"Тень моей любви" - читать интересную книгу автора (Смит Дебора)

Глава 13

Люди выбирают место, чтобы жить, не с бухты-барахты, а по каким-то своим соображениям. Моей первой задачей было узнать, что привело Мэттью на Аляску.

Мэттью повез нас в своей заляпанной глиной машине. С моего места на заднем сиденье рядом с Роаном я старалась увидеть как можно больше в нем, его жене, в том, что нас окружает, и запомнить это.

Холодный, серый, повернутый лицом к океану, дом был мягко говоря, очень обособленным. Медовый месяц на Аляске – один из свадебных подарков для Мэттью и Твит. Роан купил здесь небольшой домик когда Мэттью было шестнадцать. Они приезжал сюда отдыхать: пешие прогулки, рыбалка – лососи здесь знаменитые. Роану понравились уединенность и глушь этого места.

Во время нашего перелета Роан рассказал мне, что Аляска в основном – это сельские районы, разбросанные между океаном, проливами, холодными реками и горами. Во многих пригородах водятся медведи, американские лоси, волки. Здесь тянутся огромные ледники и природа совершенно девственна.

– Мне понравилась естественная дикость этих мест. Тут зверь может задрать и съесть человека, – сказал Роан с каким-то мрачным удовольствием. – Это не позволяет тебе развесить уши.

Мне вдруг показалось, что Роан скрывает от меня еще что-то. Я не нашла в ширококостном лице Мэттью ни черт дяди Пита, ни того, что напомнило бы мне о Макклендонах – кроме жестких изумрудных глаз Сэлли. Скорее в нем было что-то от Делани – может быть, бульдожья челюсть.

Я постаралась выбросить все глупые фантазии из своей перетруженной головы. Салливан Мэттью. Мэттью Салливан. Так его назвал Роан. Так он называл себя сам. Так и я буду называть его даже про себя.

Симпатичная пара Мэттью и Милдред, вернее Твит. Они оба были врачами-ветеринарами, только что закончили университет в Вашингтоне. Умные, энергичные – это очевидно. Молодые, умеющие сочувствовать, не боящиеся замарать руки.

Но мне никак не удавалось представить себе Мэттью сыном Роана, хотя бы и приемным. В свои двадцать четыре Мэттью только на одиннадцать лет был моложе Роана. На шесть моложе меня. Если он когда-нибудь назовет меня мамой, я тресну его по башке.

Роан буквально светился, когда мы разговаривали с Мэттью и Твит. Он еще в самолете рассказал мне, что они консервативны и немного застенчивы. Ходят в церковь, участвуют в добровольческих проектах и намереваются – совершенно серьезно – иметь полдюжины детей.

– Доктор Салливан, – неоднократно подчеркивал Роан. – Я вырастил Мэттью, и теперь он – доктор. И он женился на замечательной девушке, которая тоже доктор. Звучит? Салливаны стали докторами. Теперь я, наконец, могу гордиться своей фамилией.

Он считал, что это честь для опозоренного имени Салливан. Мне хотелось схватить его и как следует потрясти, чтобы до него дошло: он сам поднял это имя на высоты, недостижимые для многих.

По дороге Твит без конца поворачивалась ко мне, улыбаясь и смахивая слезы. Мне стало жаль ее, Она так хотела быть дружелюбной, но никто из нас не понимал до конца, как нужно вести себя. Я похлопала ее по плечу.

– Я слышала, что вы оба ветеринары.

Она посмотрела на меня с благодарностью.

– Свежеиспеченные. Это лето на Аляске – не только подарок Роана нам на свадьбу, но еще и первый рабочий месяц. Мы хотим открыть со временем консультацию: Мэттью специалист по крупным животным, я – по мелким.

– Как вы относитесь к цыплятам и ламам?

Она посмотрела на меня с недоумением.

– Я думаю лечить кошек, собак, из тех, что держат в доме, а Мэттью будет заниматься домашним скотом. Почему ты спросила?

– Так, из любопытства.

– Мы хотели бы поработать пару лет интернами у опытных ветеринаров. Может, в Орегоне или Вашингтоне. А здесь мы в группе добровольцев восстановления дикой природы.

– Спасаем, – добавил Мэттью, – орлов, заглотивших рыболовные крючки; волков, сбитых машинами.

Я посмотрела на Роана. Он был очень горд.

– Я скажу вам главную причину, почему мы выбрали это место для лета, – сказал Мэттью. – Роан говорил, что ему, наверно, придется рассказать обо мне вашей семье. Поэтому я хочу жить там, где ей будет нелегко найти меня, если я сам этого не захочу.

Повисла малоприятная пауза. Твит смотрела прямо перед собой, положив руку Мэттью на плечо. По тому, как напряглись ее пальцы, я поняла, что она пытается убедить его не горячиться.

– Это, знаешь ли, моя идея, – спокойно сказал мне Роан. – Но к тебе лично это не относится.

– Понятно, – я проглотила комок в горле и кивнула. – Разумеется, Мэтгью, у тебя есть право все решать самому. Не захочешь, чтобы вмешивались в твою жизнь, значит, так и будет. Просто, пожалуйста, не зацикливайся на этом.

– Увидим, – сдержанно согласился он. Твит повернулась и опять улыбнулась мне.

– Клер, мы слышали, что ты – репортер.

– Была, – ответила я и уставилась в окно.

– Я… хмм. Мы… Роан рассказывал нам обо всем. – Голос ее упал. Покраснев, она посмотрела на мои ноги и быстро отвернулась. – То, что ты сделала, настоящий подвиг. Я надеюсь… что ты поправляешься.

– В общем, да. Не могу пожаловаться.

Я не очень-то хорошо справлялась с подобными разговорами. Роан взял мою руку и баюкал ее в своих ладонях.

– Знаете, что мне хочется? – неожиданно сказал он. – Чтобы Клер немножко посмотрела город. Прокати нас, Мэтт. Просто повози немножко по городу.

– Просто? – мрачно спросил Мэттью, как будто с тех пор, как мы познакомились, уже ничего не могло быть просто. Он свернул на затененную деревьями улицу, которая поднималась вверх.

“Мэттью водит так же, как Эван”, – подумала я, когда он чуть не снес почтовый ящик. Водительские таланты Эвана отлично знала вся семья.

Мэттью вел машину по узкой улочке, ведущей к лесистым холмам. У меня кружилась голова. Мы с Роаном были в дороге уже несколько часов. Честно говоря, я просто изнемогала.

Я устало сбросила туфли. Роан положил мои ноги себе на колени и, сунув руку под мою длинную юбку, стал массировать мне лодыжку и колено. Его темные волосы спутались, губы были плотно сжаты.

– Мы приготовили для вас комнату. Больший, – сказал Мэттью, посмотрев на нас в зеркало и начав спуск с холма, к которому отчаянно лепились крошечные цветники во дворах с неизбежными террасами.

– Ничего особенного, Клер, но там есть ванная и большая… – Твит вдруг замолчала.

– Большая что? – пробормотала я. – И что такое Больший?

Твит заерзала на своем сиденье и опять покраснела.

– Кровать. Достаточно большая для вас обоих, – закончила она с полыхающим лицом. – А Больший – это прозвище Роана.

Я взглянула на Роана.

– Бог мой. Эр Эс, сколько же у тебя прозвищ?

– Когда Мэттью пошел в школу, он считал, что я недостаточно взрослый, чтобы звать меня папой при других детях, – пояснил Роан. – Брат тоже было бы не совсем правильно. Поэтому он решил называть меня Больший. Так и прилипло.

– Больший, – мягко повторила я. – Как хорошо. Звучит забавно, но тебе подходит.

– Я не считал, что это звучит забавно, когда был ребенком и мне надо было смотреть на кого-то снизу вверх, – неожиданно резко сказал Мэттью. В глазах его отражавшихся в зеркале машины, была откровенная злость. Ничего удивительного. – Для меня он всегда будет самым большим в мире человеком.

Роан наклонился вперед, на скулах его ходили желваки.

– Уймись, – приказал он спокойно. – Клер здесь не для того, чтобы…

– Поверь мне, Мэттью, – прервала я. – Он действительно самый большой человек из всех, кого я знаю.

Роан, нахмурившись, откинулся назад.

– Извини, Клер, – Мэттью поостыл. – Я просто пока не знаю, как говорить с тобой. Я понимаю, что тебя привели сюда добрые намерения. Я ценю это. Но Больший и я неплохо жили все эти годы без посторонней помощи.

– Ты сказал мне “привет”, – спокойно ответила я. – Я поняла, что меня здесь ждали. Это все, что мне сейчас нужно.

– Ей нужно отдохнуть, – сказал Роан.

Он беспокоился обо мне, но не хотел спорить и объясняться. В воздухе повисло напряжение. Я набрала в легкие побольше кислорода.

– Я прыгаю на одной ноге, как утка. А несколько недель назад вообще была какой-то корзинкой. Я почти все время проводила в кровати. Роан положил всему этому конец. Я еще не сказать чтобы в лучшей форме, но, если вы накормите меня обедом и найдете место, где можно удобно пристроить ноги, я отвечу на все твои вопросы о нашей семье, Мэттью.

– О твоей, – возразил он.

– И твоей, нравится тебе это или нет.

– Да у меня, собственно, и нет вопросов. Они меня не хотели. И Роана тоже не хотели. Он – вот моя семья. Он и Твит. Поэтому зачем мне что-то знать о Делани? Извини, Клер. Мы рады тебе, потому что Роан любит тебя. Я все про тебя знаю. Он мне рассказывал. Но если ты приехала спасать меня, то ты напрасно проделала этот длинный путь.

– Посмотрим, – сказала я, наблюдая, как Мэттью провел рукой по волосам, а потом подергал себя за мочки ушей так, как будто хотел покрепче прижать голову к плечам.

“Так делают мои братья, когда нервничают, – подумала я. – Так делает мама. Так делаю я. Он безусловно унаследовал эту привычку от Делани”.

Я почувствовала уверенность, что, когда я уговорю его съездить домой в Дандерри, он будет сидеть на веранде дома и улыбаться улыбкой Делани.

– Знаете, – сказала я со всем обаянием, на которое была способна, – сейчас мне хочется слышать только про вас двоих.

– Как мило, – воскликнула Твит, вновь повернувшись ко мне и положив мою руку себе на плечо. Твит, видно, была очень слезлива. Каждый раз, когда она смотрела на меня, на ее глазах появлялись слезы. – Я так рада, что ты здесь! Ты – кузина Мэттью! Не думай, это много значит для нас, и мы тоже хотим знать о тебе побольше. Хотим. И Мэттью хочет, я знаю.

– То, что я тебе несимпатична, Мэттью, это нормально. Я понимаю, кто я в твоих глазах.

– Ты ошибаешься, – сказал Мэттью, вновь потянув себя за уши. – Я тоже рад встрече с тобой. Мы всегда будем рады видеть тебя в нашем доме.

– Спасибо, – сказала я, поймав себя на том же фамильном жесте Делани.

Роан пристально наблюдал за мной прищуренными глазами. Я невинно улыбнулась. Он поднял руку и дотронулся сначала до моей правой, а потом левой мочки уха. Он заметил. Он вспомнил. Я решила подлизываться к его мальчику. Он это понял.

Дом представлял собой деревянное бунгало в добрых ста футах от улицы вверх по холму. Деревянная лестница шла зигзагом в три длинных пролета мимо высокого густого кустарника. К столбам входного крыльца, обвитого разными вьюнками, была подвешена по меньшей мере дюжина кормушек.

Я оперлась на свою палку, посмотрела на три пролета почти вертикальной лестницы и почувствовала, что Мэттью наблюдает за мной, пытаясь определить силу моего характера.

– Мы с Ровном сложим руки крест-накрест и отнесем тебя.

– О! Я справлюсь сама. Но все равно спасибо.

Никто, в том числе я сама, не верил, что я смогу подняться по этой лестнице. Мэттью и Твит обменялись тревожными взглядами. Роан взял меня за руку.

– Может, ты немного отдохнешь перед тем, как совершать чудеса альпинизма? – Он усмехнулся. – Хотя я уверен, что ты справишься.

Он подвел меня к деревянному подъемнику площадью примерно в три квадратных фута с основанием из стальных труб, который мог двигаться вверх по канатам.

– Ты можешь подняться на ней, – сказал Роан. – Мы так поднимаем продукты и мебель…

– Клер может упасть, – обеспокоенно сказала Твит.

– Ни в коем случае. Я встану с ней рядом.

– Безопасней отнести тебя, – настаивал Мэттью.

Я встретила его взгляд. Зеленые глаза, глаза Сэлли Макклендон, смотрели на меня с вызовом.

– Никто меня не понесет, – сказала я. – Если вы сможете поднять на этом грузовом лифте мою задницу, то поехали.

Твит воскликнула:

– Я сбегаю поверну рукоятку. – Она рысью помчалась вверх по лестнице. Ее короткие сильные ноги так и замелькали, обтянутый брюками толстенький задок перекатывался из стороны в сторону. Сердце мое сжалось от зависти. Я устала быть инвалидом.

– Дорогая, не выпускай пока собак, – крикнул ей вслед Мэттью. – Ты же знаешь, что бывает, когда они видят опускающийся подъемник.

– Собак? – переспросила я. – А что бывает?

Мэттью состроил гримасу.

– Они прыгают вокруг нее, она отвлекается и порой оставляет подъемник на произвол судьбы.

– И тогда подъемник несется вниз?

– Да, но, прежде чем грохнешься без сознания, придется падать не больше чем дюжину футов. Я махнула рукой.

– Ну, тогда нет проблем.

Я посмотрела на птичьи кормушки у нас над головой, на маленький подъемник. Мне было ужасно страшно, но я бы ни за что не призналась в этом.

– Ну что ж – я готова. Но, надеюсь, будет остановка в местном магазине. Должна же я купить хозяйке подарок.

Мэттью внимательно смотрел на меня, его белесые брови сошлись на переносице в одну прямую, в глазах появилось какое-то новое выражение.

Он подошел к Роану и слегка обнял его. Роан мягко шлепнул его по спине. Мэттью усмехнулся.

– Больший говорил мне, что ты никогда не отступаешь и никогда не сдаешься. Теперь я понимаю, что он имел в виду.

Итак, первый раунд. Борьба за уважение. Роан помог мне сесть на это техническое чудо. Твит крутанула ручку, и подъемник резко дернулся вверх. Роан и Мэттью вскарабкались по бокам, поддерживая меня и отводя ветки кустов.

Я, наконец, поняла, как много упрямого английского достоинства я унаследовала от бабушки Элизабет.

Она бы гордилась мной в этот день. Гордилась бы и Роаном, и Мэттью – своим упрямым внуком.

У Мэттью и Твит было две собаки – большая и маленькая обе дворняжки. Виляя хвостами и пуская слюни от восторга, они валились прямо на ковер в гостиной, задрав вверх все четыре лапы каждая, чтобы я почесала им брюхо.

Весь передний угол гостиной был занят насестами самой разной высоты. Под ними – большие деревянные подносы для помета. Два больших зеленых попугая два длиннохвостых и два ара прыгали по насестам, пронзительно крича и непрестанно испражняясь.

Медовый месяц моего недавно обретенного кузена и его молодой жены был не столь уж спартанским. Свидетельством тому была и пара дорогих каяков, подвешенных на кольцах на заднем дворе, и свадебное кольцо с бриллиантом на деловой ручке Твит. Оба они немножко играли в поселенцев-новобрачных и наслаждались этой игрой – благодаря Роану.

Они не были ни наивными, ни испорченными. Во время учебы в университете оба работали помощниками ветеринаров. И Роан рассказывал мне, как он учил Мэттью, когда тот был мальчиком, распоряжаться деньгами и делать их.

Я знала, что вначале они долго жили в дешевых квартирах и домах-развалинах, которые Роан покупал, чтобы ремонтировать и перепродавать. Обстановка, в которой рос Мэттью, была отнюдь не роскошной, но он был сыт, его никто не терзал, ему не приходилось все время защищаться и у него не было угрюмого пьяницы-отца.

Я надеялась выведать кое-что о нем у Твит. У репортеров ведь нюх на легкую добычу, а Твит была самым открытым человеком, с которым мне приходилось когда-либо встречаться. Пока Мэттью и Роан решали на крыльце какие-то проблемы копчения лосося, мы с Твит сидели в гостиной.

Я устроилась на сером бархатном диванчике, накрыв ноги пледом – июньские вечера на Аляске достаточно прохладны. Было приятно, что рядом в камине горит огонь. Рисунок на пледе изображал дерево с поющими птицами.

– Держу пари, что твое прозвище от слова “щебет”, – сказала я Твит, которая обихаживала свою стаю, называя птиц по именам.

– Да, – усмехнулась она, – я люблю птиц. Всегда любила. Этих всех я вырастила из птенчиков. – Она погладила одного из попугаев, и он тихонько клюнул ее палец. – Это моя первая птица. Мне ее подарили родители. Она старая.

Я представила себе Твит у нас на ферме, разводящей цыплят на продажу. Надеюсь, что в съедобных птиц она не влюбляется.

– А где живут твои родители?

– Их нет. – Она взяла бокал вина с красивого дубового стола и выпила его. Я потягивала из своего и ждала продолжения.

– Они погибли, когда мне было двенадцать. Там, где мы жили. Около Сиэтла. Меня вырастили друзья моих родителей. – Она улыбнулась мне так, как люди улыбаются, чтобы не обременять других своим горем. – Меня удочерили, как и Мэттью.

Я посчитала эту информацию очень интересной. И дала это понять, чтобы вдохновить Твит на новую откровенность.

Она на цыпочках прошлась к двери на кухню и посмотрела через витраж двери, что происходит на крыльце. Затем подошла и села рядом.

– Роан не знает, что мы встретились в лагере для усыновленных детей. Он думает, мы познакомились в университете.

Я напряглась.

– Почему вы не сказали ему об этом?

– Потому что он многого не понимает. Такие дети, как Мэттью, постоянно выдумывают бог знает что о своих настоящих родителях. Послушай, я-то знала своих отца и мать. Они остались в моей памяти как потрясаюшие люди. Мои приемные родители очень славные, но они не заняли место мамы и папы. Хорошо это или плохо, неважно. Семья для Мэттью великая тайна, я имею в виду родную семью. Ну, ты понимаешь. Я как бы в мире со своими родителями, потому что я знаю, я была нужна им. А Мэттью все время гадает про своих, что да как.

Я непонимающе пялилась на нее.

– Не могу поверить, что он никогда не говорил об этом Роану. Они так близки.

– В этом все и дело. Мэттью знает, что причинит Роану боль, если признается. Он не хочет, чтобы Роан почувствовал, что его предали. Роан всегда стоял насмерть против того, чтобы Мэттью встречался с той семьей. Когда Роан сказал нам, что едет в Джорджию посмотреть, не может ли он чем-то помочь тебе, мы были в шоке. Мы считали, что он ненавидит твою семью и у него нет никаких причин возвращаться. Поэтому Мэттью никогда не говорит об этом. Во имя Роана.

Я просто окаменела от изумления.

– Но Роан боялся за Мэттью, когда тот был маленький. Он считал, что семья может разыскать их и отобрать ребенка. Он был не прав. Я пыталась убедить его, что семья не повторила бы своих ошибок. Они были наказаны за то, что сделали. Но я не об этом. Теперь-то Мэттью вырос, и беспокоиться не о чем.

– Мэттью не сделает ничего, что может огорчить Роана, – прошептала Твит, снова посмотрев в сторону кухни. – Но у Роана другой взгляд на все это. Он не сможет понять и простить.

– Другой взгляд? Это неправда.

– Даже Мэттью бывает трудно представить реакцию Роана. Ну вот, например, Роан любит женщин. У него были серьезные, на мой взгляд, романы. Он никогда не относился к ним, как к вещам, как к развлечениям на одну ночь. Но брак? Ни за что! Брак никогда не интересовал его, и детей он больше не хотел. Я надеюсь, что ты не сочтешь меня сплетницей за то, что я тебе это рассказываю.

Я нетерпеливо отмахнулась. Она упускала главное.

– Ты забываешь, что говоришь о мужчине, который посвятил себя отцовству, когда сам-то еще не вырос. Для него семья – все!

– Да, но какая семья?! Что касается женщин, ты для него особенная. У него не было ни с кем ничего подобного. Он никогда не привозил их сюда… хм, чтобы спать с ними здесь.

– Ну что ж. Буду считать это комплиментом. Послушай меня. Если Мэттью захочет увидеться с семьей, Роан его поддержит. Он сделает так, как будет лучше для Мэттью. Поверь мне.

– Ты пойми правильно. Роан всегда прекрасно относился к Мэттью. И ко мне. Он так много всего сделал для нас. Я имею в виду не только деньги, но он… принял меня. Отнесся ко мне с уважением.

Она чокнулась со мной.

– Хрусталь баккара! Ты бы видела весь комплект. Это один из подарков Роана на нашу помолвку. А какую он закатил нам свадьбу!

Этой весной Роан приходил ко мне в больницу, но не мог остаться. Он должен был быть на их выпускном вечере и на свадьбе. Старался и для меня, и для них. Две стороны очень сложной ситуации.

– Ты расстроилась, – вздохнула Твит. – Это я виновата. Извини. С животными у меня получается лучше, чем с людьми.

– Нет, нет. Продолжай. Расскажи мне про свадьбу.

– Роан за все заплатил. Триста гостей. Оркестр. Всякие важные знакомые Роана. Я ведь из другой среды. Для меня это было как в сказке. – Она приложила руку к глазам.

Свет от камина танцевал на ее золотых волосах.

Один из попугаев перелетел через комнату, сел ей на плечо и стал клювом перебирать светлые пряди.

– Мэттью попросил Роана быть его шафером, и Роану это было приятно. Я знаю. Но во время венчания он выглядел совершенно несчастным. Он ненавидит когда его выставляют напоказ. Так он это и называет – напоказ. Он был каким-то странным всю весну, теперь-то мы знаем почему – он очень о тебе беспокоился.

Ни Твит, ни Мэттью не могли понять его, потому что не знали, как вырос сам Роан. Его слишком часто выставляли напоказ, и никогда это не обходилось без оскорблений. Поэтому он предпочитал стоять за сценой.

– Он не хотел испортить ваш праздник, – объяснила я ей. – Понимаешь? Он сделал так, чтобы было лучше для Мэттью и для тебя. Ему важно только это. Ради благополучия Мэттью он помирится с семьей.

– По-моему, он не создан для всех этих семейных церемоний, традиций. Его это не интересует. Он не в силах понять, что Мэттью как раз очень сентиментален. Его волнует все, что относится к родине, которую он никогда не видел.

Я задумалась. Роан и я потеряли друг друга на двадцать лет, потому что он посвятил себя созданию семьи для Мэттью. Хотел доказать, что и сам заслуживает настоящую семью. Будь я проклята, если позволю кому-нибудь или чему-нибудь отобрать у нас еще хоть немного времени. Я хотела сказать это Твит, но это прозвучало бы неоправданно горько.

– Теперь ты еще больше расстроилась, – сказала Твит. – Извини. Трещу без остановки, как попугай.

– Но ты хотя бы не гадишь в это время. – О, я, кажется, хватила через край и была очень благодарна Твит, когда она усмехнулась. Я вздохнула и отпила большой глоток вина. – Я просто стараюсь во всем разобраться. Пойми – Роан рассказал мне о Мэттью всего два дня назад. Я – единственная в семье, кто об этом знает.

Твит наклонилась ко мне.

– Скажи мне правду. – Ее круглое миловидное лицо стало жестоким. Голос дрожал от волнения. – Я не хочу, чтобы Мэттью встретился с твоей семьей, если она может отречься от него.

– Это и его семья, – поправила я. – Семья не отречется.

– Хмм. Мэттью может понять точку зрения Роана. В конце концов, его мать была не слишком почтенной женщиной, и она умерла, когда он был маленьким. Очевидно, что его… твой дядя…

– Тоже умер. Несчастный случай на охоте.

– А твоя семья? Она так же открыта и сердечна, как ты? Они будут рады Мэттью?

– Да. Безусловно. И ты окажешь ему большую услугу, если убедишь его встретиться с ней.

– Он не поедет, если Роан не согласится.

– Согласится. Вы с Мэттью не знаете Роана так, как я. Он вас не предаст.

– Мы, конечно, знаем, что он был беден. Он кое-что рассказывал Мэттью, но он так мало говорит о своем детстве.

– Ты знаешь, как моя семья поступила с Роаном? – спросила я осторожно.

– Он всегда говорил Мэттью, что твои родители были добры к нему, но у него не сложились отношения с некоторыми родственниками. И потому, в конце концов было решено, что ему будет лучше в приюте. С моей точки зрения, Клер, это звучит уж как-то слишком… ммм. равнодушно.

– Мои родители никогда не могли себе простить, что отправили его в приют, – сказала я, взвешивая каждое слово. – Это трудно понять. Нужно знать все обстоятельства. Мы все изменились. Он изменил нас.

Она покусала губу.

– Роан, наверно, был сложным мальчиком.

– Роан не заслужил того, что с ним сделали, если ты это хочешь сказать.

– Нет-нет. Мне просто кажется, что я понимаю, почему они могли его бояться.

– Что?!

– Тихо, тихо. Он был очень добр ко мне и к Мэттью. Просто я сама его сначала боялась, пока не узнала лучше. Когда Мэттью нас познакомил, все, что я видела – это большой, серьезный, сам себя сделавший бизнесмен. Он казался мне таким старым – психологически. Таким переутомленным. – Твит вздохнула. – Я все время ждала, вот сейчас он скажет, что я не подхожу Мэттью или что мы слишком молоды для брака. Мне казалось, что он непременно спросит, может, меня интересуют деньги Мэттью. Но он этого не сделал. Он прекрасно со мной обращался.

– Да-да. Но то, что случилось между ним и моей семьей, – не его вина. И поверь мне, никто не хотел потерять след Мэттью. Там тогда так все запуталось. Роан полагался на меня, когда мы были детьми, и поэтому пострадал. А в этом году еще кое-кто пострадал, потому что тоже полагался на меня…

Она нахмурилась.

– Ты говоришь так похоже на Роана. Вы оба очень остро чувствуете вину и ответственность. И все-таки я не понимаю.

– Ты и Мэттью наверняка хорошо знаете историю Роана, чтобы понять, как трудно ему доверять людям. Вы знаете, конечно, обо мне и о том, что случилось с отцом Роана.

– Да, – кивнула она печально. – Ты была единственным другом Роана. Он был беден, ты старалась помочь ему, его мать умерла, когда он был маленьким – видишь, как много общего у него с Мэттью – о, конечно, у его отца была… ну, дурная репутация, он умер молодым, а Роана отправили в приют.

“Дурная репутация? Умер молодым?” Мягко говоря, это не совсем соответствовало действительности. А если проще – это была ложь.

Я смотрела на нее с возрастающим страхом.

– Отец Роана умер, когда Роану было пятнадцать лет, – неуверенно продолжала я. – Он умер внезапно… Но ты это знаешь.

– Конечно, мы с Мэттью знаем все о прошлом Роана. Он ничего не скрывал от нас. – Она нетерпеливо посмотрела на меня и снова затрещала. – Отец Ровна был инвалидом корейской войны. Он слишком много пил. Он был мрачным человеком, никого не слушал. Роан в основном рос сам по себе. – Она перевела дыхание. – А потом он умер от сердечного приступа.

Боже мой! Мэттью и Твит не имели ни малейшего представления, каким чудовищем был Большой Роан и что перенес Рони. Они не знали, что он убил его. Убил, чтобы спасти меня.

– Ну ладно, давай о чем-нибудь повеселее, – неожиданно воскликнула Твит. – Все будет отлично. – Она снова чокнулась со мной. – Мы уже так много узнали о тебе, а ты так много узнала о нас! Мне кажется, что ты здесь уже сто лет. Я так рада, что ты приехала. – Она обняла меня.

Меня как льдом сковало. Наконец-то я все поняла. Если мы привезем Мэттью в Дандерри, Роан уже не сумеет скрыть, как далеко он зашел в свое время и что сделал, чтобы выжить.

Мы засиделись за полночь, болтая с Мэттью и Твит. Я реализовывала свой план, задавая Мэттью всякие безобидные вопросы, и он подобрел ко мне. Роан наблюдал за нами с осторожной слабой улыбкой, будучи уверенным, что мне нет равных в умении совать нос в чужие дела. Ведь я профессионал в этом деле.

Все сработало. Когда мы уже пожелали друг другу спокойной ночи, Мэттью вполне искренне обнял меня. Твит тоже. Мне нравилось смотреть на них. Им было хорошо Друг с другом. Мама бы цвела, глядя на их романтические отношения. Да и кто бы не цвел? Меня мутило от предстоящего разговора. Я взяла Роана за руку, и мы пошли в комнату для гостей. Он закрыл дверь, и я бросилась на кровать и растянулась на ней. Роан сидел на стуле у окна; свет мы не включали. Спальня была маленькой, заставленной коробками в одном углу, всякой ветеринарной литературой в другом и еще чем-то в третьем. Зато кровать была, как обещано, широкой, покрытой белым покрывалом, и я умирала от желания лечь с ним и ни о чем не разговаривать.

– Когда ты была маленькой девочкой, я всегда знал, когда тебе нужно от меня что-то такое, чего я не хотел делать, – сказал Роан спокойно. – Твои щеки краснели, ты смотрела мне прямо в глаза, не мигая. Я был уверен, что ты меня гипнотизируешь.

– Да, и это действовало. Меня прабабушка этому научила.

– Что ты сегодня хочешь от меня, воробышек? Ты не спускаешь с меня своих голубых глаз с самого обеда.

– Ты должен мне кое-что объяснить, мальчик.

Он нахмурился, но сел ко мне на кровать. Он взял мою руку в свою, повернул вверх ладонь, поглаживая ее. Другой рукой он коснулся моей шеи и провел вниз до груди, лаская ее под свитером.

– Не пытайся отвлечь меня. Сейчас это не поможет.

– Жаль.

– Что ты рассказывал Мэттью о себе? О том, как рос в Дандерри?

Он лег со мной рядом, заложил руки за голову.

– Он знает, что я был беден, что работал на твою семью. Он знает, что я уехал после того, как умер мой отец.

– Ты никогда не говорил ему, как умер твой отец. Он должен узнать. Пойми, это неизбежно.

Он опять сел. Тишина. Напряжение росло. Он на несколько минут закрыл глаза, и, когда открыл их, в них была такая усталость.

– Я хотел, когда он был маленький. Хотел, когда он стал старше. Я сто раз собирался рассказать ему об этом, и всегда что-то останавливало меня. Сначала я решил, что он слишком мал. Потом он стал старше, но ему и так было трудно. Его дразнили за то, что у него нет настоящих родителей. Впрочем, было и подходяее время. Я его упустил. Но, честно говоря, мне не хотелось ему говорить об этом. Я боялся все испортить.

– Скажи ему правду сейчас. Объясни, почему так долго молчал, так, как ты сейчас объяснил это мне, – он поймет. Такую огромную любовь не просто разрушить.

– Он будет жалеть меня, – твердо сказал Роан.

– Нет, он будет сочувствовать тебе. Это разные вещи.

– Может, он и не воспринимает меня как настоящего отца, но он всегда смотрел на меня снизу вверх. Я не могу допустить, чтобы он жалел меня, – упрямо повторил Роан. – Или – чтобы его смущала фамилия Салливан.

– Вот чего ты больше всего боишься. Брось, Роан. Он никогда не отречется от тебя. Роан сердито повернулся ко мне.

– Стало быть, после всех этих лет молчания ты хочешь, чтобы я заявил ему: “О, между прочим, я вышиб своему старику мозги, когда застукал его на Клер. Он уже сорвал с нее почти всю одежду”.

– Что же, если ты выбираешь такую форму, пусть так.

– И заодно сообщить ему, как семья, которую ты пытаешься заставить его полюбить, выставила меня из дома, потому что не могла больше вынести в своем доме никакого Салливана?

– Да – сказала я, вся дрожа. – Скажи ему, как это было, и мы будем с этим справляться.

– Ты считаешь само собой разумеющимся, что все будет отлично. Это роскошь, которую ты себе можешь позволить. Я не могу.

– Ты должен сказать ему правду. Все прочее – это извинение для самого себя.

– Ты считаешь меня эгоистом? – возразил Роан. – Думаешь, что я беспокоюсь лишь о своей чертовой гордости?

– Ты хочешь, чтобы мы тебе доказали, как мы любим тебя, но ты даже не задумываешься, почему мы любим тебя.

– Я не хочу, чтобы он увидел Пустошь. Я не хочу, чтобы люди рассказали ему обо мне – о белом ниггере Рони Салливане с плохими зубами и воняющем, как помойка. Его представление о бедности, знаешь ли, весьма своеобразно. Он думает, например, что мой старик покупал мне на Рождество в подарок подержанный, а не новый велосипед. Он считает, что бедность – это когда рассчитывают бюджет до копейки и носят джинсы с заплатами на коленях. И он не понимает, кем был я.

– Ты был необыкновенным. Сильным, порядочным, добрым. Все, что он узнает о тебе, лишь поможет ему понять, какой ты необыкновенный человек.

– Я ничего не смогу сделать, если он сам не захочет вернуться. Я повторяю, что это его решение.

– Роан, это неправда. – Я взяла его лицо в руки и повторила все то, что мне рассказала Твит. – Он всегда хотел увидеть, от кого он происходит – неважно: хорошего, плохого, никакого. Но он ничего не может, ты должен дать ему понять, что согласен.

Грусть, шок, в конечном итоге смирение охватили Роана.

– О, боже, – пробормотал он, прислоняясь ко мне лбом. – Он никогда даже не намекнул на это. Я и не подозревал.

– Яблоко от яблони недалеко падает. Ты не единственный, кто умеет скрывать свои истинные чувства. Он научился этому у тебя. – Я обняла его, и мы какое-то время молчали. – Он не поедет, пока ты не поощришь его к этому, – повторила я. – Я знаю, ты сделаешь это.

– Я говорил тебе, что не буду мешать тебе уговорить его, но я не обещал, что буду помогать.

Я откинулась назад в изумлении.

– Нечестно. Какая жизнь ждет нас с тобой, если ты не примиришься с прошлым? Ты не можешь скрыть правду от Мэттью. Ты не можешь скрыть правду от моей семьи. Все это постепенно выйдет наружу, независимо от твоих поступков. – Я помолчала. – Если, конечно, мы с тобой не расстанемся.

Он наклонился надо мной.

– Ты знаешь, что это невозможно.

– Тогда доверься мне.

– Мы можем быть счастливы здесь. В штате Вашингтон. В Калифорнии, на Аляске. Всюду, где ты захочешь. Ты годами не была дома. Ты можешь вернуться к этой привычке.

– Я но хочу возвращаться в одиночество и отчуждение. Вопрос не в том, где мы проживем нашу жизнь. А в том, чьи мы. Вопрос в нашей честности, Роан. Ты всегда был честен со мной, и ты должен быть честен с Мэттью.

– Он не принадлежит Дандерри, – резко сказал Роан. – Его не примут там. Никогда. Независимо от того, как сильно ты хочешь этого. И я тоже. Перестань рассчитывать на красивые сказки.

– Сильно, – поправила я саркастически. – Как сильно я хочу этого.

Он встал, бросил на меня покрывало и закрыл дверь. Он вернулся через час, я притворилась, что сплю. Он притворился, что поверил, пока не улегся рядом. Мы оба вздохнули, осознав поражение, и занялись любовью – нежно и зло.