"Ок-но" - читать интересную книгу автора (Дегтярев Максим)10. Возвращение на Фаон«Приехали», – сказал автопилот, подвесив флаер-такси в четырехстах метрах от земли и десяти метрах от крыши термитника – гигантского многоквартирного дома, где я снимаю двухкомнатный блок с окнами на озеро, расположившееся в самом центре Фаон-Полиса. Допуск на стоянку на крыше включался нажатием кнопки на брелке с ключами от служебного «Мак-Ларена». Ключи «Мак-Ларена» я гордо бросил на стол Шефу, отправляясь (как я полагал) в бессрочный отпуск. Не установили ли в мое отсутствие тут зенитную пушку, задумался я. Была такая идея у одного из жильцов, чье парковочное место регулярно занимал какой-то неопознанный флаер. «Ни за что», – ответил автопилот на мои понукания. Сдавшись, я велел парковаться внизу. Для того, чтобы подняться на сто тридцатый этаж на лифте, пульт с ключами от «Мак-Ларена» не потребовался. Ага, она вернулась, подумал я, когда еще из прихожей заметил желтую салфетку на кухонном столе. Татьяна любит писать записки на салфетках. С разочарованием обнаружил, что это моя собственная записка, подтверждающая раздел имущества. Я и забыл, что писал ее. Имущество, взятое с собой, было тут же водворено на место, записка – порвана в клочья. Домашний видеофон заголосил полицейской сиреной – несомненно, предотъездная шутка Татьяны, любившей запланированные неожиданности. Вместо инспектора из авианадзора на экране возникла Яна. – Как отпуск? – спросила Яна, радостная до невозможности. – Отлично! – ответил я и по неосторожности слишком близко наклонился к видеофону. Штукатурка для синяков, которую мне намазал гэпэшный фельдшер, облетела при посадочных перегрузках, а намазанная им же заживляющая мазь оказалась дешевой подделкой и ни черта не действовала. – Откуда синяк? – Радости как ни бывало. Синяк вступал в противоречие с моим предыдущим ответом. – Помнишь, как мы с Шефом поцапались перед отпуском? (Осторожный кивок). Синяк еще с тех пор. На Янино личико вернулась радость. Хорошо, думала она, когда и деньги и синяки остаются в семье. – Прилетай, – сказала она, – в три часа Ларсон будет читать лекцию на тему "Ростки алеф-измерения или куда делись шефовы пилюли от насморка ". – Есть вариант, что виновато алеф-измерение? – В этом заключена главная интрига. Прилетай. – Хотел выспаться до завтра… – Вот на лекции и выспишься. Стерев Яну, экран превратился в серое зеркало. Я посмотрелся: синяк, хоть и не синий, но вполне различимый. После душа я перемерил все темные очки, что сумел найти в доме. Синяк под глазом смогла скрыть только плавательная маска. Если прийти в Редакцию в маске, то скажут, что я опасаюсь разделить судьбу Нимеша, хлебнувшего с Виттенгером и воды и горя. Но услышать, что «Ильинский опять пропускает с правой», мне тоже не хотелось. В Татьяниных вещах (салфетка не была ею завизирована, следовательно, все имущество снова общее) я нашел какой-то тональный крем. В искусственном свете он показался мне бледно-телесным. Охранник на проходной ничего не сказал, потому что освещение на проходной было искусственным. – Ой, Федр, привет, а мы так ждали, так ждали… – завосклицала Яна, как бы подавая пример стоявшему позади нее Шефу. Шеф сморщил щеки. Впрочем, он всегда так улыбается. – С возвращением в нашу… эээ… обитель, – сказал Шеф, не двигаясь с места. – Мы их накажем, – добавил он, указывая на замазанный синяк. – Кровью смоют, – пригрозил я. Яна взяла меня за руку, подвела к окну и попросила наклониться. Я наклонился и подул на отросший ежик, не так давно пришедший на смену более светлому хвостику с ленточкой. – Перестань, щекотно… – Отстранившись, она принялась осматривать синяки. – Постой здесь, я другой принесу, – сказала она и на две минуты исчезла. Вернулась с бежевой баночкой. На этикетке красотка целлулоидной красоты томно улыбалась и тянула толстые губы. – Ты этим пользуешься?! – Я удивился полному несходству Яны и смуглянки с банки. – Из вещьдоков осталось. Помнишь процесс Липски против Липски? – Адюльтер с отягчающими? – Ага… стой, лепрозорец, не дергайся… – Холодный! – В холодильнике хранили. Но все же лучше, чем крем для обуви… – Да, но благоухал-то он что твой ланком! – Для итальянской обуви. Там же наверняка было написано, или ты по-итальянски не читаешь? – Уно моменто, секонда пентата и это… терца с перцем. – Не крутись, полиглот… Закончив мазать, Яна предложила посмотреться в зеркальце из косметички. – Нормально. Буду всем говорить, что это тень от носа. У тебя нежные пальцы, а у меня еще два синяка, вот здесь и здесь… – я показал на бедро и ниже. – Пинки под зад лечит Ларсон. На твоем месте, я бы постеснялась демонстрировать столь унизительные для мужчины повреждения. – Там был один карлик, он подкрался сзади. – Ну так тем более – к Ларсону. Иди, поздоровайся с ним, он тебя больше всех ждал, – и она потащила меня в лабораторию. Ларсон стоял позади полутораметрового стеллажа с аппаратурой, спиной к нам. – Привет, Хью, как дела! – А, приехал, наконец! – Его плечи сделали пол оборота, лохматый затылок, между тем, остался на месте. – Хью, повернись лицом, это же Федр! Ты что, не хочешь с ним разговаривать? Яна следила за моей реакцией. – Хью, шея не болит? – спросил я. Ларсон, похоже, сам был в недоумении. Он крутился на одном месте, но голова оставалась повернутой к нам своею лохматой частью. Наконец, громко чертыхнувшись, он схватил себя за волосы и рывком снял голову. На ее месте, как я и ожидал, оказалась запасная и в то же время основная голова. – Никак не удается настроить, – пожаловался он. – Кроме затылка, ни черта не показывает. Яна посмотрела на меня с удивлением: – Так ты знал?! – Брось Яна, на Терминале Хармаса все такие носят. Нечему тут удивляться. – Хью, почему ты не предупредил меня, что рассказал Федру про паутинку? – Яна была полна негодования. – Шеф приказал. Сообразно обстоятельствам Ларсон ссылается то на Шефа, то на жену, к которой даже сам Шеф питает уважение. Мы разбрелись по кабинетам и сидели там до трех часов. В три часа собрались у Шефа. Ларсон, подбоченившись, стоял у экрана, занимавшего всю торцовую стену кабинета. На экране ожидалось появление голограмм, иллюстрирующих действие ростков алеф-измерения. – Вот он! – неожиданно возопил Ларсон, простирая руки к экрану. – Вот он! На экране выпукло светилась трубка толщиною с мою ногу. Трубка утыкалась в слегка изогнутую поверхность. Объемность трубки и двумерность поверхности были дополнительно подчеркнуты изолиниями. Я подумал, что по крайней мере трубка должна тот час исчезнуть, иначе зачем орать «вот он!». Но трубка не исчезала, более того, по направлению к ней по поверхности кто-то полз. Это был гигантский жук-рогоносец, но двумерный. Загребая всеми шестью, он целенаправленно двигался к месту стыковки трубки и поверхности. Место стыковки светилось кроваво-алым кругом, не суля плоскому жуку-дальтонику ничего хорошего. – Сейчас-сейчас… – со злорадством комментировал (назовем это так) Ларсон. Лучом-указкой он подталкивал жука навстречу гибельной ловушке. Затем удивленно пробормотал: – А где же?… – Ларсону чего-то не хватало на голограмме. – Стой, жук, а то провалишься в четвертое измерение, – попыталась испортить эксперимент Яна, но жук оказался вдобавок и глухим. Когда он достиг центра алого круга, круг запульсировал. Изолинии тотчас опутали жука от рогов до надкрыльев и унесли туда, куда предсказывала Яна. – Надеюсь, вам понятно, что все измерения уменьшены на единицу? – Ларсон обвел взглядом аудиторию, состоявшую всего из трех человек. – В жизни жук и поверхность трехмерные, а трубка – четырехмерная. Я прибег к классическому примеру с жуком на плоскости, но могу привести и менее классический пример. Представьте, лежит на асфальте опавший лист, – и Ларсон со хлопком положил ладонь на шефов стол. – Вот он лежит, сухой, плоский и недвижный на плоском асфальте. Подул ветер… – Ларсон подул на ладонь, ладонь поехала к краю стола, – ветер повлек лист по асфальту, но тут, представьте себе, открытый канализационный люк, то есть, грубо говоря, дыра в асфальте, ведущая в трехмерную канализационную шахту. Лист доползает до шахты и срывается в нее, практически безвозвратно. – Уничтожив на словах опавший лист, Ларсон, однако, поднял целую и невредимую ладонь обратно на стол. – Стоило ли жука мучить, – проворчала Яна. – Сразу бы показывал на листе. В жизни, ни один жук в такую… – Кишку, – подсказал я. – … не полезет. – с моей помощью, довершила она свою мысль. Ларсон возразил: – Ростки возникают спонтанно, существуют доли секунды, и жук не успеет и глазом моргнуть, как окажется… Я открыл рот чтобы снова подсказать, но Ларсон успел договорить: – …неизвестно где. Тут все (кроме стоявшего спиной к экрану Ларсона) заметили, что по голографической поверхности ползет какое-то спиралевидное чудовище. По размерам оно не шло ни в какое сравнение с красным кругом. – Не пролезет, – авторитетно заявила Яна и обвела нас взглядом, как бы приглашая к спору. – Ты о чем? – спросил Ларсон и оглянулся. – А, наконец-то появилась! Узнаете? – Спрут, попавший в водоворот, – предположила Яна. – Нет, это наша галактика! Вообще-то, жук должен был появиться вместе с ней. Заметьте, галактика движется относительно ростка алеф-измерения. Мы действительно заметили, что галактика проехалась по дыре в алеф-измерение как ни в чем ни бывало. Ларсон продолжал: – Алеф-измерение имеет внегалактическую, более того вневселенскую природу. Поэтому оно не участвует в движении каких бы то ни было тел во Вселенной. Ученые пока не могут сказать, каким образом на алеф-измерение влияет расширение Вселенной. – Хью скажи, ты это все сам придумал? – кивнул Шеф в сторону бледневшей на глазах голограммы. Ларсон насупился. – За основу была взята схема, опубликованная Нибелинмусом и соавторами в «Современных проблемах космологии». Затем схема была модернизирована в соответствии с последними… эээ… известными аудитории событиями. – В чем заключалась модернизация? – настаивал Шеф. – Британцы не экспериментируют на животных, – подсказала Яна. – Нибелинмус и его коллеги, – продолжил Ларсон, посчитав реплику Яны не достойной комментариев, – исходили из гипотезы, что линейные размеры сечения ростка составляют порядка десять в минус двенадцатой метра. Для сравнения, диаметр атома водорода имеет порядок десять в минус десятой метра. А исчезнувшая шкатулка – одну десятую метра. Одиннадцать порядков разница! Шеф представил единицу с одиннадцатью нулями. Между десятым и одиннадцатым нулем он сказал: – Это много. – Это не просто много! Мы стоим на пороге величайшего открытия, сравнимого разве что с открытием Канала. Ростки алеф-измерения, если их удастся приручить, дадут возможность путешествовать не то что в другие галактики – в другие вселенные! – Шеф, – сказал я, – вы как в воду глядели, когда говорили, что в скором будущем Редакция значительно расширит сферу влияния. – Ух и командировочки тебе предстоят! – позавидовала мне Яна. – Не надо мне завидовать. Жук до сих пор не вернулся. – Я не такие командировки имел в виду, – возразил Шеф. – Хью, скажи на милость, как так получается, что ученые ошиблись в сто миллиардов раз. Они действительно не предполагали, что аномалии могут быть размером со шкатулку? – Если не считать одного шутливого замечания, сделанного Нибелинмусом шесть лет назад на Всегалактическом симпозиуме по квантовой космологии, то ответ на ваш вопрос – положительный, в смысле – не предполагали. – Тогда, будь добр, процитируй нам Нибелинмуса, – попросил Шеф едким голосом. Шефова едкость является катализатором ларсоновского многословия. Он заговорил: – Если текстуальная память мне не изменяет, ибо от заключительного банкета осталась лишь стенограмма, которую я лишь слегка пробежал глазами в четвертом часу нынешней ночи, и если я правильно уловил смысл шутки, ибо повторять непонятую шутку – это все равно что тянуть женщину в постель, не зная, что с ней потом делать, то доктор Нибелинмус действительно высказался по поводу предполагаемого существования макроскопических аномалий, и сделал он это следующим образом: он сказал, обращаясь к своим коллегам-космологам, что когда-нибудь профессор Рассвел уронит в гравитационную аномалию свою шляпу. Конец пересказа цитаты. Вот и Рассвел всплыл, подумал я, чувствуя как учащается пульс. – А что ответил на этот наезд Рассвел? – спросил я. – Он не мог ничего ответить. Он на заключительном банкете не присутствовал. Оппоненты так задергали его после доклада, что он в сердцах покинул симпозиум за два дня до окончания. – Хью, – сказал Шеф, – либо ты сейчас же объяснишь при чем тут шляпа Рассвела, либо мы заподозрим, что ты… что ты там сказал про женщин? – Я догадалась! – воскликнула сообразительная Яна. – Рассвел предположил, что сечение ростка алеф-измерения может достигать макроскопических размеров. – Тебе легко говорить, – вступил я, – тебе единственной из нас нет нужды тянуть женщин… – Пошляк! – влепила мне Яна. – В следующий раз намажу гуталином. – Мне будет позволено ответить боссу? – вкрадчиво спросил Ларсон и подхалимски посмотрел на Шефа. Мы притихли, ожидая, что скажет босс. – Что вы замолчали? – обратился к нам Шеф. – Отвечайте, разрешаете вы или нет моему лучшему эксперту ответить на мой вопрос. – Валяй, – дал я отмашку. – Стая слушает тебя, о Балу! – присоединилась ко мне Яна. – Босс, – заговорил Ларсон, обращаясь исключительно к Шефу, – в отпущенные мне несколько секунд спешу доложить, что Рассвел в своем докладе доказал, что сечение ростка способно увеличиваться в диаметре до десять в минус седьмой метра, то есть до одной десятитысячной миллиметра. Уфф, кажется успел… – Это макроразмеры? – спросил Шеф у Яны – Пограничный случай. Ни шкатулка, ни шляпа не пролезет. – А пилюли от насморка? – влез я с вопросом. – Да, Яна, – вспомнил Шеф, – я, кажется, давал тебе два часа, чтобы найти… – Я ищу, босс, ищу, – пролепетала Яна и бросила на меня грозный взгляд. – Итак, – резюмировал Шеф, – замечание Нибелинмуса было злой шуткой и не более того. Яна попросила разрешения задать вопрос докладчику Ларсону. Ей разрешили. – Хью, возвращаясь к пропавшему жуку, не могло ли случиться так, что алеф-измерение утащило его не сразу целиком, а, скажем, сначала рога, потом голову, потом лапки – по очереди?.. – Яснее, если можно… – попросил докладчик. – Я имею в виду, что макротела исчезают в алеф-измерении по молекуле, а не целиком. Одной десятитысячной миллиметра для молекулы хватит с лихвой. – Очень хороший вопрос! – похвалил Яну Ларсон. – Он обсуждается в статье Нибелинмуса об энергетических свойствах ростков алеф-измерения. Вычисления показали, что всасывающая, если так можно выразиться, энергия ростка значительно меньше энергии связи молекул. Поэтому росток не способен разрывать межмолекулярные связи. – Обидно! – огорчилась Яна и от огорчения потянулась к затылку чтобы схватить и покусать несуществующий теперь хвостик. – Еще есть вопросы? – Шеф посмотрел на меня. – Таких умных, как у Яны – нет. – Глупые попрошу присылать в письменном виде, – заявил Ларсон. – Я их складирую в очередь. – Ну раз так, то слушайте задание… Ларсону было поручено «продолжать в том же духе» и «двигаться в том же направлении». Яне Шеф поручил взломать базу данных Галактической Полиции, найти там список сотрудников и отсортировать честных гэпэшников от ДАГАРцев. Особенно его интересовало, в каких расследованиях ГП принимал участие полковник Роман Зейдлиц. Мне же было сказано до завтра отдыхать, а как рассветет, отправляться в Фаонский Дом Художников к Сведенову. – Надо закрыть эту тему, – сказал Шеф, подразумевая, что для того, чтобы навсегда исключить Сведенова из числа подозреваемых не хватает самой малости. Яна выразила сомнение по поводу взлома: – У них защита на локусах не хуже нашей. – Но ведь нашу же ты сломала, – парировал Шеф и припомнил Яне, как на заре своей карьеры она потеряла пароли доступа к нашим локусам и поэтому была вынуждена применить те профессиональные навыки, благодаря которым ее, собственно, и приняли на работу. Перед тем, как покинуть Отдел, я спросил: – Босс, а что вам сказал Гуго-Великан? – Что за Гуго-Великан? – насторожился Ларсон. В нем уже закрадывалось подозрение, что пока он день и ночь колдует над приборами, жизнь проносится мимо его лаборатории, унося в своем стремительном течении много радостей, тайн и вот теперь еще каких-то Гуго-Великанов. – Отто Гугенгейм, величайший специалист по сейфам и честнейший человек, – так отрекомендовал бывшего хакера-медвежатника Шеф. – Он сказал мне, что сейфы «Монблана» взломать невозможно. – Только и всего? – изумился я. – Настоящий специалист всегда краток… Ларсон громко фыркнул. – …если речь не идет о теоретической физике, – поспешил сделать исключение для Ларсона Шеф. – И вы ему поверили?! – В карьере каждого специалиста наступает тот час, – заметил Шеф высокопарно, – когда репутация становится дороже денег. Думаю, этот час пробил для Гуго в день досрочного освобождения. Теперь его мнению можно доверять, как мнению Ларсона. Правда, Хью? Ларсон вышел, громыхнув дверью. – А ты? – поинтересовался Шеф. – Прежде чем хлопнуть дверью, я попрошу ключи от «Мак-Ларена». – У Яны. М-да… а ведь флаер ей так понравился… Радости от моего возвращения у Яны убавилось, полагаю, процентов на семьдесят. |
||
|