слишком приятно. – Знаю, – ответил Холлис. – Но у нас есть выбор: или мы принимаем его предложение работать, или подвергаемся весьма неприятному допросу с применением наркотиков и детектора лжи. И в обоих случаях он собирается выудить у нас такие вещи, которые я предпочел бы не разглашать. Пул посмотрел на Холлиса, затем на Лизу и спросил ее: – А вы тоже из разведки? – Да. Но только совсем недавно. Раньше я писала пресс-релизы. – Я должен дать ему ответ в шесть часов, – продолжил Холлис. – Мы скажем ему «да», но я постараюсь потом выиграть время, прежде чем предстать перед детектором лжи. – Зачем вам выигрывать время? – пристально посмотрев на Холлиса, спросил Пул. Вот отличный вопрос, подумал Холлис. Как бы он хотел ответить Пулу: «Пора заставить людей в Вашингтоне пошевелиться». Сэм знал, что Айлеви представит президенту весьма убедительные доказательства того, что Лизу Родз и его, Холлиса, похитили и они не разбились при аварии вертолета, а содержатся в «школе обаяния». Также Айлеви заявит в Совете национальной безопасности, что в голове Холлиса хранится гораздо больше информации, чем бы им хотелось передать русским. Айлеви станет умасливать, упрашивать и угрожать. Сэз способен даже притащить в Белый дом генерала Сурикова и предъявить леденящий душу микрофильм с именами трех тысяч советских агентов. Этим микрофильмом он просто оглушит президента и его советников. И в конечном счете даже в Вашингтоне поймут, что необходимо что-то предпринять, и черт с ней, с этой разрядкой напряженности. – Так для чего надо выиграть время? – повторил Пул. Холлис не ответил на поставленный вопрос, он лишь сообщил Пулу: – Буров утверждает, что они схватили Додсона. – Джек... схвачен? – Так говорит Буров. Пул, похоже, был ошарашен, но все-таки сумел взять себя в руки. – Теперь начнется кровавая бойня, – сказал он. – Сегодня вечером я буду говорить с Буровым. Посмотрим, что можно сделать. – Ничего у вас не получится. – Однако я сделаю все возможное. – Хорошо... черт, сегодня вечером эта идиотская вечеринка в честь Хэллоуина. Начинается в семь. Мы все должны присутствовать на ней вместе с женами. – Вот там и поговорим, коммандер, – сказал Холлис. – Как вы считаете, сейчас не слишком рано для выпивки? – Вообще-то рановато. Но сегодня я сделаю исключение. – Желаю здравствовать. Пул ушел с таким видом, словно пребывал в полном трансе. |
||
|