Де Вилье ЖерарРеквием по тонтон-макутам

Жерар де Вилье

"SAS"

Реквием по тонтон-макутам

перевод А. Щедрова

Глава 1

Эстиме Жоликер расстегнул свой старый полотняный пояс, на котором висел ржавый "смит-и-вессон 41 магнум", и положил его на край могилы рядом с соломенной шляпой и бумажным пакетом, в котором лежали три плода манго. Встав, гаитянин потянулся и зевнул. Было ровно шесть часов утра, и солнце еще не пекло. Через три часа температура станет адской. Кладбище Порт-о-Пренса, как и весь город, было настоящим пеклом. Если бы мертвецы не были защищены толстыми могильными плитами из цемента или из мрамора, они бы растеклись как масло. Слава Богу, гаитяне следовали традициям: чтобы достойно похоронить родственника, себе отказывали в еде, а в случае необходимости дочери выходили на панель.

Об этом Эстиме, художник по нагробным надписям, кое-что знал. Девочки, которыми он пользовался взамен на красивую эпитафию на новенькой могиле, позволяли ему не прибегать к услугам прогнивших доминиканок из маленьких дешевых борделей с улицы Карефур. Кроме того, его принадлежность к тонтон-макутам останавливала редких грамотных клиентов исправлять его весьма приблизительную орфографию.

Гаитянин взял горшок с краской, подошёл к могиле и прочитал вслух, для себя, то, что он уже написал: "Прощайте, Несравненный Лидер, равный Веспасиану, Мустафе Кемалю Ататюрку, Неизвестному Маррону из Сан-Доминго! О, Франсуа Дювалье, пусть земля Гаити, которую Вы так горячо любили, будет Вам пухом!"

Он несказанно гордился тем, что его выбрали для написания эпитафии доктору Франсуа Дювалье, пожизненному Президенту Республики Гаити, Верховному главнокомандующему Вооруженными Силами, силами полиции и добровольцами Национальной Безопасности. Его больше знали под именем "Папа Док". Он умер неделю тому назад. Вокруг могилы на подставках лежали венки.

Железная решетка, выкрашенная в синий цвет, окружала маленький мавзолей, в который вела дверь, запертая на ключ. Надгробие еще не было замазано цементом.

Внизу аллеи появился тощий кладбищенский сторож. Каждое утро он открывал решетку, отделяющую восточную часть кладбища от улицы Жан-Мари Гийу.

Могила Папы Дока находилась при входе в аллею, куда вела решетка. В течение дня сюда прибывали официальные делегации, за которыми тайно наблюдали тонтон-макуты, замечая тех, кто не так горячо выказывал свое горе.

Люкнер Камброн, министр в правительстве Папы Дока, раз и навсегда выразил кредо режима: "Настоящий дювальерист всегда готов убить своих детей, а дети - своих родителей".

Мудрая предусмотрительность!

Такая резолюция сулила Эстиме Жоликеру долгие дни работы. Франсуа Дювалье был мертв, но дело дювальеризма продолжал Жан-Клод, сын Папы Дока, новый кругломордый пожизненный Президент. Американцы называли его "Назначенный преемник"...

Шаркающей походкой прошел старый смотритель, испуганно поздоровавшись с Эстиме. Тот, подняв кисть и готовясь приступить к завитушкам, даже не повернул головы.

День обещал быть торжественным: в девять часов в "мерседесе-600" приедет поклониться могиле своего великого отца Жан-Клод Дювалье, новый пожизненный президент. С улицы был слышен шум такси. Из-за жары в Порт-о-Пренсе рано вставали... Скоро на аллеях появятся первые посетители.

Прежде чем приступить к работе, Эстиме Жоликер решил, что одно манго не повредит ему. Он положил кисть и взял один из фруктов, лежащих рядом с шляпой. Откусив от манго, он еще раз перечитал надпись.

Из всех упомянутых героев Эстиме слышал только о Неизвестном Марроне из Сан-Доминго. У него изо рта тек сок манго, лоб был наморщен; он сгорал от желания прибавить еще что-нибудь к эпитафии, чтобы показать свою приверженность дювальеризму, и подумал о выражении "Верховный Благодетель", но решил, что его смогут упрекнуть в излишней мягкости: надо было найти что-нибудь пожестче и определеннее.

Выбросив кожуру манго, он снова взялся за кисть, размышляя об ударной формулировке.

Из раздумий его вывела машина, остановившаяся перед решеткой. Он повернул голову. Эта была "пежо-брейк" серого цвета, похожая на десятки маршрутных такси, курсирующих по Порт-о-Пренсу и вечно ломающихся. Три человека вышли из машины и направились на кладбище. Первый был в черных очках, у него были короткие курчавые волосы, солидный живот, одет он был в голубой пуловер. Его спутник, такой же темнокожий, был одет в белую рубашку с короткими рукавами и в полотняные брюки. Из-за пояса была видна рукоятка небольшого револьвера.

"Макут", - подумал Эстиме. Их были сотни в Порт-о-Пренсе, тысячи на Гаити, и часто они не знали друг друга. Может быть, эти приехали из далекой деревни в центре Гаити отдать последние почести горячо любимому руководителю. Официально тонтон-макуты назывались добровольцами Национальной Безопасности и подчинялись только Президенту. Жоликер гордо, выпрямился и по-военному приветствовал гостей кистью.

Но его рука остановилась на полдороге.

Два первых человека расступились перед третьим, одетым в белую куртку с галстуком, в руках у него был тяжелый автоматический "кольт-44".

Пистолет был направлен на Эстиме Жоликера.

Он сжался, узнав лицо человека с приплюснутым носом. Его фотография была вывешена во всех комиссариатах, во всех отделениях тонтон-макутов. С приказом убить его при встрече.

Это был Габриель Жакмель, ренегат, бывший начальник тонтон-макутов, правая рука Президента, ставший врагом общества номер один для дювальеризма. Официально считалось, что он скрывается в горах.

Гигант улыбнулся, показав ослепительные зубы. Стволом кольта он показал в сторону мавзолея.

- Открывай!

Завороженный ужасом, Эстиме Жоликер не ответил. Что делает Габриель Жакмель в самом центре Порт-о-Пренса? Казалось, бывший шеф тонтон-макутов был уверен в себе. Кольт казался крохотным в его ручище. Он был выше своих спутников на целую голову.

- Открывай, - повторил гигант, - или я разнесу твою дювальеристскую башку.

Курок кольта был взведен. Мерзко улыбаясь, Жакмель наблюдал за Жоликером. С пистолетами в руках его телохранители следили за кладбищенской оградой. Не прячась. При виде вооруженного человека в Порт-о-Пренсе не задавали вопросов. Болота по дороге в Ибо-Бич были полны трупами тех, кто забыл об этом правиле.

Эстиме Жоликер посмотрел на пустынную аллею. Смотритель скрылся в своей сторожке у центрального входа. Если закричать, он не услышит. Он взглянул на свои пистолет. До него три метра. Он опустил руку с зажатой кистью.

- Что ты хочешь? - наконец выговорил он.

Габриель Жакмель приблизился к нему:

- Ты не знаешь, что Он сказал мне однажды по телефону? Что я принесу Ему свою голову! Ну а я пришел за его головой... Я буду всюду показывать ее... Давай, открывай!

Эстиме Жоликер почувствовал, как его лоб покрывается потом. Это было хуже святотатства. Как и все гаитяне, он верил в Вуду. Многие дювальеристы твердо верили, что Папа Док будет продолжать преследовать своих врагов как "зомби". Но для этого нужно было, чтобы труп оставался целым.

- Я никогда не дам тебе ключа, - гордо сказал он. - Клянусь дювальеристской революцией!

Улыбка Габриеля Жакмеля сразу исчезла.

- Идиот!

Он повернулся:

- Тома!

Телохранитель в черных очках приблизился в тот момент, когда Эстиме Жоликер нырнул за своим "смит-и-вессоном". Художник-макут поднялся, держа оружие за рукоять, но еще в кобуре, Краем глаза он увидел, как его противник вынул что-то из штанины. Он увидел блеск лезвия и почувствовал ожог в горле. Он хотел закричать, но ни один звук не вырвался. Из горла ударила струя крови, испачкав Габриеля Жакмеля. Эстиме внезапно склонился набок, его голова была почти что отделена от туловища ударом мачете, тело содрогалось в конвульсиях. Его убийца склонился над ним, наступив на голову ногой, чтобы еще больше увеличить страшную рану.

Резким ударом он отрубил голову, забрал пистолет и спрятал его за поясом.

- Поторопитесь! - приказал Жакмель.

Тома обшарил карманы Эстиме Жоликера, вытащил маленький плоский ключ и протянул его начальнику.

Гигант поспешил по ступеням мавзолея, вставил ключ в скважину и открыл дверь. Тома с мачете в руках подбежал к нему.

Худой телохранитель оттащил труп Эстиме Жоликера за ноги и спрятал его за решеткой. Затем последовала голова, держащаяся на лоскутах кожи. Посреди аллеи осталось только пятно крови. Затем он вошел в мавзолей, закрыл за собой дверь. Габриель Жакмель склонился над каменным надгробием, закрывающим могилу, вцепившись в край. С другой стороны ему помогал Тома. Оба тяжело дышали, усилие исказило их лица.

- Давай, - сказал Жакмель.

Вместе они напрягли мускулы. Тома, выругавшись, выпустил плиту из рук: ему на печень давил пистолет.

Жакмель напряг свои выдающиеся мускулы, глаза вылезли из орбит. Камень сдвинулся на несколько сантиметров. Негр выпрямился с торжествующим криком. Его сведения оказались верны: камень еще не был заделан цементом..

Возбужденные, Тома и Люк бросились на помощь своему шефу. Втроем им удалось сдвинуть надгробие, показался гроб. Габриель Жакмель злобно усмехнулся. Реванш был близок. Он чудом вырвался из рук людей Папы Дока. Теперь все на Гаити будут знать, что у него голова Франсуа Дювалье.

- Отрежь ее осторожно, - сказал он с иронией, - не сделай ему больно.

Выигрывая, он мог позволить себе быть великодушным.

- Внимание!

Это прошептал Люк. Трое мужчин напряглись. Тома рискнул выглянуть. Перед могилой застыла в экстазе молодая негритянка. У нее были тонкие черты лица, очень темная кожа. Одета она была как крестьянка: тюрбан и короткое белое платье, открывающее худые мускулистые ноги. Было видно, что она шевелит губами.

Она молилась.

Габриель Жакмель осторожно приподнял голову, держа кольт. Он мечтал прострелить ей голову, его губы свело гримасой ненависти. Идиотка! Девушка невозмутимо пожирала глазами могилу покойного пожизненного Президента.

Она явно не торопилась уходить. А для троих мужчин каждая потерянная секунда была смертельно опасной.

С лицом, искаженным ненавистью, Жакмель прошептал Тома:

- Поди убей ее, быстро.

Надо было быть внимательным. Если девушке удастся с криком убежать с кладбища, это может привлечь тонтон-макутов, бродивших поблизости. Шофер их машины скроется, а они останутся в Порт-о-Пренсе, и вся полиция бросится на их поимку. Самые преданные дювальеристы поклялись, что, если Габриель Жакмель попадет им в руки, они живьем сдерут с него кожу.

Тома выпрямился и спрятал еще липкое от крови мачете в штанину. С самым естественным видом он отодвинул решетку мавзолея и вышел.

Девушка скрестила руки и издала сдавленный крик, она была слишком напугана, чтобы убежать. Тома подскочил к ней, взял за руку.

- Не бойся, идиотка, я не зомби! Девушка продолжала дрожать, не произнося ни слова. Сквозь легкое платье виднелась ее грудь.

- Все в порядке, - повторил Тома по-креольски. - Мы охраняем тело нашего любимого президента.

Девушка посмотрела на него большими темными глазами, уже немного успокоившись.

Подойдя к ней поближе, Тома начал осторожно вытаскивать из брюк мачете. Надо было отступить назад и нанести удар. Вдруг сзади него раздались детские крики. Он резко обернулся: три малыша наблюдали за ним из-за решетки. Не раздумывая, он потянул девушку к могиле:

- Пойдем, сама увидишь, что Президент там... Завороженная, девушка пошла за ним. Тома втолкнул ее в мавзолей и закрыл дверь. В ужасе увидев перед собой кольт Габриеля Жакмеля, она вскрикнула, но рука Тома заткнула ей рот. Он схватился за мачете.

- Подожди, - прошептал Жакмель. Ему пришла на ум мысль. Теперь он уже ничего не боялся, девушка была не страшна.

- Стань сюда, - грубо скомандовал он ей, указывая в угол. - Как тебя зовут?

- Мари-Дениз, - выдохнула она.

- А знаешь, как меня зовут?

- Нет.

- Габриель Жакмель.

Он раздулся от сознания собственной значимости. Девушка в ужасе задрожала. В бытность свою тонтон-макутом Габриель Жакмель наводил страх на население Порт-о-Пренса. Его излюбленным занятием было убивать нищих палкой: они производили плохое впечатление на туристов...

- Не убивайте меня, - произнесла с мольбой молодая негритянка.

Габриель Жакмель угрожающе поднял руку.

- Если твоя кричать, моя отрубать тебе голова! Из внутреннего кармана куртки он достал длинную отвертку. Он не хотел ни с кем разделить радость открыть крышку гроба Франсуа Дювалье. Подавленная ужасом, девушка скрючилась в углу. В нескольких сотнях метров отсюда ее ждали деревенские подружки на углу Марсового Поля, они собирались пойти на базар на бульваре Жан-Жак-Десалин.

Под отверткой скрипнул винт. Несмотря на угрозу, Мари-Дениз вскрикнула. Габриель Жакмель резко поднялся, его глаза горели от ярости. Схватив девушку за горло, он заставил ее выпрямиться. Одной рукой он начал медленно душить се. Так он действовал на допросах в казармах Десалин. Девушка яростно вырывалась, работая бедрами, животом, грудью. На ней было такое легкое платье, что Габриелю Жакмелю показалось, будто она голая. Внезапно его ярость сменилась животным желанием. Подняв ей голову, он впился ей в рот толстыми губами. Но она крепко сжимала зубы. Пьяный от страсти, он отпустил ее шею и ударил но лицу. Затем другой рукой он рванул перед ее платья. Грудь Мари-Дениз была острой, крепкой и высокой, гораздо более светлой, чем ее лицо. Наверное, в ее жилах текла кровь белого человека.

Именно в этот момент Тома и Люк, взявшиеся за отвертки, радостно вскрикнули: крышка гроба наконец поддалась! Габриель Жакмель посмотрел вниз через плечо. Жуткое зловоние заполнило маленький мавзолей. Жара не пошла на пользу Папе Доку. Секунду Жакмель раздумывал, затем обхватил одной рукой талию Мари-Дениз, а другой, подняв ей платье, сорвал с нее трусы. Молодая негритянка разразилась рыданиями, даже не сопротивляясь.

Грубое лицо Жакмеля стало поистине звериным. Давно уже у него не было такой красивой девушки. Он лихорадочно рванул молнию на брюках. Затем просунул колено между ног негритянки, приподнял ее, сразу же овладел ею и, довольный, заурчал. Держа девушку за бедра, он поднимал и опускал ее вдоль стены. В подземелье были слышны только его урчание и прерывистое дыхание. Негритянка больше не плакала. С остановившимися глазами, искаженным лицом, она полностью отдалась ему.

Габриель Жакмель зарычал еще громче и впился ногтями в эластичные бедра. В последний раз он так сильно прижал ее к стене, что Мари-Дениз закричала от боли. Ей казалось, что у нее в животе раскаленное железо. Жакмель сразу же отодвинулся и, довольный, вытерся о ее платье.

Мари-Дениз наблюдала за ним, ей было страшно, но одновременно она чувствовала себя польщенной. Человек, только что трахнувший ее, был для нее, как и для всех простодушных созданий, воплощением страшного мифа, абстрактным злом. Но вообще таким же мужчиной, как и остальные... Немного успокоившись, она чихнула. Склонившись над открытым гробом, Жакмель потерял всякий интерес к ней. Мари-Дениз следила за движением лезвия мачете.

Внезапно она почувствовала тошноту и отвернула голову, когда Жакмель поднял черный зловонный комок и осторожно положил его в пластиковый мешок, который держал Тома. Резкая вонь усилилась. Тома закрыл мешок с головой Папы Дока. Стоя на коленях. Жакмель, действуя мачете, вскрывал грудь мертвеца: ему нужно было и его сердце.

Наконец ребра сломались, и Жакмель просунул руку в грудную клетку и вытащил сердце при помощи мачете, Тома снова открыл мешок. Жакмель бросил в него зловещие останки и выпрямился. Затем он спокойно вытер руки о разорванный саван.

- Ты видела? - спросил он Мари-Дениз.

Потеряв от ужаса дар речи, она перекрестилась. Жакмель подошел к ней и ударил по лицу. Потом он снова схватил ее за горло, но сжимал уже не так сильно, приблизив свое лицо к ее.

- Когда мы уедем, - отчеканил он, - ты выйдешь отсюда и расскажешь всем, что я забрал голову Франсуа Дювалье.

Мари-Дениз покорно склонила голову. Она еще чувствовала в своем теле горячий член Габриеля Жакмеля, похожий на раскаленный стальной брусок.

Тома вышел из мавзолея первым, за ним Люк, последним, оглядываясь, Габриель Жакмель. А Мари-Дениз не пошевелилась. Ее голое тело странно контрастировало с открытым гробом. Маленькие капли пота усеяли ее смуглое тело.

"Мерседес-600" с номером 22 остановился перед решеткой на улице Жан-Мари Гийу. Два мотоциклиста, следовавшие впереди, поставили ноги на землю. Один из них был полицейский в синей форме, другой - тонтон-макут в жилетке на голое тело, на груди у него висел старый автомат "томпсон". Сзади прикрытие осуществляли черный "форд", набитый полицейскими, и еще одна машина с пятью макутами.

Несколько макутов высыпали из машины, чтобы обследовать местность до приезда Президента. Они ругали его за беспечность: он никогда не был вооружен. Франсуа Дювалье редко выходил из дворца и всегда имел при себе два пистолета. Не считая американского карабина с увеличенным магазином, который он держал у себя на столе. Мудрая предосторожность, которая позволила ему умереть в своей постели.

Сразу же один из тонтон-макутов, очень худой, в соломенной шляпе и бежевом свитере - из-за пояса у него торчала никелированная рукоять пистолета, - увидел, что дверь усыпальницы открыта. Вытащив пистолет из кобуры, он обежал памятник и наткнулся на тело Эстиме Жоликера...

Он сразу же бросился к "мерседесу" и склонился над открытым стеклом.

- Быстро уезжайте, - сказал он, - здесь опасно. Жоликер убит.

Шофер сразу включил газ, за ним последовала машина с полицейскими. Макуты рассыпались по кладбищу. Маленький макут в клетчатой рубашке - в каждой руке по никелированному кольту - толкнул дверь мавзолея и замер: гроб был открыт, в углу неподвижная сидела Мари-Дениз, закутавшись в лохмотья. Она бесстрастно смотрела на вторжение макутов. Худой в клетчатой рубашке грубо схватил ее и вытолкнул на поверхность. Сразу же ее окружили несколько макутов. На их лицах читались тревога и ярость. На всякий случай один из них взял ее за правый сосок и сдавил изо всех сил. Мари-Дениз застонала. На улице прохожие ускорили шаг.

Шеф тонтон-макутов посерел от ярости. Он увидел раскрытый гроб и изуродованный труп.

- Кто сделал это? - прошептал он. Перед его потерянным взглядом Мари-Дениз обрела дар речи.

- Габриель Жакмель, - выдохнула она. - Он был очень злой. С ним были еще двое.

Она бессвязно рассказала, что произошло. Три маку-га, стоявшие на посту в аллее, запрещали проходить к могиле. Не то время выбрали для посещения. Шеф быстро задумался. Прежде всего нужно было помешать распространению этой новости.

- Кроме тебя, никто не видел? - спросил он.

- Никто.

Он отечески положил ей руку на плечо.

- Ты хорошая девушка, - сказал он по-креольски. - Мы отвезем тебя на рынок, но тебе не следует болтать.

Отойдя от нее, он тихо сказал что-то двоим из своих людей. Те сразу же схватили молодую негритянку и грубо втолкнули ее в машину, которая тотчас уехала.

Зажатая между двумя тонтон-макутами, Мари-Дениз не осмеливалась проронить и словечка. Они ехали по улице Жан-Мари Гийу до улицы Паве. Оставив справа Марсово Поле, где ее ждали подружки. Но она побоялась сказать об этом. Затем они свернули налево и выехали на бульвар Жан-Жак Десалин, проехав рынок, не останавливаясь. На пересечении с улицей Дельмас, на выезде из Порт-о-Пренса, тот, который не вел машину, улыбаясь, положил ей руку на ногу. Затем он без стеснения взял руку Мари-Дениз и положил ее на свой живот.

Покорная Мари-Дениз рассеянно ласкала своего соседа. Она подозревала, что произойдет что-то в этом роде. Ободренный, мужчина взял ее за затылок, и она покорно склонилась над ним.

Через два километра, не доезжая до городка имени Симоны Дювалье, тонтон-макуты остановились на краю дороги перед пустырем, примыкавшим к военному аэродрому. Тот, который уже добился благосклонности Мари-Дениз, держал девушку, пока его товарищ насиловал ее. Затем он снова воспользовался ею. Потом шофер выстрелил в упор ей в ухо. Как ему и было приказано.

Глава 2

Не торопясь, Малко пересек большую комнату, полную секретарш и подчиненных Давида Уайза. Это всегда было приятной формальностью. Большинство из тех, кто работал здесь, знали его. Слыша, как замедляется ритм пишущих машинок, он знал, что его высокая тонкая фигура, белокурые волосы и золотистые глаза приводят в смущение скромных, но не лишенных шарма сотрудниц Центрального разведывательного управления. К титулу светлейшего князя была добавлена репутация авантюриста, что превращало его в несбыточную мечту неизвестных секретарш из громадного здания в Лэнгли.

Этель, секретарша Дэвида Уайза, улыбнулась ему. Случайно или нарочно, она сидела на стуле боком к нему, высоко скрестив ноги. "Крепкие и длинные ноги, о которых можно мечтать", - подумал Малко.

- Вы можете войти, - сказала она, - Мистер Уайз и мистер Стоун ждут вас.

Не зная, как звучит его титул, она никогда не обращалась к нему по имени.

Она нажала кнопку на столе, открывая дверь в кабинет своего босса, начальника Отдела планирования ЦРУ Дэвида Уайза. Малко толкнул дверь и вошел, провожаемый взглядом Этель. Он почему-то подумал, что ничего не знает о ней.

- Чудо, что он еще жив... Один из самых больших мерзавцев на Караибах. Предательство он впитал с молоком матери.

Малко взял фотографию, протянутую ему Рексом Стоуном, начальником сектора "Северные Караибы" в Отделе планирования. Другими словами, Багамы, Куба, Ямайка, Сан-Доминго и Гаити. Массивный мужчина с очень голубыми глазами, говорящий с тягучим луизианским акцентом. Кондиционированный воздух боролся с влажной июньской жарой Вашингтона. Из трех мужчин один Малко, как всегда элегантный, был в пиджаке и галстуке. Правда, восьмиунцевый альпак можно было носить и в это отпускное время.

Он рассмотрел фотографию: негр, идущий по улице прямо на телеобъектив. Очень высокий, мощные квадратные плечи, приплюснутый нос, глубоко спрятанные глаза, кожа как у старой рептилии.

- Похож на игуану... - заметил он.

Рекс Стоун взревел от радости.

- Именно так. Враги так и зовут его: Игуана. Поскольку у него нет друзей... Жюльен Лало. Семьдесят восемь лет. Когда мы заняли Гаити в 1915 году, он поступил к нам на службу и оказал немало услуг... Понемногу выдавая людей. Уйдя в 1934 году, мы искренне считали, что гаитяне сварят его в котле... А вот и нет! Он снова начал выдавать. На этот раз другим хозяевам, и удачно выпутался. Благодаря нам он заработал даже кучу денег: в той неразберихе он добился лицензий на импорт. Затем он предавал по очереди всех президентов и, естественно, примкнул к Дювалье, помогая ему уничтожать мулатов. Хотя у него темная кожа, он сам мулат. Тем не менее, он был близко связан с этой старой канальей Папой Доком... И продолжал понемногу работать на нас. Чтобы не потерять сноровки... Кроме этого, его мысли заняты только траханьем. Предпочитает белых женщин. Кажется, все жены членов дипломатического корпуса побывали в его постели. Неплохо для его возраста.

Малко положил фотографию на стол.

- Прекрасный образчик человечества.

Презрение, смешанное с толикой интереса, отразилось в его золотистых глазах. Конечно, подоплека разведки была не очень привлекательной. Что будет делать он, дворянин, на этой галере? Он еще не знал, чего Дэвид Уайз хотел от него, но начало было многообещающим.

- Этот парень из вашего последнего набора?

- Это будет ваш лучший союзник в Порт-о-Пренсе, - слащаво объявил Рекс Стоун. - Он всех знает, стоит только направить его данные предателя в нужную сторону.

Малко не успел запротестовать, голос Давида Уайза пригвоздил его к креслу.

- Этот парень о'кей, - добавил он.

По его мнению, все, кто предавал свою страну в пользу США, были чистыми душами.

Рекс Стоун доставал уже из пачки на столе вторую фотографию.

- Конечно, вы предпочтете эту женщину? На фотографии была изображена девушка в шортах, вылезающая из "форда Маверик". Были видны ее стройные ноги и вызывающая грудь, обтянутая майкой. Лицо было круглым и нежным, большие глаза, волосы ниспадающие на плечи. Невозможно было определить, к какой расе она принадлежит. Малко сразу же почувствовал больше интереса к возможной миссии.

- Кто это?

- Симона Энш. Ее отец в изгнании в Пуэрто-Рико. Он признанный руководитель всей антидювальеристской оппозиции. Остальные члены его семьи были убиты людьми Дювалье. Дочь живет рядом с Порт-о-Пренсом в горах. Вряд ли найдется другой человек, который ненавидел бы семейство Дювалье больше, чем она.

Рекс Стоун быстро убрал фотографию и продолжал:

- Она будет счастлива увидеть вас, особенно если вы привезете ей свежие новости от ее отца...

Все это было весьма таинственным. Войдя в кабинет, Малко знал, что его будущая миссия связана с Гаити, больше ничего.

Дэвид Уайз позволил своему сотруднику забавляться с фотографиями, не проливая свет на дело.

Малко был наготове. Он хорошо знал бесцеремонность, царящую в спецслужбах.

Рекс Стоун подчеркнуто улыбнулся:

- Недурна, правда? Не скажешь, что она черномазая. Малко не пошевельнулся. Действительно, эти профессиональные шпики были неисправимыми шалопаями: ни малейшего намека на учтивость.

Рекс Стоун вытащил из папки еще одну фотографию и протянул ее Малко.

- Еще один ваш будущий друг...

На фотографии, сделанной со вспышкой, была пара, пьющая шампанское в забегаловке, претендующей на роль ночного ресторана. Женщина с яркой шевелюрой была красива и вульгарна, мужчина походил на танцора из общества, у него был большой жестокий рот и маленькие усики. На мизинце правой руки сверкал громадный перстень.

- Сезар Кастелла, - объявил Реке Стоун. - Самое лучшее украшение СИМ, тайной полиции покойного Трухильо в Сан-Доминго. Раньше любил стрелять из пулемета по доминиканским крестьянам, отказывающимся платить налоги. В настоящее время безработный. Когда Трухильо убили, мы спрятали его в нашем посольстве в Сан-Доминго. Это избавило его от серьезных неприятностей. Я знал с полдюжины людей, мечтавших окунуть его в кипящее масло. Затем ему позволили выехать на Гаити. Там он заплатил за свою визу тем, что выдал всех доминиканских агентов, работавших в Порт-о-Пренсе. По справедливости говоря, вся южная часть кладбища в Порт-о-Пренсе должна носить его имя. Так он и остался в Порт-о-Пренсе, Дювалье терпел его. Мы ему подкидываем немного денег.

- Почему же вы помогаете такому подонку? - спросил Малко в сердцах.

Американец пожал плечами.

- Хорошие профессионалы всегда нужны...

Малко чуть было не спросил, может ли Сезар Кастелла рассчитывать когда-нибудь на медаль Конгресса...

- А женщина?

- Его жена. Бывшая проститутка. Спит с одним высокопоставленным макутом из-за вида на жительство...

Малко вздохнул и отдал фотографию. Сезар Кастелла... Еще один прекрасный образчик страдающего человечества. Видя его явное отвращение. Давид Уайз поспешил успокоить:

- Все эти люди - пешки. Вот интересующий нас человек.

На этот раз речь шла об официальной фотографии, снятой в кабинете Президента Франсуа Дювалье. Тот положил руку на плечо настоящего гиганта с ярко выраженными негроидными чертами и торжественным выражением лица. К сердцу он прижимал заряженный автомат "томпсон".

- Габриель Жакмель, - объявил Стоун. - Во время медового месяца с Папой Доком. Одни из его старых друзей. Помогал во время его выборов благодаря зарядам динамита, хитроумно подсунутым его противникам. Умный, сильный от природы. Поссорился с Папой Доком по идейным мотивам. До внезапной отставки занимал высокие посты.

Малко изучал грубые черты лица, невыразительные глаза.

- Кем он был?

- Начальником тонтон-макутов.

Через кабинет с кондиционером пролетел ангел, с крыльев которого капала кровь. Видя выражение лица Малко, вмешался сам Давид Уайз:

- Уже два года, как он рассорился с Дювалье, - объяснил он. - За его голову назначили высокую цену. В Порт-о-Пренсе говорят, что через несколько дней после смерти Франсуа Дювалье он отправился на кладбище, осквернил его могилу, отрезал голову и вырвал сердце Президента. Еще лучше.

- Он их съел? - спросил Малко в ужасе. Дэвид Уайз натянуто улыбнулся:

- Нет. Это все истории, связанные с Вуду. Многие на Гаити считают, что Папа Док обладал магической, сверхъестественной силой. Жакмель решил воспользоваться этим...

- Вы что, теперь верите в магию? - удивленно спросил Малко.

Телеграмма от Давида Уайза, вызывающая в Вашингтон, оторвала его от забот, связанных с австрийским замком. Что, в общем-то, его устраивало. Несколько месяцев назад он решил продать свой дом в Покипси, штат Нью-Йорк. Благодаря тому, что он вложил десятки тысяч долларов в свой замок, в нем можно было жить, по крайней мере, в одном из его крыльев, и он хотел воспользоваться этим, пока какой-нибудь шпион не отправит его к праотцам. Потому что, увы, конца работам в замке и в парке не было видно... Далек еще тот день, когда он сможет послать Центральное разведывательное управление подальше и жить на доходы от своих земель. Уже не говоря о том, что Александра предпочитала платья от Диора его тракторам. Между замком, требующим реставрации, и дорогостоящей невестой лежало расстояние, равное его карьере шпиона, не имеющего себе равных.

С момента начала этой конференции он знал только, что ЦРУ замышляет что-то на Гаити, где недавно умер Президент Франсуа Дювалье. А от Гаити до Кубы всего лишь пятьдесят километров...

Но что именно?

На столе зазвонил один из телефонов. Дэвид Уайз снял трубку. Малко узнал голос Президента США, усиленный встроенным громкоговорителем.

- Дэвид, немедленно приезжайте ко мне. И он положил трубку, не дожидаясь ответа. Начальник Отдела планирования невозмутимо положил трубку. Благодаря вертолету, взлетающему с крыши здания № 2, он будет в Белом Доме через десять минут.

- Продолжайте без меня, - сказал он, - я понадобился Президенту.

Он взял из шкафа пиджак, пожал Малко руку и вышел из комнаты. Малко подумал, не связан ли вызов к Президенту с их разговором.

Рекс Стоун зажег сигарету, машинально перебирая фотографии.

- Зачем вы показываете мне все это? - спросил Малко.

Сотрудник ЦРУ улыбнулся.

- Прежде всего потому, что вы должны будете встретиться с ними. И потом, эти фотографии могут спасти вам жизнь. Несколько месяцев назад наш агент должен был встретиться с одним гаитянином, он знал только его имя. У него не было фотографии. На встречу пришел тонтон-макут, выдав себя за другого. Нашего человека больше никогда не видели...

Звучит вдохновляюще.

- Надеюсь, что ваш фотограф был более осторожен... Лукавый огонек блеснул в глазах американца. Он достал из папки новую фотографию и протянул ее Малко. Тот нахмурил брови: на ней был изображен пастор в строгом черном костюме с библией в руках. Толстощекое лицо, которое старили роговые очки.

- Пастор Джон Райли, - сказал Стоун. - Он работает на Гаити около четырех лет. Святой человек, оказавший нам ценные услуги. Маниакально увлечен фотографией.

Малко поразился.

- Настоящий пастор?

Рекс Стоун криво усмехнулся.

- Во всяком случае, этот человек очень привержен религии. Вы можете встретиться с ним, сославшись на меня, на Радио-Пакс. Это независимая радиостанция, вещающая на Гаити, мы ей немного помогаем деньгами...

Малко хорошо знал бескорыстную помощь ЦРУ...

- У них есть на Радио-Пакс ПВО? - спросил он нерешительно.

Рекс Стоун не ответил. Этот австрийский князь был неисправим. Насмехаться над святым! Он затянулся и выпустил дым.

- Вы неплохо выкрутились в Аммане, - заметил он. - На Гаити ситуация более щекотливая. Кто-то отправляется на Луну, вы же отправитесь в средние века... К тому же к черномазым!

- Вы хотите, чтобы я открыл пункт Армии Спасения для безработных шпионов?

Лицо Рекса Стоуна стало серьезным, он откинулся на спинку кресла.

- Надо разобраться раз и навсегда с семейством Дювалье, - резко сказал он. - Или сейчас, или никогда. Старый Папа Док умер, а у его сына нет такого веса. Если все пройдет успешно, через несколько недель Гаити освободится от клики Дювалье... О них никто не пожалеет. Вы ведь знаете, как Папа Док удерживался у власти?

Малко был в курсе и не испытывал особой нежности к старому тирану и его кошмарным и жестоким тонтон-макутам.

Стоун принялся чертить что-то на чистом листе бумаги. Затем он поднял голову:

- В течение четырнадцати лет Папа Док плевал на нас. Он обращался с нашими послами как с дерьмом, вырывал у нас доллары и шантажировал нас. Чтобы выманить у нас побольше, он пригласил поляков открыть свое посольство в Порт-о-Пренсе. Под предлогом того, что двести лет назад поляки, служившие во французской армии, взбунтовались и перешли на сторону восставших рабов. Теперь они продают гаитянам парадные мачете!

Американец задумался на несколько секунд над этой вопиющей несправедливостью и продолжал:

- Мы должны вмешаться, потому что в дальнейшем коммунизм захлестнет Гаити. Однажды дювальеристов сметут, а их место займут кубинцы. С 1968 года у них уже действует Объединенная партия гаитянских коммунистов, которая когда-нибудь придет к власти... Значит, их следует опередить.

Малко, чьи настороженность и скептицизм росли, следил за этой блистательной речью.

- Я считал, что режим либерализовался...

Рекс Стоун даже закаркал от радости.

- Еще что! Хотя... Раньше они казнили приговоренных к смерти в четыре утра, а сейчас в шесть. Дали им два лишних часа сна... А с торговцев снято запрещение объявлять себя банкротом под страхом смерти. Но чиновники по-прежнему получают часть зарплаты лотерейными билетами. Но главное не в этом...

Он вытащил из папки тонкий белый конверт и показал его Малко.

- Вот истинная причина наших действий. Этот доклад нам прислали с Гаити. Наш человек проделал большую работу.

С момента смерти Папы Дока мы внимательно следили за развитием ситуации. Мы даже представили новому правительству список "улучшений" для режима, что позволит увеличить инвестиции и поддерживать нормальные отношения. Обычные вещи: освобождение политических заключенных, большая свобода прессы... Менее хаотическое правосудие.

Он замолчал.

- И что же?

- Они отказали, - хмуро сказал Рекс Стоун, - бесстыдно солгав. Министр поклялся Фрэнку Джилпатрику, нашему человеку в Порт-о-Пренсе, что у них больше нет политических заключенных!

- Это ложь?

Малко подумал, что американец взорвется.

- Как ложь? Во всяком случае есть один. Один банкир, которому мы помогали, а он поклялся нам освободить Гаити от Дювалье. Сейчас он в Форт-Диманше, тюрьме Порт-о-Пренса, или они убили его...

Малко посмотрел на карту, приколотую на стене: слева Гаити, справа Доминиканская Республика. Вся эта история не улыбалась ему...

- Что конкретно вы хотите? - осторожно спросил он. - Может быть, выпустить над Порт-о-Пренсом белых голубей, чтобы вернуть дювальеристов на правильную дорогу?

Неисправимый.

- Нужно помочь антидювальеристским силам прийти к власти, - сказал Рекс Стоун. Довольно неопределенно.

- Кто их возглавляет?

Американец выдержал взгляд Малко.

- Габриель Жакмель. Это единственный человек, который противостоит дювальеристам в течение двух лет. Стоит ему немного помочь, и он победит... И наконец на Гаити установится настоящая демократия.

- А вы раньше не помогали Фиделю Кастро? - спросил коварно Малко.

Пролетел ангел. Рекс Стоун живо откликнулся:

- Знаете, какая была основная работа Жакмеля, когда он возглавлял тонтон-макутов? Ликвидация коммунистов. Он убил их с тысячу, наверное. Последние были заживо сожжены в доме вместе с женщинами и детьми Мы уверены, что этот парень не предаст нас...

- Понятно, - сказал Малко. Все меньше ясности.

- Значит, для подготовки революции вы предлагаете мне безработного убийцу, профессионального предателя и хорошенькую девушку. И вдобавок бывшего тонтон-макута.

Рекс Стоун нахмурился. В ЦРУ никогда не говорили о революции, а лишь о стихийном восстании. Малко играл своими черными очками, наблюдая с некоторой иронией за американцем.

Проще говоря, ему предлагали помочь свержению законного правительства. Он понял, почему Давид Уайз выбрал именно его. В случае неудачи в атом дельце не будет замешан настоящий американец. Нелегальный агент, к тому же иностранец... Всегда можно отвертеться. Оп вспомнил несчастного Стейнера, брошенного на произвол судьбы своими "заказчиками" и приговоренного к смерти суданским трибуналом. Веселенькая перспектива:

Стоун, видя выражение лица Малко, поспешил добавить:

- Вы будете не один. Я еще не рассказал вам о других аспектах операции "Вон-Вон".

Малко встал и надел черные очки.

- Я еще не закончил, - подскочил Стоун.

- А я закончил. Подыщите себе другого героя, - любезно сказал Малко. Я не имею ни малейшего желания, чтобы тонтон-макуты отрубили мне мачете голову. Или сожгли живьем, как ваших кубинцев. Позвоните Супермену: он все уладит вам двумя взмахами крыльев. Или посоветуйте вашему лучшему агенту, приславшему этот доклад, уйти в партизаны. Пусть проветрится... А если его арестуют, вы пошлете на выручку морских пехотинцев.

Он уже взялся за дверную ручку. Иногда ЦРУ выдавало желаемое за действительное.

Рекс Стоун не пошевелился. Он только поднял указательный палец правой руки и с чувством сказал:

- Освободите Гаити от дювальеризма, вы должны согласиться на эту задачу, это дело вашей чести. Кроме того, в случае успеха вы получите пятьсот тысяч долларов.

Дверь осталась закрытой. Пятьсот тысяч долларов! Даже учитывая инфляцию, это была огромная сумма. Можно будет закончить реставрацию замка. Он подумал об Александре, которая безмолвно ждала, когда он попросит ее руки. Но он сможет это сделать, лишь решив свои материальные проблемы. Он мысленно увидел донжон и левое крыло. Черепица сломана, деревянные перекрытия прогнили. Восемьсот квадратных метров крыши. Услышав о смете от венского строителя, он похолодел. Все же ремонт должен быть закончен к зиме. Зная скупость, с которой Давид Уайз распределял бюджет нелегальных операций, риск должен быть действительно громадным...

Рекс Стоун молча ожидал. Увидев выражение лица Малко, он уточнил:

- Сто тысяч долларов - аванс за то, что вы высадитесь на этот проклятый остров. Если вы добьетесь успеха, а сами погибнете, деньги будут переданы человеку, которого вы назовете. Даю вам слово.

В худшем случае, Александра станет богатой наследницей.

Малко выпустил дверную ручку и снова сел. Уставший Рекс Стоун взял стакан и бутылку, щедро налил себе пепси-колы.

- Вам обойдется дешевле использовать местную резидентуру, - заметил Малко. - Даже при нынешних пенсиях...

Рекс Стоун покачал головой:

- Речь идет не о деньгах. На Гаити мы проводим политику "натянутой струны". В случае неприятностей мы вас бросим. И потом, нужен ловкий человек. Как вы. Габриель Жакмель и Симона Энш не в добрых отношениях. В прошлом у них были столкновения. А теперь необходимо, чтобы они работали сообща.

- А Габриель Жакмель предупрежден?

- Нет. Это будет первой частью вашего задания. Найти его.

- Где?

Американец устало улыбнулся.

- Ни малейшего представления. От вас требуется сунуть руку в корзину, полную гремучих змей, и при этом не дать ужалить себя.

- Во всяком случае, вы честны...

Рекс Стоун улыбнулся еще шире:

- Я не хочу, чтобы ваш призрак приходил тревожить меня. Смотрите, если вы согласны, вот самая ядовитая из гремучих змей.

Он протянул Малко новую фотографию. Еще одна молодая женщина, в длинном платье, с тонким удлиненным лицом, очень высокая. Маленький прямой нос, тонкие губы, немного квадратный подбородок. Волнистые волосы смягчали впечатление.

- Одна из немногих метисок, примкнувших к Дювалье. Исключительно умна и полностью аморальна. Она тайно командует тонтон-макутами после устранения Габриеля Жакмеля. Она повстречается на вашем пути.

- Как зовут это прекрасное создание? - спросил Малко, возвращая фотографию.

- Амур Мирбале. У нее вилла неподалеку от Порт-о-Пренса, в Петионвиле. Из своего кабинета во дворце она неофициально руководит Высшей государственной полицией.

Малко посмотрел вверх. Спокойствие и свежесть кабинета были обманчивы. В каждом ящике металлического сейфа была спрятана кровавая, тайная и жестокая история. Как и та, которую ему предложили.

Он так хотел отказаться от нее! Несмотря на честь и пятьсот тысяч долларов.

Стоун, как будто прочитав его мысли, сказал:

- Пока вы не приняли решения, дайте мне объяснить все детали операции "Вон-Вон". Вы увидите, это довольно хитроумно...

Он откинулся в кресле и начал говорить. Малко слушал его, завороженный! Можно говорить что угодно о сотрудниках ЦРУ, но они не были идиотами. Кроме денег, его привлекла сама тщательно подготовленная авантюра, где ему отводилась роль рабочей лошадки. Мягкий спокойный голос Рекса Стоуна, удобная обстановка кабинета - все казалось таким простым.

Американец замолчал.

Операция "Вон-Вон" была ясна Малко в деталях. Он встретил взгляд американца. Хватит торговаться.

- Я согласен, - сказал он.

Рекс Стоун посмотрел на него с нескрываемым восхищением.

- Или вам чертовски нужны пятьсот тысяч долларов, - сказал он, - или вы заслуживаете вашу репутацию.

- Есть ли в Вашингтоне ресторан, где подают свежую икру и русскую водку? - спросил Малко. - Я приглашаю вас.

Вскоре он окажется в центре жестокой борьбы в средневековой и дикой стране. Надо пользоваться удобствами цивилизации. Он сказал себе, что пригласит прекрасную Этель присоединиться к ним.

Глава 3

Большой черный пес с торчащими ребрами, поджатый хвост, морда повернута к земле в поисках съестного, бежал вдоль здания аэровокзала.

Увидев животное, солдат, стоявший на посту перед багажным отделением, закричал, быстро зарядил автомат и прицелился в собаку. Раздалась короткая очередь. Несчастное животное отчаянно завизжало, рухнуло и осталось неподвижным, только лапы дрожали в агонии.

Негр, несший два чемодана "самсонит" Малко, быстро поставил их и побежал к двери. Собака умирала в луже крови. В маленьком аэропорту Порт-о-Пренса замерла жизнь. Несколько гаитян столпились в кружок перед животным. Один из них с ненавистью плюнул. Солдат раздвинул зевак и подошел, направив автомат как перед лицом смертельного врага. Автомат "выплюнул" в упор остаток магазина, превратив собаку в месиво.

Малко, пораженный этой бессмысленной жестокостью, повернулся к высокому гаитянину, с которым летел вместе на "Боинге-707" "Америкэн Эйрлайнз" из Нью-Йорка.

- Зачем он это сделал? Это ужасно!

Гаитянин не успел ответить, объяснил полицейский в форме:

- Это животное опасно, оно больное, месье. Он мог покусать людей...

Малко не настаивал. Гаитяне энергично боролись с бешенством. Институт Пастера мог только позавидовать... Полицейский удалился. Тотчас сосед по самолету прошептал Малко на ухо:

- Это неправда... Он убил его, потому что Папа Док приказал убивать всех черных собак.

- Всех черных собак? Зачем?

Гаитянин серьезно ответил:

- Говорят, что предатель Габриель Жакмель может превращаться в черную собаку. Он уже улизнул от солдат таким способом...

Солдат тащил за хвост животное. Малко чувствовал возмущение и тоску от такого немыслимого суеверия. Он должен был найти именно Габриеля Жакмеля. И не в образе собаки.

В аэропорту возобновилась жизнь. Малко вытер пот шелковым платком.

В крошечном аэропорту не было кондиционеров. Малко выстоял четверть часа в очереди паспортного контроля, и у него уже не было сил. С неба он рассмотрел плоский город, зажатый между морем и зелеными холмами. Море было серым и малопривлекательным. Три старых самолета "Мустанг" П-51 и один Б-25 гнили в углу поля рядом с двухмоторным "Пайпер Команчем", личным самолетом покойного Франсуа Дювалье. Носильщик снова схватил чемоданы Малко и поставил их перед таможенником. Тот рылся в открытом чемодане. Вдруг он вытащил оттуда пачку писем.

Нахмурив брови, он развернул одно и принялся читать.

Держа его вверх ногами.

Малко с трудом сдержал смех. Владелец писем был, казалось, в ужасе. Сосед Малко прошептал ему на ухо:

- Он проверяет, не переписывается ли тот с эмигрантами.

Показав свою власть, таможенник сложил письмо с видимым отвращением.

В нескольких метрах от таможенника со скамейки за досмотром наблюдали два негра в костюмах и черных очках. Они были массивны и внушали беспокойство. Один из них достал из пиджака сигареты, и Малко рассмотрел деревянную рукоять пистолета. Это были тонтон-макуты, свирепая милиция дювальеристов. У Малко сильнее забилось сердце. Он снова погружался в мир странных опасностей...

Сосед по самолету нагнулся над таможенником и запросто сунул ему в карман рубашки сложенную купюру. Тот сразу же начертил мелом крест на его чемодане и чемоданах Малко. Сверхплоский пистолет находился в двойном дне самого маленького из "самсонитов". Малко не успел поблагодарить: гаитянин уже шагал к серому помятому "форду". Выйдя. Малко столкнулся со странной личностью, рассыпавшейся в извинениях: это был худой человек в слишком коротких клетчатых брюках, его голова была выбрита, как у Юла Бриннера, а лицо было почти что обезьяньим, с очень живыми чертами. Совершенно не к месту он держал трость с серебряным набалдашником. Негр многословно извинялся, наполовину на французском, наполовину на английском, затем, подпрыгивая, вошел в здание аэропорта.

Носильщик уже загрузил чемоданы Малко в пыльную машину. Малко уселся на продавленное грязное сиденье.

- Мне нужно в Эль-Ранчо, - сказал он по-французски.

Окрестности скорее напоминали тропический бидонвиль, чем английский пейзаж. Это впечатление усиливалось от маленькой дороги с огромными ямами. Через опущенные стекла в машину проникал горячий и влажный воздух.

Шофер ловко вел машину среди маршрутных такси и "тап-тапов" грузовиков, переделанных в автобусы и украшенных наивными рисунками, религиозными или политическими лозунгами. В течение нескольких минут они ехали за "тап-тапом", окрещенным "Папа Док на всю жизнь".

Затем они пересекли площадь и въехали на широкий проспект с двусторонним движением, шедшим параллельно холмам.

Дорогу окаймляли ярко-красные красивые огоньки. Вдали был виден гигантский киноэкран на открытом воздухе, где можно было смотреть фильмы, не выходя из машины.

Совершенно неожиданно.

Слева Малко увидел громадный транспарант, сделанный из гирлянд электрических лампочек. Горящие буквы гласили: "Да здравствует Жан-Клод Дювалье, пожизненный Президент!".

После смерти Папы Дока надо было поменять только имя. Еще не оправившись от тряски по дороге Петионвиля, он затормозил, чтобы рассмотреть Национальный Дворец, одинокое здание, стоящее посредине Марсового Поля, голого, как коленка. Это было небольшое белое трехэтажное здание, окруженное бугенвилями, растущими на великолепной лужайке, огороженной высокой решеткой.

Задумавшись, Малко резко затормозил, увидев надпись: "Проход и проезд запрещены". Присмотревшись, он увидел, что движение запрещено вокруг всего дворца. Действительно, вся семья Дювалье жила в левом крыле... А гранату можно быстро бросить...

За дворцом находились казармы Десалин, где была расквартирована элитная часть гаитянской армии. Низкое и проветриваемое здание казармы имени Франсуа Дювалье, штаб-квартира полиции, также действовало успокаивающе на семейство Дювалье...

Малко свернул направо к бронзовой статуе Неизвестного Маррона. Нанятая им "мазда" была новой, отлично шла, но ему казалось, что его осыпали ударами...

Дорога из Петионвиля в Порт-о-Пренс была ужасной, дырявой, как дуршлаг. Нужно было иметь крепкие нервы, чтобы ехать среди пешеходов, ям, постоянно тормозящих "тап-тапов" и резких поворотов. Все дышало ужасной нищетой. Большинство негров ходило босиком. Вдоль дороги стояли деревянные или из толя хижины. Всюду люди, впрягшись, тащили тяжелые грузы, обливаясь потом от нечеловеческой жары. Все современные виллы находились поодаль от извилистой дороги, к ним вели каменистые тропинки, почти что непроходимые.

Как Малко объяснили, он свернул налево у кинотеатра "Рекс". Центр Порт-о-Пренса был построен по американскому образцу, улицы шли под прямым углом. Если не считать машин, это напоминало маленький городок Дикого Запада в восьмидесятых годах прошлого века. Дома с облупленной штукатуркой и большими деревянными балконами, лотки, стоящие прямо на земле, земляные тротуары. Малко въехал на улицу Паве, по бокам которой были расположены лавчонки без витрин, всюду зияли громадные выбоины.

Через три дома он пересек бульвар Жан-Жак Десалин, главную улицу Порт-о-Пренса, шедшую параллельно морю. Множество разноцветных "тап-тапов" катило к рынку. Внезапно, после бульвара, закончилась улица Паве. "Мазда" прыгала по ямам. Наконец он увидел желтый фасад здания, это был "Банк дю Канада".

Напротив был большой склад. Логово Жюльена Лало, "предателя". Рекс Стоун снабдил его достаточной информацией, чтобы он мог обойтись без компрометирующих контактов с посольством США. В частности, с Фрэнком Джилпатриком, вторым советником, представителем ЦРУ в Порт-о-Пренсе.

Выйдя из машины, Малко почувствовал, что задыхается. Влажный воздух, казалось, можно было резать ножом. Он пересек улицу и вошел в склад. К застекленным кабинетам вела маленькая деревянная лестница. К Малко приблизился негр.

- Где я могу видеть месье Лало? - спросил Малко.

- Он наверху.

Малко поднялся по лестнице. Несколько кабинетов были закрыты, на одной двери надпись - "Дирекция". Он постучал и вошел.

Жюльен Лало переливал содержимое из большой бутылки в меньшую. Кожа его лица была очень темной. В его кабинете не было окон, но астматический кондиционер поддерживал некоторую свежесть. При виде Малко он поднял морщинистые пергаментные веки, как у рептилии. Хотя у него были седые, тщательно зачесанные назад волосы, ему нельзя было дать больше шестидесяти лет.

Преступления сохраняют молодость.

Малко приблизился и протянул руку:

- Я друг Рекса Стоуна.

Жюльен Лало не пошевелился. Он спокойно поставил бутылку и встал. Вкрадчиво улыбаясь, он неожиданно сильно пожал руку Малко. Он возвышался над ним почти на десять сантиметров.

- Давненько я не видел его... Садитесь. Какая приятная неожиданность...

Малко присел. Скоро Жюльен Лало изменит свое мнение о приятной неожиданности. Он снял очки.

- Что вы так тщательно переливали?

Лукавая улыбка осветила пергаментное лицо старого негра. Он взял маленький флакон и протянул его Малко.

- Возьмите. Если вы рассчитываете долго пробыть на Гаити, это вам пригодится...

Это была желтоватая жидкость. Малко принюхался: пахло плохим ромом.

- Это спирт?

Жюльен Лало покатился со смеху:

- Нет. Вовсе нет. Это "буа-кошон", так по-креольски называется средство для полового возбуждения.

- Шпанская муха?

- Нет.

Жюльен Лало показал на большую бутылку:

- Это кора, которую выдерживают в роме в течение трех недель.

Он перегнулся через стол.

- Уверяю вас, эффект потрясающий. Я сам принимаю каждый вечер стаканчик.

Веки рептилии поднялись, обнажив белок, настолько темный, что он сливался с лицом. Похотливый огонек освещал глаза внутренним блеском.

Малко вспомнил, что ему сказал Рекс Стоун: старый Лало вел интенсивную половую жизнь, несмотря на возраст. Погрузившись в эротические мечты, казалось, старый негр немного потерял бдительность. Малко не преминул воспользоваться этим:

- Рекс Стоун сказал, что вы могли бы оказать мне услугу, в которой я очень нуждаюсь...

Все еще под властью своих мечтаний, Жюльен Лало мягко склонил голову:

- Конечно, конечно. А о чем идет речь?

- Я хочу встретиться с Габриелем Жакмелем.

Если бы Малко призвал Вельзевула в соборе Святого Петра в Риме, потрясение было бы не меньшим. Из горла Жюльена Лало вырвался хрип, веки спустились на глаза как шторы.

- Господин Стоун не знает о последних событиях, - сказал он мягко. Это совершенно невозможно. Габриель Жакмель - враг гаитянского народа, его нет в Порт-о-Пренсе. Я считаю, что он умер. В норе, как зверь.

Еще немного, и ему можно было бы поверить. Малко ожидал такой реакции.

- Мы совершенно точно знаем, что Габриель Жакмель находится в Порт-о-Пренсе, - сказал он твердо. - Вы всех знаете, и вам будет легко найти его. Больше мне от вас ничего не нужно.

Негр покачал головой:

- Невозможно. Раньше я оказывал услуги Стоуну, но сейчас я всего лишь бизнесмен. А Президент Франсуа Дювалье был моим другом. Встретиться с Жакмелем - значит предать его память. Смотрите.

Встав, он снял со стены фотографию и протянул ее Малко.

На ней был изображен Франсуа Дювалье. Он протягивал Жюльену американский карабин. Лало был преисполнен раболепия.

- Он подарил мне это оружие за несколько недель до смерти, - сказал взволнованно Лало.

Он забыл уточнить, что обоймы для карабина Папа Док передал ему несколько позже... Из осторожности. Так он дарил оружие своим друзьям... На Малко эта демонстрация дружбы не произвела впечатления.

- Доктор Дювалье умер, - сказал он, - а мистер Стоун все еще жив.

Жюльен Лало покачал головой.

- Может быть, кто-нибудь еще сможет помочь вам. У мистера Стоуна много друзей в Порт-о-Пренсе.

Тонкий намек на то, что здесь полно предателей. Не случайно доллар и гурд, местная валюта, были взаимно конвертируемыми. Но Лало был единственным человеком, который имел необходимые контакты. Значит, нужно было "настаивать". Время пришло. Жюльен Лало встал, показывая, что разговор окончен. Малко не пошевелился.

- Я слышал, что и совсем недавно вы оказали мистеру Стоуну ряд услуг. Я буду обязан доложить ему об изменении вашей позиции. Очень жаль.

Он подчеркнул слово "жаль".

И, в свою очередь, встал. Казалось, Жюльен Лало превратился в статую. Малко надел очки и протянул ему руку.

- До свидания, месье Лало. Рад был познакомиться с вами.

Жюльен Лало яростно заморгал. Малко увидел, как на его морщинистой шее вздулись вены. На какую-то долю секунды в его темных глазах скользнула страшная ненависть. Несколько телефонных звонков из ЦРУ - и его лицензии на импорт будут аннулированы.

Явно делая усилие над собой, он выдавил улыбку.

- Вы мне очень симпатичны, я все же помогу вам. Знахарь, который продает мне "буа-кошон", очень известный умган*. Может быть, он знает что-нибудь о Габриеле Жакмеле. Завтра я увижу его и попрошу об этом.

Малко никак не выказал своей радости. Негр проводил его, слегка хромая. Малко удивился, как он мог еще пользоваться успехом у женщин. Кожа на шее была сморщена, как старое яблоко.

- Я живу в Эль-Ранчо.

Рукопожатие было явно менее дружеским, чем при встрече.

* Служитель культа Вуду (креол.)

Дорога поднималась через безлюдные цветущие джунгли, петляя между поросшими лесом холмами. До Петионвиля было несколько километров. Малко, вцепившись в руль "мазды", следил за развилками. Он искал Симону Энш, пользуясь только приблизительным планом, нарисованным служащим картинной галереи, принадлежащей молодой женщине. После развилки на Кенскофф надо было свернуть налево, подняться на три километра и свернуть направо напротив высокой стены... Дом Симоны Энш был в конце тропинки. Перед дверьми должна была стоять ее зеленая машина марки "Маверик".

Он взглянул в зеркало. Дорога была пустынной. "Ла Буль" служила приезжим в Порт-о-Пренсе резиденцией. Здесь были только виллы. Чтобы попасть в ближайший магазин, надо было спуститься в Петионвиль, десятью километрами ниже.

Малко нервничал: лишь бы Жюльен Лало не взволновался и не постарался бы избавиться от него... Жюльен Лало должен был сделать выбор между этим стопроцентным риском и возможным риском встречи с Габриелем Жакмелем. На всякий случай, Малко положил свой сверхплоский пистолет под сиденье "мазды".

Появилась обозначенная стена... Малко свернул направо, на узкую тропинку, где было полно вилл. Казалось, все они были заперты. Наконец, он заметил зеленую машину. Малко припарковался рядом и выключил мотор. Воздух был восхитительно прохладен. Прежде чем войти, он достал из-за пояса письмо, адресованное молодой женщине, и спрятал его во внутренний карман пиджака.

Симона Энш читала стоя. Она буквально вырвала письмо из рук Малко. Она была еще более привлекательна, чем на фотографии. Джинсы обтягивали ее бедра, рубашка была открыта на полной груди. В ее карих глазах светилась бесконечная грусть. Как будто что-то бесповоротно разладилось у нее. Ее лицо, удлиненное к вискам, еще больше подчеркивало красоту ее глаз. Лицо было нежным и чувственным, но в нем чувствовалось напряжение.

Даже цвет кожи был удивительным: смуглая и одновременно позолоченная, как хорошо пропеченная булочка.

Она сложила письмо и, казалось, только сейчас заметила присутствие Малко.

- Извините, я даже не предложила вам выпить.

Голос был мелодичным и напряженным. Из кухни она вернулась с подносом, стаканами, бутылкой рома "пять звездочек" и минеральной водой "Перье". Наполнив оба стакана, она уселась напротив Малко.

В доме было тихо. Свежесть воздуха и сам пейзаж напоминали Швейцарию. Малко отпил ром-соды. Прохладный и крепкий напиток. Он наблюдал за молодой женщиной. Ей было на вид двадцать пять лет. Что заставило ее удалиться в этот безлюдный дом? Она также наблюдала за ним. Внезапно тишина наэлектризовалась. Малко вдруг ощутил безумное, дикое, первобытное желание обладать этой незнакомкой. Может быть, потому, что она казалась такой беззащитной, такой женственной, с расцветшим телом, красивым и усталым лицом...

Наверное, Симона тоже почувствовала напряжение, потому что она, скрестив ноги, спросила:

- Вы знаете моего отца?

Малко покачал головой:

- Я никогда не видел его. Но мне много рассказывали о нем.

- Зачем вы приехали сюда?

Она по-прежнему держала письмо в руке, как будто боялась, что его отнимут. Он улыбнулся:

- А почему вы скрываетесь вдали от Порт-о-Пренса?

Симона Энш жалко улыбнулась:

- Чтобы обрести покой. Раньше я жила в квартале Буа-Бернар рядом с церковью Сакре-Кер. Все, кого я знала, уехали или умерли. Их дома заброшены. Иногда рядом с моим домом появлялись тонтон-макуты. Я знаю, на что они способны. Поэтому я перебралась сюда.

Золотистые глаза Малко следили за лицом метиски.

- Думаете ли вы, что ситуация станет такой, как раньше?

В ее взгляде блеснул быстро погасший огонек, затем она покачала головой:

- Не следует предаваться иллюзиям. В стране прочно утвердился дювальеризм... А чудес не бывает.

- Речь идет не о чудесах, - сказал Малко.

Нужно было приступить к делу. Он начал спокойно объяснять ей цель своего пребывания на Гаити. И ту роль, которую она призвана сыграть. Вначале Симона Энш с удивлением слушала его. Затем показалось, что ее глаза ожили... Наконец, от возбуждения она закусила губу. Из осторожности Малко не упоминал имени Габриеля Жакмеля. Он еще не был уверен в Симоне Энш. Когда он закончил, она долго молчала, опустив глаза. Затем она произнесла:

- Я так бы хотела верить, что это возможно! Все, что до сих пор предпринималось против Дювалье, противоречило здравому смыслу... Они бомбардировали президентский дворец с самолетов Б-25. Но так были уверены в удаче, что не заправились горючим на обратный путь! Они были вынуждены приземлиться в Порт-о-Пренсе, где их взяли в плен. Папа Док сам пытал их в подвалах своего дворца. Никто не видел их трупов.

Надежда в глазах сменилась отчаянием.

- Будьте осторожны. Тюрьма Форт-Диманш полна людьми, которые надеялись сбросить Дювалье...

Малко был в смятении. Прежде чем продолжать, нужно было лучше узнать Симону Энш, понять, можно ли ей действительно доверять. Внушить ей доверие. А у него было немного времени. Надо было достичь цели, пока дювальеристы не поймут, зачем он приехал на Гаити.

- Я бы хотел пригласить вас пропустить где-нибудь стаканчик, продолжал он. - Есть ли где-нибудь подходящее местечко?

Симона Энш заколебалась:

- Может быть, не совсем благоразумно показываться нам вместе.

Она на секунду замолчала и затем печально улыбнулась:

- Хотя, если видели, как вы приехали сюда... Все соседи шпионят без устали. Макуты всюду суют свой нос. Никогда не следует ничего говорить в общественном месте. Мы могли бы пойти в "Се си бон". Это дансинг, где бывает не слишком много макутов.

- Согласен на "Се си бон".

Под ритм меринги "Папа Док на всю жизнь" три пары дергались на крошечной танцплощадке. Высокая негритянка с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, яростно работала бедрами к вящему удовольствию оркестра.

Малко и Симона Энш присели за столик у входа. Снаружи "Се си бон" напоминал заурядную виллу. Танцплощадка была на втором этаже. Она была полностью погружена во мрак. Здесь танцевали, ели, пили. В маленьком темном зале одна парочка стоя занималась любовью. Оркестр играл меренгу за меренгой. Одна и та же музыка, одновременно нежная и ритмическая.

- Потанцуем? - предложил Малко.

Было так темно, что он с трудом различал черты Симоны Энш. Со своим крепким телом, затянутым в короткое платье, волосами, поднятыми шиньоном, легким запахом духов, она была крайне аппетитной.

Она грациозно покачивалась, не касаясь Малко. Внезапно она прижалась к нему. Он даже не успел обрадоваться. Испуганным голосом она прошептала ему на ухо:

- Посмотрите.

За стол садились пять негров.

- Это макуты.

Рука Симоны сжала руку Малко.

Большая морщина вертикально пересекла ее лоб. Малко прижал ее к себе, не давая высвободиться, уткнувшись ей в плечо. Ритм меренги нарушился, но теперь Симона прижималась всем телом к Малко. Через несколько минут она расслабилась. Затем, вздрогнув, отодвинулась от него.

- Вы будете разочарованы, - прошептала она.

- Разочарован?

Она безрадостно усмехнулась.

- Да. Мужчины меня не интересуют. Но я надеюсь, что смогу найти вам девушку. Я понимаю, вы ведь мужчина.

Устав, оркестр кончил играть, и они вернулись за столик. Макуты молча пили пиво "Хейнекен". Малко почувствовал, что его спутница снова напряглась. Он нежно погладил ей руку.

- Я ничего не могу поделать, - тихо сказала она. - Я видела слишком много ужасов. Иногда люди исчезают, и ты никогда больше не слышишь о них. Или макуты забивают их до смерти в Форт-Диманше.

Они долго молчали.

- Вернемся домой, - неожиданно сказала Симона Энш.

Выходя; Малко показалось, что пять макутов провожают их взглядом. Снаружи было темно, хоть глаза выколи. Малко с трудом нашел "мазду". Опершись на подголовник, Симона, казалось, спала, не обращая внимания на то, что у нее задралось платье.

Он затормозил. Симона Энш вздрогнула: пока они добирались до "Ла Буль", она не произнесла ни слова.

- Я мечтала, - извиняющимся тоном сказала она. Она повернула к нему голову. Несколько секунд они так сидели. Затем Малко, повинуясь внезапно возникшему порыву, обнял ее за плечи, привлек к себе и прильнул к губам молодой женщины. Та не сопротивлялась. Он хотел языком раздвинуть ее сжатые зубы. На долю секунды ему это удалось, но затем она закрыла рот, не отталкивая его от себя. Инстинктивно он положил руку ей на ногу. Она сразу же отпрянула от него, как будто ее кто-то укусил.

Он снова захотел поцеловать ее, но на этот раз Симона сразу же отодвинулась. Малко не настаивал.

- Кто же этот человек, который должен сбросить дювальеристов? внезапно спросила она.

Малко колебался. Трудно не ответить на такой прямой вопрос. Если молодая гаитянка догадается, что он не доверяет ей, это может повредить их сотрудничеству.

- Это Габриель Жакмель.

Лицо Симоны сразу же изменилось. Как будто ее ударили кулаком. Ее губы задрожали. Несколько секунд она молчала, затем разразилась неожиданными рыданиями. И резко открыла дверь.

- Уходите, - сдавленным голосом сказала она, - уходите и не возвращайтесь никогда.

Рыдание скомкало конец фразы. Одним прыжком она выскочила из "мазды", ударившись головой. Малко тоже вышел из машины, но она уже бежала по внешней лестнице виллы. Когда он добрался до двери, она была уже заперта. Он постучал.

Никакого ответа. Он не мог ничего понять. Рекс Стоун говорил ему о "столкновениях", но никак не о ненависти между Жакмелем и Симоной Энш.

Внезапно дверь резко открылась. Симона навела на Малко автоматический пистолет со взведенным курком. Ее лицо было в слезах, но глаза сверкали ненавистью.

- Я хотела бы пустить вам пулю в живот, - прошипела она, - и я сделаю это, если вы сразу же не уедете. Никогда не возвращайтесь. Никогда.

Малко колебался. Пистолет дрожал в руках молодой женщины. Она могла выстрелить. Злясь на самого себя, он отступил.

- Я вернусь, - сказал он. - Не знаю, почему причинил вам боль, но я прошу прощения...

Не ответив, она смотрела, как он садился в "мазду".

Глава 4

- Завтра вечером, около одиннадцати часов, начнется церемония Вуду. Там будет человек по имени Финьоле. Он отведет вас к Габриелю Жакмелю. Не подходите к нему сами. Я описал вас, он сам вас узнает.

Жюльен Лало говорил, почти не разжимая губ, как будто за каждой пластмассовой травинкой у бассейна в Эль-Ранчо пряталось по тонтон-макуту. Выйдя из номера, Малко нашел старого негра сидящим в кресле у бассейна. Это ночное фольклорное свидание не вдохновляло его ни в малейшей степени. Удар мачете может быть быстро нанесен...

- Почему вы не пойдете со мной?

Змеиные веки негра еще более опустились:

- Не стоит, чтобы меня видели там. Вы - это совсем другое дело. Никого не удивит, если вы придете посмотреть церемонию Вуду. Закари, умган, согласен. Он надежный друг моего знахаря. Ничего не бойтесь, ничего...

Вот уж в чем Малко не был уверен.

Жюльен Лало еще больше наклонился к Малко, хотя ни одной души не было рядом с бассейном.

- Найти легко: пойдете по улице Авраама Линкольна до масонского храма "Истина". Третий дом после храма. Вас пустят, они предупреждены.

Да, но о чем предупреждены? Старому негру почти что удалось придать своему лицу чистосердечное выражение. Это настораживало.

Была и другая проблема.

- Габриель Жакмель знает, кто я? Лало покачал головой с более невинным видом, чем ангелочек.

- Как я мог предупредить его? Я ведь и сам не знаю этого. Вы друг моего друга, вот и все.

Старая каналья. Малко оставалось принять предосторожности.

- Наш друг Рекс Стоун будет огорчен, если со мной что-нибудь случится, - бросил он.

Внезапно Жюльен Лало уставился, увидев что-то сзади Малко. Тот обернулся. Худой негр, которого он заметил в аэропорту, стоял на верху лестницы, ведущей к бассейну. На нем были летняя клетчатая куртка и сверхузкие брюки, доходящие до щиколоток. Увидев Лало, он весело поднял тросточку и танцующим шагом направился к двум мужчинам.

Лало выругался сквозь зубы. Чудом в его правой руке появился маленький флакончик. Он передал его Малко в тот момент, когда незнакомец приблизился к ним.

Выказывая все признаки живейшей радости, пришелец запрыгал вокруг Жюльена Лало, пожимая ему руку. Они обменялись несколькими фразами на креольском, и человек с тросточкой склонился перед Малко.

- Туссен Букан, - представился он. - К вашим услугам. Если у вас возникнет какая-нибудь проблема... Я занимаюсь туристами. По вечерам вы можете найти меня в отеле "Олефсон".

От его английского у королевы Виктории пошли бы прыщи. Малко вежливо поблагодарил.

Туссен Букан завертелся еще больше.

- Мой друг Жюльен дал вам "буа-кошон". Это великолепно...

Он засмеялся безумным смехом, сделал пируэт, отсалютовал тросточкой и исчез в коридоре.

Как только он исчез, Малко спросил:

- Кто это?

Лицо Лало выразило отвращение:

- Шпион макутов. Он повсюду. Поэтому я дал вам "буа-кошон".

- Почему же вы рискнули прийти сюда?

Негр обреченно махнул рукой.

- Половина моих служащих стучит тонтон-макутам. Ну и... Впрочем, я часто бываю в Эль-Ранчо.

Он поднялся и протянул Малко руку.

- Может быть, я вас больше не увижу...

У него чуть было не выступили на глазах слезы. Слезы игуаны. Малко провожал глазами высокую фигуру:

Жюльен Лало слегка волочил ногу.

Лишь бы ему удалось подольше сохранить "прикрытие" невинного туриста. Поэтому большую часть дня он лежал у бассейна.

Думал о Симоне Энш.

Если бы он больше доверял Лало, он бы расспросил его об отношениях между ней и Жакмелем. Ему теперь оставалось задать этот вопрос самому Жакмелю. Если встреча, организованная Лало, состоится. Зевнув, он отправился в бар. Кроме рома, там практически ничего не было.

Над стойкой администратора гостиницы Эль-Ранчо трепетало пламя свечи. Ежедневная поломка электросети. Вместо того чтобы по-честному отдать Богу душу, электростанция Порт-о-Пренса прибегала к ежедневному отключению электричества. Открыв ключом дверь своего номера, Малко вошел. Воздух в комнате был горячим, так как кондиционер тоже не работал. Не видно было ни зги.

Вдруг он почувствовал чье-то присутствие и замер. Его сверхплоский пистолет был в чемодане. Иначе говоря, на расстоянии нескольких километров. Он медленно направился к двери. Когда он достиг ее, его остановил голос:

- Не бойтесь.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать голос Симоны Энш. В тот же момент в номере зажглись лампы и заработал кондиционер. Было восемь часов, поломка была устранена. Молодая женщина в коротком красном платье сидела в кресле.

Она слишком пристально смотрела на него, в ее глазах было что-то настораживающее. Или она выпила, или пользовалась наркотиками. Ее приоткрытая сумочка лежала на коленях, правая рука - на замке. У Малко участилось сердцебиение.

Ее приход можно было объяснить лишь одним: она пришла убить его, как и обещала.

- Подойдите, - сухо сказала Симона Энш.

Томный ритм меренги "Папа Док на всю жизнь" просачивался через тонкие стенки. Музыка доносилась из гостиничного кафе "Фламбуайян". В течение нескольких секунд это был единственный звук в комнате.

- Подойдите сюда, - сказала Симона. - Никто не видел, как я вошла сюда. Я прошла через сад, к вилле Креоль.

Малко сел на сдвоенную кровать. Явно чувствовался запах рома. Симона Энш была мертвецки пьяна.

- Я хотел снова увидеть вас, - сказал Малко. - В Вашингтоне я узнал, что у вас были столкновения с Габриелем Жакмелем. Но...

Молодая метиска пронзительно засмеялась и внезапно замолчала. Неверным жестом она открыла сумочку, достала пачку сигарет и закурила.

- Я передумала. Я буду работать вместе с вами и Габриелем. Ради моего отца. Уже много лет он мечтает вернуться в страну. Это - его единственный шанс. Я не имею права отказывать ему в этом.

Малко колебался:

- Не знаю...

- Замолчите, - резко оборвала его Симона. - Я сделаю все, что захочу.

Она двусмысленно посмотрела на него.

- Сегодня вечером вы слишком скромны, - неожиданно сказала она. Почему вы еще не поцеловали меня?

Без всякого стыда она спустила ногу с колена, вызывающе глядя на него. Малко не мог не взглянуть на ее мускулистые ноги. И испытал внезапное желание. Что означала эта странная сцена? В Симоне чувствовались одновременно вызов и отчаяние.

- Почему я должен поцеловать вас?

Молодая метиска улыбнулась горько и иронично.

- Последний раз при расставании мы поцеловались. Я чувствовала ваш язык у своих зубов, он был похож на теплого слизняка. Мне было противно. Теперь я изменила мнение.

Поскольку он не отвечал, она, глядя ему прямо в глаза, добавила несколько грубых слов, которые неестественно звучали в ее устах. Затем она встала и, слегка спотыкаясь, приблизилась к Малко. Ее живот был на уровне его лица. Она спокойно спустила с плеч бретельки. На ней были простые белые лифчик и трусики, резко выделяющиеся на ее коже. Ее перегар мог убить муху на расстоянии в двадцать метров. Наверное, она выпила не меньше бутылки рома. Ее глаза были как в галлюцинации, черты лица напряжены, без всякого выражения.

Она обошла кровать и легла рядом с Малко.

Она грубо поцеловала его. Ее рот, прежде инертный, как будто отталкивал его. Она яростно работала языком, сплетаясь с его языком. Малко почувствовал желание и примкнул к ней. Сначала она резко дернулась, как будто хотела вырваться. Затем снова прижалась к нему. Одной рукой она сорвала с него рубашку. Она судорожно дышала и не отнимала свой рот от Малко.

Симона на ощупь молча раздела его. Ее жесты были грубы и неловки. Ее живот судорожно двигался рядом с Малко. Но когда она схватила его обеими руками, он чуть не закричал от боли, настолько ей не хватало нежности.

Несмотря на это, фурия возбуждала его. То ее живот прижимался к нему, то она скрючивалась, как бы желая ускользнуть. И все это молча, с закрытыми глазами. Не сдерживаясь больше, он овладел ею самым нежным образом, как только мог. Это было как удар волшебной палочкой. Тело Симоны Энш напряглось, стало каменным. Малко почувствовал, как в нем растет желание. Живот Симоны был инертен, мертв. Она ничего не почувствовала. Она лежала на спине с закрытыми глазами, как будто Малко и не существовало.

Никогда еще он не занимался любовью таким странным образом. Он старался собраться с мыслями. Сквозь стену слабо проникали звуки из "Фламбуайяна". Повернув голову к Симоне, он взял ее за руку: она не реагировала. По ее мерному дыханию он понял, что она заснула!

Он лежал рядом с ней в темноте, ища разгадку ее странного поведения. Она сделала все, чтобы соблазнить его, и тем не менее это не доставило ей никакого удовольствия. Понемногу воздух становился более прохладным, благодаря кондиционеру. Он пошел принять душ. Когда он вернулся, Симона не пошевелилась. Он вытянулся на соседней кровати.

Малко резко вскочил. С другой кровати слышался странный звук. Через несколько секунд он понял, что это громкие прерывистые рыдания. Встав, он на ощупь нашел молодую женщину. Рука Симоны с необычайной силой привлекла его к себе. Дрожа от рыданий, она прижалась к нему. Он обескураженно погладил ее по волосам.

- Извините меня, - прошептала Симона Энш.

Она заплакала еще сильнее, затем ее рыдания потихоньку стихли. Малко включил настольную лампу. Молодая женщина вскрикнула.

- Нет, нет!

Он поспешно выключил. Она еще крепче прижалась к нему.

- Я хочу поговорить с вами, - совсем тихо объяснила Симона. - Я расскажу вам то, что до сих пор никому не рассказывала. Но если будет свет, мне станет стыдно.

Она прижалась губами к его груди.

- Вы так нежно целовали меня! Извините меня за то, что я наговорила вам вчера вечером. Я много выпила, прежде чем прийти к вам. Я надеялась, что что-нибудь произойдет. А потом я не смогла...

Она снова заплакала.

- Почему? - нежно спросил Малко.

Она сразу не ответила. Затем он услышал ее почти беззвучный голос у своего уха:

- Я расскажу, что произошло между мной и Жакмелем. Но только ни о чем не спрашивайте меня, не перебивайте. Иначе мне не хватит смелости... Во время большой чистки врагов дювальеризма Габриель Жакмель, в ту пору шеф тонтон-макутов, пришел арестовать меня, моего мужа, брата и моего трехмесячного сына. Мать пыталась спастись вместе с малышом. Они убили ее палкой на моих глазах. Затем Жакмель увез моего мужа, меня и сынишку.

Жакмель расположил свой штаб в конце улицы Карефур, в борделе. Сначала он зарубил при мне мачете мужа и сына. Я надеялась, что он убьет и меня.

Но он отвел меня в маленькую комнату. Там он схватил меня за волосы и бросил на колени перед собой. Затем он расстегнул молнию на брюках и сказал мне, хихикая:

"Если ты будешь хорошей девочкой, я дам тебе десять гурдов, и ты сможешь вернуться домой".

Я обезумела. Наклонившись над ним, я вцепилась в него зубами так сильно, как только могла. Я хотела убить его. Он кричал, бил меня кулаками. Я чувствовала во рту живую плоть, хотела и выплюнуть ее, и разорвать на кусочки. Но не успела. Жакмель ударил меня пистолетом, и я потеряла сознание.

Она замолчала, и Малко подумал, что она не может продолжать. Из-за стены по-прежнему доносились звуки меренги.

Но Симона продолжала бесцветным голосом:

- Придя в себя, я обнаружила, что меня привязали к чему-то, похожему на плетеное решето, стоящее на подставках в метре от пола. Мои руки и ноги были раздвинуты. Совершенно пьяная доминиканская шлюха лила мне в рот ром.

Передо мной встал Габриель Жакмель. Он с трудом передвигался. Я никогда не видела столько ненависти во взгляде. Я была уверена, что он изнасилует меня, но не хотела дать ему радость почувствовать, что мне страшно и отвратительно.

Но Габриель Жакмель, иронично улыбаясь, нагнулся надо мной: "Скоро ты будешь умолять, чтобы я взял тебя, - сказал он. - Но я не опущусь до тебя. Ты останешься в живых, но всю жизнь будешь вспоминать Габриеля Жакмеля... Сегодня вечером ты выступаешь в шоу. К сожалению, на этот раз не будет иностранцев..."

Я сразу же поняла и принялась кричать как безумная. Как и все в Порт-о-Пренсе, я знала о гвозде программы этого борделя, что особенно нравилось иностранным туристам: одну из доминиканских шлюх трахал осел... Я должна была заменять ее.

Потом... Это было ужасно. У доминиканок не было жалости. Они привели животное, поставили его ноги на решете по обеим сторонам от меня, чтобы, казалось, он мог покрасоваться. Затем его продвинули между моих ног. Как только я почувствовала его жесткую шерсть, у меня случился нервный приступ... Он касался моего живота. В эту минуту, действительно, я умоляла бы Жакмеля овладеть мной.

Злая, мертвецки пьяная, потасканная доминиканка подошла ко мне и дернула за волосы: "Чего ты жалуешься? - бросила она. - Я работаю так каждый вечер... Скоро тебе понравится".

Две другие девки держали животное. Габриель Жакмель ткнул его сигаретой в бок, и зверь вошел в меня. Мне показалось, что меня разрывают пополам. Я потеряла сознание.

Голос Симоны. Энш был монотонным, как будто она говорила под гипнозом. Она заговорила еще тише:

- Я оставалась там две недели. Пять или шесть раз меня отдавали ослу. Я думала, что умру от страха и отвращения. Жакмель не осмелился рассказать об этом Президенту, это сделали другие. Он испугался. Меня выбросили на улицу и пригрозили, что убьют, если я проговорюсь.

Вот. С тех пор я ни с кем не занималась любовью.

Малко кипел от ярости. Вот что в ЦРУ называли "столкновениями". Золотая медаль за недомолвки. Симона сильно сжала его руку.

- Это вылечило меня, - сказала она. - Даже если я ничего не почувствовала. Теперь я могу смотреть Габриелю Жакмелю в лицо. Даже стать его союзницей. Я уже сказала вам, что отец - единственный близкий мне человек на свете. Я хочу, чтобы сбылась его мечта. Чего бы мне это ни стоило. И я уверена, что вы защитите меня...

- Я восхищаюсь вами, - сказал Малко.

- Когда-нибудь они заплатят по счетам, - сказала Симона, - после победы. Я помню, что Жакмель был лишь игрушкой в руках Папы Дока.

ЦРУ умело выбирать себе союзников. Теперь он должен был идти до конца.

- Надеюсь, мы победим, - сказал он.

- Я тоже.

Они молчали. Через несколько минут но ее мерному дыханию он понял, что Симона Энш заснула.

Он не мог последовать ее примеру. Это погружение в жестокий, первобытный, кошмарный и кровавый мир было настоящим испытанием для нервов. Союзом Симона Энш - Габриель Жакмель надо было управлять со всей предосторожностью, он был непрочен, как нитроглицерин... Что сделает молодая женщина, встретившись с человеком, так жестоко мучившим ее?

Глава 5

На напряженном лице Габриеля Жакмеля застыли сосредоточенность и подозрительность, что придавало ему сходство с калебасом*. Спрятавшись за деревом, одетый в свой традиционный пуленепробиваемый жилет, с автоматом "томпсон" в руках, он следил за тропинкой.

* Бутылочная тыква.

Его левая рука была постоянно в движении и напоминала большого черного паука. Когда он открывал ладонь, был виден блеск пули калибра 11.43, с которой он постоянно играл, чтобы вернуть гибкость суставам. Год тому назад он был ранен дювальеристом в руку.

Он нервничал. Спрятавшись в зелени, окружающей бассейн отеля "Иболеле", он ждал человека, который должен был передать ему две важнейшие вещи. Во-первых, "уенга"*, сделанный из сердца Франсуа Дювалье, что позволит ему не бояться порчи. Затем подтверждение о встрече с американским агентом. Это могло изменить всю его судьбу.

* Фильтр (креол.)

На тропинке послышался легкий шум. Жакмель напрягся. В его громадных руках "томпсон" казался игрушкой. Появилась немного согнутая фигура Финьоле, его связника. Он шел очень медленно, не зная, где точно прячется Жакмель. Тот легонько свистнул. Связник остановился, затем пошел на свист. Жакмель держал палец на гашетке.

Финьоле приблизился и уселся перед Жакмелем.

Он боялся Жакмеля. Нервничая, он достал из кармана куртки флакон и подал его Жакмелю: "уенга".

- Умган сказал, чтобы ты держал это при себе всегда, - объяснил он.

Смутьян взял флакон, спрятал его в карман рубашки под пуленепробиваемым жилетом.

- А американец?

Финьоле беззубо улыбнулся.

- Если хочешь, я приведу его вечером.

Габриель Жакмель чуть не закричал от радости. Эта помощь извне, совершенно неожиданная, была даром со стороны Огум-ферая, божества войны Вуду.

Если только это не подвох. Габриель научился быть дьявольски осторожным. Без этой осторожности его голова давно бы уже лежала на столе у Франсуа Дювалье.

Он знал, что американцы ненавидят Дювалье почти так же, как и его.

Он тоже не очень их жаловал. Он вырос в Ла Салин, самом бедном квартале Порт-о-Пренса, в зловонии болот. Первый кусок мяса, который он попробовал, был крысой. Чтобы купить ее, его мать вынуждена была сэкономить на чем-то. Когда доктор Франсуа Дювалье начал свою избирательную кампанию, ему было двадцать два года, и он зарабатывал себе на жизнь, воруя сахарный тростник и манго.

У него только раз была работа. В течение трех месяцев он работал поваренком у богатых метисов. Они кормили его объедками и платили двадцать гурдов в месяц. Однажды хозяйка объяснила ему, что негры и собаки - одно и то же. Поэтому когда Франсуа Дювалье объявил, что владычеству метисов приходит конец, он примкнул к нему. Габриель был именно тем доверенным лицом для избирательной кампании, которого искал Папа Док: сила Геркулеса, безграничная природная жестокость и храбрость, напоминающая иногда безрассудство.

Его сразу же оценили. Надо было избавиться от трех доверенных лиц соперника по выборам. Метисов. Однажды вечером Габриель пробрался к ним. Он по очереди задушил их, глядя, как глаза его жертв вылезают из орбит. Затем его специализацией стало превращение любой оппозиции в тепло и свет. Благодаря умелому использованию динамита, украденного на стройках.

Тронутый такой преданностью, Папа Док самолично пригласил его в свой кабинет, где и вручил первый в его жизни пистолет, старый, ржавый девятимиллиметровый "Стар", у которого был сломан предохранитель.

Благодаря этому оружию, она стал настоящим мужчиной. Он был уверен, что больше не придется голодать. Пока жив Дювалье, он может пользоваться услугами торговцев, убирая несговорчивых.

Позже он устроил кровавую бойню в тюрьме Форт-Диманш. Габриель Жакмель забил палкой до смерти шесть политических заключенных, убивших охранника, чтобы сбежать. Все они были метисами. До самого рассвета их крики не давали заснуть всей тюрьме. Под конец они превратились в кровавое месиво, на которое он машинально наступил.

В тот день его испугались даже друзья. Президент мягко пожурил его за отсутствие чувства меры.

Но он уже не мог обходиться без Габриеля Жакмеля. Именно он набрал большинство тонтон-макутов в Порт-о-Пренсе среди бедноты Ла Салин. Те восхищались им и считали своим.

Все шло отлично до того дня, когда Габриель осознал свою власть.

То, как он обошелся с Симоной Энш, дало ему возможность почувствовать свое могущество. Для него, это было чем-то нереальным. Раньше она могла отхлестать его, даже убить, ничем не рискуя. Когда, по его приказу, ее изнасиловал осел, он наблюдал за этим зрелищем, не веря в свою власть. Даже не из садизма, а чтобы окончательно уверовать в установившийся порядок вещей, что происшедшее не было случайностью, он заставил повторить эту процедуру несколько раз.

Затем он начал хорохориться.

Месяцем позже он прикарманил сорок тысяч долларов, принадлежащих табачной компании, владению Дювалье, источнику его нелегальных доходов. Конечно, Папа Док узнал правду. Габриель Жакмель ожидал упреков, взрыва негодования. Но президент был еще более любезен, чем прежде. Он даже подарил ему новенькую машину "воксолл"!

Но через некоторое время Габриель Жакмель получил новое задание. Надо было тайно захватить в глухой деревушке несколько агитаторов кастровского толка.

Он должен был отправиться туда с двумя лучшими друзьями. Его остановило предчувствие. Он взял с собой двух других тонтон-макутов, которых недолюбливал. Когда те приблизились к дому, где скрывались "кастристы", их обстреляли из пулемета... Жакмель спрятался в доме, тут же окруженном солдатами Дювалье. Ему удалось сбежать через заднюю дверь, и когда дювальеристы взорвали дом, то обнаружили только черную собаку, моментально исчезнувшую.

Чтобы успокоить неслыханную ярость Папы Дока, солдаты поклялись ему, что Жакмель смог превратиться в черную собаку...

С тех пор Габриель знал, что такое ненависть. Он не хотел покидать Гаити. Заграницы он боялся. Надо было или умереть, или бороться с Дювалье, чтобы потом убить его. Эта игра в прятки продолжалась до смерти пожизненного Президента. А сейчас, казалось, ему несут победу на серебряном блюдечке.

С помощью американцев он, конечно, сможет ликвидировать семейство Дювалье.

Не обращая внимания на Финьоле, он поднялся и отправился к краю скалы. Вид был превосходный. Отель, расположенный с краю холма, нависал над Петионвилем, аэропортом и морем. Если дельце выгорит, все это будет отныне в его власти, во власти Габриеля Жакмеля.

Он повернулся к сидящему на корточках Финьоле.

- Приведи его сегодня вечером. Его будут ждать. Я ухожу.

Широким шагом он скрылся в зарослях, держа под мышкой автомат.

Взволнованный, Финьоле вернулся на тропинку. Один только вид Габриеля Жакмеля смущал его. Не проходило и недели, чтобы газета "Нуве Монд" не сообщала о его смерти или взятии в плен. Это было смертельно опасно. Для семьи Дювалье Габриель Жакмель был врагом №1.

Взяв свои велосипед, спрятанный на тропинке. Финьоле постарался забыть, что в ярости, когда Габриель Жакмель ускользнул, Папа Док приказал убить много гаитян. Только потому, что их звали Габриелями.

Глава 6

Раздался тихий, шорох, и под дверь просунули белый конверт. Заинтригованный, Малко нагнулся и распечатал его. Там был лист бумаги со всего лишь одной строчкой, написанной от руки по-английски: "Жду вас в "Сансент Шале" напротив посольства. В одиннадцать часов. Франк Джилпатрик".

Малко скомкал листок. Более чем обеспокоенный и в ярости. Зачем столько предосторожностей? Неужели официальный представитель ЦРУ в Порт-о-Пренсе не может открыто назначить ему свидание! С таким же успехом можно повесить себе на шею табличку "тайный агент"...

И все же этот Джилпатрик не был сумасшедшим. Его поведение объясняла одна важная причина: в операцию "Вон-Вон" не должны "вступать" американские спецслужбы.

Все более обеспокоенный. Малко надел пиджак из альпака и отправился на свидание, на которое и так уже опаздывал.

"Сансет Шале" больше напоминал бидонвиль, чем альпийский луг. Он был сделан из ярко-зеленых щитов, но, к счастью, там была маленькая терраса.

Пустынная, не считая одного человека. Коренастый, белокожий с очень черными волосами, профилем, как будто сошедшим с римской медали, и толстыми губами. Увидев Малко, он сделал знак рукой и положил "Пуне Монд", официальный бюллетень дювальюризма, который гаитяне почему-то упорно насыпали галетой.

Малко без сил уселся рядом с ним. Жара в нижней части города была такой липкой, что, казалось, лицо покрыто жирной пленкой. На другой стороне улицы здание, ощетинившееся антеннами - посольство США, - похоже, дрожало в горячем воздухе. Фрэнк Джилпатрик пожал ему руку с силой гидравлического пресса.

- Добро пожаловать в Порт-о-Пренс, князь Малко.

Его тон полностью противоречил его словам.

- Зачем это свидание, - спросил Малко, - что происходит?

К ним приблизился официант. Джилпатрик спросил:

- Что вы будете пить? Ром-пунш?

Малко отдал бы одно крыло своего замка за ледяную водку с лимонным соком. Или, в крайнем случае, за большой стакан минеральной воды "Виши" или "Контрекс". Но ром...

- В такую жару алкоголь!

- Значит, фруктовый пунш. Я буду виски. Подавленный жарой, Порт-о-Пренс дремал. В порту с большого пакетбота спускались на несколько часов на берег сотни туристов. Как только официант отошел, Фрэнк Джилпатрик хмуро произнес:

- Меня предупредили о вашем приезде. Собственно, я не намеревался вмешиваться в... (он подыскал слова) ваши занятия. Я считаю ошибкой то, что вас попросили сделать. Но сегодня утром обстоятельства осложнились. Серьезно. Очень серьезно.

Малко сидел как на горячих углях. Этот уважаемый человек явно предпочитал аналитические записки другим видам деятельности ЦРУ. Кому доверять?

- Операция аннулирована? - спросил Малко. Фрэнк Джилпатрик нахмурился еще больше.

- Нет. Но гаитяне прознали, что вы работаете на нас...

Несмотря на температуру, Малко показалось, что его окатили холодной водой.

- Вы шутите, - сказал он без выражения.

Джилпатрик сухо усмехнулся.

- Вы встречались с неким Жюльеном Лало, не правда ли? Он так испугался вас, что побежал во дворец рассказать, что вы американский шпион. Чтобы подстраховаться... А знаете, кому он сказал это? Амур Мирбале, самой опасной из всех...

Малко онемел от удивления. Вот же старая сволочь, этот Лало! Хорошенькое начало. После того, что он разузнал об отношениях Симона Энш Жакмель... На каждом шагу ловушка.

- Но откуда вы все это знаете?

Американец наполовину опорожнил свой стакан с виски. Явно в бешенстве сказал:

- Откуда! Потому что Лало сказал Амур Мирбале, что я вас знаю! Еще лучше.

- Почему вы не отрицали?

Джилпатрик покачал головой:

- Вы не знаете Амур Мирбале. Иначе она приняла бы еще больше предосторожностей и не отпустила бы вас ни на шаг. Мне пришлось сбросить балласт, сказав, что вы действительно наш агент, посланный, чтобы проверить, нет ли коммунистического проникновения. Это единственное, что не нервирует их...

- Она вам поверила?

Американец пожал плечами.

- Будущее покажет.

- Надеюсь, что мне не придется ближе познакомиться с этой гремучей змеей, - бросил Малко.

Впервые за время разговора собеседник посмотрел на него с некоторой иронией.

- Вот и ошибаетесь. Амур Мирбале ждет вас во дворце. Прямо сейчас. Она очень хочет познакомиться с вами...

Малко удивился еще больше:

- Но почему же, Господи?

- Она сказала мне, что мои друзья - ее друзья, - сказал Джилпатрик, вставая. - Может, причина - женское любопытство. Ей приписывают множество приключений. Вы же новый белый человек в городе...

Малко подавился последними каплями своего фруктового пунша. И последовал за советником из ЦРУ. Подойдя к "мазде", он испытал новый шок.

Рядом с машиной просила милостыню девочка лет двенадцати. Ее ноги были ампутированы ниже коленей, культи упирались в подушку. Молчаливая и униженная. Он достал из кармана купюру и дал ей. Простонав, она поблагодарила его по-креольски:

- У нас в доме нищета.

На углу бульвара Десалин и улицы Энелюс Рюбен был сломал светофор. Полицейский в синей форме вяло пытался рассосать пробку. Внезапно сзади послышался клаксон. Малко обернулся. За ними стояла маленькая белая "топота". Ее шофер махал им рукой. Малко увидел, что он был белым, и успокоился. Фрэнк Джилпатрик, казалось, был в ярости.

- Дерьмо, - выругался он. - Снова эта сволочь.

"Тойота" остановилась рядом с ними. Джилпатрик, выходя из машины, устало вздохнул:

- Извините, - сказал он, - я на секунду. У человека, вышедшего из "тойоты", были всклокоченные волосы и красноватое лицо. У него выдавалась нижняя губа и почти не было подбородка. Скорее упитанный, он был затянут в голубую рубашку. Фрэнк Джилпатрик подошел к нему с усталым выражением лица... Блондин оживленно поговорил с ним несколько минут, не обращая внимания на Малко, затем вернулся в свою "тойоту". Джилпатрик подошел к машине, качая головой:

- Странные типы приезжают на Гаити, - прокомментировал он. - Этого зовут Берт Марней. У него американский паспорт, и его разыскивает Интерпол.

- Что он натворил?

Фрэнк Джилпатрик с отвращением сморщился:

- Довольно "мерзкую вещь. Он организовал в самом центре Ла Салин, самом бедном квартале Порт-о-Пренса, липовый диспансер с громадным красным крестом. Там он скупает у бедняг-безработных кровь по четыре доллара за пол-литра... Он даже не кормит их потом, и ему плевать, что они приходят трижды в неделю... Настоящий вампир.

У него проблемы с перепродажей крови в США, потому что он хочет получать шестнадцать долларов за литр... Он почти что разорен.

Гаитяне хотели выслать его, но он сунул в лапу каким-то чиновникам, и все в порядке. Оп дождется, что когда-нибудь макуты разделаются с ним потихоньку. Ему лучше убраться отсюда.

Малко слушал его вполуха. Отчаянно свистя, полицейскому удалось наконец пропустить последний "тап-тап", загораживающий перекресток. "Мазда" тронулась.

До въезда в Национальный Дворец они не произнесли ни одного слова. Малко доехал до внутренней парковки и остановился рядом с большим позолоченным "линкольном". На заднем номере была надпись синими буквами: начальник полиции.

Во всяком случае, их предупредили...

Весь нижний этаж дворца занимали телохранители... Фрэнк, который, казалось, всех здесь знал, позвал офицера и попросил его проводить их на второй этаж.

За зарослями олеандров три солдата-гаитянина отдыхали рядом с заряженной 20-миллиметровой пушкой. За каждым кустом было спрятано по тяжелому пулемету. Малко даже заметил старый пулемет "Гечкис" с водяным охлаждением, который, наверное, украли еще в начале века у Эмилио Запати. Два легких танка заняли позицию по обеим сторонам парадной лестницы, под аркой.

Ведомые офицером, они поднялись по маленькой лестнице. Небольшие группы людей в штатском и в форме болтали в коридоре второго этажа с несоразмерно высокими стенами. Сержант подвел их к столу, за которым восседал лейтенант, прямо напротив зала, украшенного бюстами.

Над столом было приколото объявление: "Вооруженные посетители не допускаются в кабинет Президента".

Здесь царствовало доверие.

Два тонтон-макута, прислонившись к стене, с подозрением оглядели вновь прибывших. Рев радости заставил Малко подскочить. Высокий негр в форме шел к ним, протягивая руку. Его глаза были скрыты черными очками, на поясе висело два никелированных кольта-457 "магнум", как у ковбоя. Похлопав по спине Фрэнка Джилпатрика, он сжал пальцы Малко.

- Капитан Лувертюр, - представился он. - Я провожу вас к Амур Мирбале. Не могу присутствовать при вашей встрече, потому что должен заняться этим пленным.

Обернувшись, он указал на негра в рубашке, руки у него были связаны за спиной, лицо обезображено побоями. На длинной цепи его держал тонтон-макут в соломенной шляпе.

- Вас хочет видеть Президент, - объяснил капитан Лувертюр.

Малко посмотрел на обалдевшее лицо негра.

- Что он сделал?

Капитал скорбно склонил голову.

- Это повстанец. Враг народа. Он участвовал в заговоре вместе с врагами дювальеризма.

Тонтон-макут дернул за цепь, и пленник уступил им дорогу, склонив голову.

Малко чихнул. Кабинет Амур Мирбале был величиной с обувную коробку, здесь царил ледяной холод. Чтобы улучшить работу кондиционера, гигантский потолок был опущен.

Амур Мирбале была чрезвычайно элегантна в платье от Пуччи и с сумочкой фирмы "Гермес". Малко наблюдал за ней сквозь черные очки. Черты ее лица были настолько тонки, что она могла сойти за европейку. Тонкий и маленький рот, внушительная грудь, сильные бедра контрастировали с длинными ногами, которые из-за этого казались почти что худыми. Короткое платье не скрывало крепких загорелых ног. Сидя в кресле, она протянула Малко руку.

- Очень любезно с вашей стороны зайти познакомиться со мной, - сказала она певучим, немного снобистским голосом. - На Гаити не часто встречаешь новых людей.

Фотографию именно этой женщины Малко видел в ЦРУ. Трудно поверить, что эта красивая женщина с высоким голосом опасная убийца... Устроившись в кресле, она скорее напоминала одну из прекрасных квартеронок, украшавших монотонную жизнь плантаторов прошлого века.

Она говорила по-английски с певучим и мягким акцентом. Малко заметил, что ее длинные тонкие пальцы были все время в движении. Как лапы паука.

- Князь Малко проездом на Гаити, - сказал Фрэнк Джилпатрик. - Он очень хотел познакомиться с вами.

Амур Мирбале улыбнулась.

- Я очарована. Хотела бы уделить вам больше времени, но сейчас я занята. Приезжайте ко мне оба послезавтра. Я устраиваю маленькую вечеринку.

- С удовольствием, - ответил Малко.

- Я только что видела Президента, - неожиданно сказал Амур Мирбале. Он в прекрасной форме.

Это было мягко сказано. По последним данным. Президент весил между 220 и 260 фунтами. Не считая орденов.

Кондиционированные покои Дювалье занимали все левое крыло дворца. Часовые преграждали путь любому неожиданному визитеру. Как и во времена Франсуа Дювалье, в кабинете всю ночь горел свет, чтобы убедить гаитян, что их пожизненный Президент круглые сутки работает для блага страны.

Амур Мирбале встала, одернув платье. Ее широкие живот и бедра контрастировали с тонкими ногами красивой формы.

- Вы не очень загорели, - сказала она Малко. - Надеюсь, у вас будет время, чтобы оценить наше солнце. До послезавтра.

Малко склонился над ее рукой. Пройдя перед ними, она открыла дверь. Негр в синем костюме вещал перед группой молодежи. Они терялись в высокой галерее. Этот крохотный дворец, окруженный зарослями цветов, нашпигованных пулеметами, в окружении невообразимой нищеты, казался нереальным. Какого черта стоило биться за контроль над этой отчаянно нищей страной?

Глава 7

Громадный умган кружился бешено, как волчок, среди танцовщиц, во рту у него торчала трубка, на затылке - адмиральская фуражка, рубаха вылезла из штанов, а штаны чуть не сваливались с него. Полузакрыв глаза, негр прижимал к внушительному пузу бутыль с ромом!

Пронзительное пение умей*, одетых во все белое, круживших вокруг толстяка, выпячивая вперед животы, как будто они хотели оттолкнуть зрителей, казалось, вводило умгана в транс. Он завертелся еще быстрее и рухнул на зрителей. Те толкнули его в центр круга. Малко не верил своим глазам. На церемонии Вуду он ожидал увидеть костюмы, строгий церемониал. Только короткие белые хлопчатобумажные платьица умей напоминали о культе Вуду. Он не мог поверить, что этот толстопузый оборванец был служителем культа... Другой умган, высокий, худой, довольно красивый, с очень черным цветом кожи, сидел на стуле рядом с Малко. Это он встретил Малко и Симону и усадил на стулья вдоль стены.

* Танцовщицы на церемониях Вуду.

Симона настояла пойти с ним. Ее знание креольского языка могло пригодиться. Он молился, чтобы предательство Жюльена Лало не все погубило. Он старался убедить себя, что Амур Мирбале неизвестны его планы в отношении Жакмеля.

"Церемония" проходила на первом этаже убогого строения. Земляной пол был подметен, а мебель унесена. На освободившемся месте танцевали босоногие умей, их волосы были убраны под платок.

Внезапно эта белая толпа распахнулась перед Малко. Толстый умган подскочил к нему. Его маленькие глазки беспрерывно моргали. Он торжественно откупорил бутыль с ромом и протянул ее Малко, приглашая его выпить из горлышка... Малко колебался. Кроме того, что джентльмен не пьет залпом, эта жидкость не вдохновляла его. Он пришел сюда для того, чтобы встретиться с Жакмелем, а не напиваться ромом.

- Пейте, - прошептала Симона Энш. - Это - клерин*.

- Но...

- Пейте, иначе он выйдет из себя.

* Ром низкого качества. - Прим. авт.

Малко покорно принял бутыль, выпил глоток рома, разлив столько же на рубашку. Терпкая жидкость обожгла ему горло. Песни и танцы сразу же возобновились.

Довольный, умган забрал бутыль и медленно побрел к стулу, под которым, с самого начала церемонии, горела свеча. Новая личность с холщовым мешком в руке вышла из круга и принялась рисовать какие-то сложные фигуры серым перышком на полу.

- Что он делает? - спросил Малко.

Симона Энш в рубашке и брюках явно чувствовала себя не в своей тарелке. Малко подумал, что она, наверное, тоже верит в Вуду.

- Он рисует маисовой мукой Веве, - объяснила она, - магические знаки Вуду, призывающие богов...

Малко вздохнул.

- А приедет ли наш посланец?

Лицо Симоны было невозмутимым.

- Он здесь.

- Где?

Малко оглядел маленькую комнату. В глубине стояла лестница, ведущая на чердак. Несколько молодых негров сидели на ее перекладинах, наблюдая за спектаклем. Кроме умей, здесь стояло около тридцати зрителей. По известному ему коду помощник умганов решал, пустить сюда пришедшего или нет.

Может быть, "посланцем" был один из полуголых музыкантов в углу, отбивающих ритм ритуальных танцев умей.

Лицо Симоны напряглось. Наклонившись к уху Малко, она прошептала:

- Не показывайте пальцем. Здесь наверняка есть один или два тонтон-макута. Я спросила у Захарии, кто здесь Финьоле. Он стоит там, рядом с музыкантами, в клетчатой рубахе...

Обернувшись, Малко заметил очень худого негра с гладкими волосами и крючковатым носом, совершенно поглощенного зрелищем круглых ягодиц молодой умей, вертевшейся перед ним.

- Чего же мы ждем? - спросил Малко.

Вуду начинал надоедать ему. Хотя, до нынешнего момента, все проходило нормально. Масонский храм было легко узнать. Часом раньше разразилась гроза, и улица была пустынна. Когда они подошли к дому, из темноты вышел Захария, худой умган, и увлек их в неосвещенный проход между домами. Он обменялся с Симоной несколькими словами на креольском. Присутствие молодой женщины не раздосадовало его. Теперь Малко было ужасно жарко. От потных умей шел резкий запах.

Монотонная церемония шла уже два часа. Понуждаемые умганами, умей танцевали со странными песнопениями. Каждые четверть часа они делали перерыв. Одни болтали, другие пили кофе. Через равные промежутки времени умган давал отпить из бутылки рому то одному, то другому зрителю, что приводило счастливца в восторг, близкий к экстазу... Затем все возобновлялось. Это скорее походило на благонамеренный хэппенинг, чем на магическую церемонию. И все же это не было аттракционом для туристов, как "Вуду" с улицы Карефур. Как объяснила Симона, надо было освятить это жилище Вуду.

Сидя неудобно на стуле, Малко повернулся. Планы ЦРУ казались странными ухищрениями. Если бы американские налогоплательщики могли видеть агента ЦРУ, вперившего взор в служителя Вуду, в одной из хижин Порт-о-Пренса...

Казалось, Симона Энш не разделяла нетерпения Малко. Почти не разжимая губ, она пояснила:

- Я сказала вам, что нужно быть очень внимательным. Когда церемония закончится, мы пойдем за Финьоле. Он проведет нас к людям Жакмеля. Затем нам завяжут глаза и проведут к нему самому... Не забывайте, что тонтон-макуты всего Порт-о-Пренса ищут Жакмеля.

Малко, не отрываясь, смотрел на "гонца". Тот повернул голову к нему. На долю секунды их взгляды встретились. "Гонец" подмигнул так быстро, что Малко подумал, будто ему это показалось.

Его сердце учащенно билось. Он пришел не зря. Через несколько часов первый пункт его задания будет выполнен.

Он спрятал свой сверхплоский пистолет под рубашку, прямо на тело. В случае неудачи он окажется полностью во власти гаитян: за вступление в сговор с врагом общества с целью свержения законного правительства.

Он подумал об Александре. Если бы добрые поселяне из Лицена увидели его среди всех этих черномазых, в хижине... Он снова вперился в "гонца". Тот продолжал разглядывать умей...

Те танцевали машинально, с остановившимся взглядом, иногда они резко выбрасывали назад поясницу. Время от времени одна из них запевала, другие подхватывали, за ними вступали барабаны, постепенно убыстряя ритм.

- До которого часа это будет длиться? - спросил Малко.

Симона беспокойно вздрогнула.

- Это зависит от того, когда появятся боги. В два-три часа ночи.

Веселенькое дельце.

Внезапно песнопения стали более пронзительными. Умей с остервенением топали босыми ногами по полу. Некоторые из них в танце размахивали пальмовыми листьями, которые они затем разрывали. Толстый умган, расставшись с бутылкой, развернул над стулом, где все время горела свеча, покрывало.

Он принялся танцевать вокруг стула, при этом его расплывшееся тело смешно подрагивало. При каждом па он толкал своим огромным животом одну из умей в белом. Одна умей попала в руки "гонца", и он не преминул потискать ее. И тем не менее в обстановке не было ничего эротического, в ней витала тяжесть. Малко оглядел лица присутствующих. Кто из них был врагом? Все они были похожи друг на друга: бедно одетые, неотесанные, завороженные действиями умгана. Рукоять сверхплоского пистолета давила Малко на селезенку. Откуда придет опасность?

Он вздрогнул: Симона легонько ущипнула его за ногу.

- Взгляните на дверь, - прошептала она. Малко повиновался: створка была практически закупорена странной личностью. Над целым каскадом подбородков с выражением торжества возвышалось лицо толстой негритянки. Все это увенчивала удивительная шляпа с цветами, края которой были проткнуты громадной булавкой. Захария поспешил к ней, взял ее руку и поцеловал.

- Это "мамбо", служительница Вуду, - объяснила Симона. - Ее зовут Матильда. Здесь она пользуется большим влиянием. Говорят, что Франсуа Дювалье тайно вызывал ее во дворец, чтобы она готовила "уенга" против его врагов...

Как всегда, политика тесно связана с магией.

Матильда величественно проплыла перед Малко и уселась на скамью. Малко поискал глазами "гонца": тот не шевелился. Он посмотрел на часы: час ночи.

С подобием кадила появились две умей, они подошли к стулу, накрытому покрывалом. По приказу толстого умгана они стали делать вид, что поднимают его. Их действия сопровождались песнопением остальных танцовщиц. Казалось, что присутствуешь на мессе. Затем покрывало было снято, а свеча погашена.

На несколько минут все остановилось. Многие умей присели у ног огромной Мамбо.

Симона закурила сигарету. Потная рубашка Малко прилипла к его телу. Умей пили или курили. Обессиленный, толстый умган рухнул на маленькую скамейку и пил ром из бутылки. Только стойкие зрители были неподвижны. Одна из умей принялась тщательно подметать пол в том месте, где проходили танцы.

- Сейчас начнется настоящая церемония, - объяснила Симона. - Будут пытаться вызвать бога Вуду. Увидите, иногда это бывает необычно.

- Какого бога?

- Это зависит от Мамбо. Она выбирает его по своему настроению.

В комнате воцарилась тяжелая тишина. Малко показалось, что зрители застыли, как в трансе. Медленно и прерывисто заиграли барабаны.

Вдруг умей, сидевшие в кружке вокруг Мамбо, дико вскрикнули. Барабаны заиграли еще громче.

Место для танцев пустовало.

- Что это...

Малко не успел закончить предложения. В середине магического круга возник негр. Его голова была повязана белым платком с завязанными концами, на нем было только некоторое подобие юбки.

В руках у него было мачете со сверкающими лезвием. Таким оружием можно было отрубить голову быку.

Человек медленно обошел освободившееся пространство, задевая присутствующих, раскачиваясь взад-вперед. У человека были расширены зрачки, как у наркомана.

Толстый умган, забыв о бутыли, вскочил на ноги. Подняв руки к небу, он крикнул что-то по-креольски. Умей хором прогнусавили ответ. Гром барабанов оглушал.

- Это Огум-ферай, - прошептала Симона.

Малко еле сдержал улыбку, услышав такое странное имя.

- Что это еще такое?

Но метиска казалась чересчур серьезной.

- Одно из божеств Вуду. Бог войны. Если этот человек хороший медиум, бог войдет в него и воплотится в нем...

- Что же это даст?

- Неизвестно. В большинстве случаев, когда они впадают в транс, они падают, и их приходится уносить...

"Гонец" протиснулся в первый ряд, рядом с оркестром. Поддерживаемый под руки двумя умганами, медиум продолжил свои движения с блуждающим взором. Вокруг него умей танцевали какой-то дьявольский танец, сопровождаемый пронзительными криками. Их темные ножки судорожно дергались, запах мускуса становился невыносимым. Малко охватила тяжелая, необъяснимая тревога, хотя никакой видимой опасности не было.

Раздосадованный, он попытался умерить удары сердца. Если еще на него начнет действовать магия, на него, Рыцаря Ордена Святого Гроба Господня...

Зрители образовали черную непроходимую стену. Не было видно даже двери. Выражение лиц изменилось. До этого люди смеялись, заигрывали с умей. Теперь же они были напуганы, напряжены, заворожены...

Медиум медленно прошел между ними. Лезвие мачете поднималось и опускалось в ритме барабанов. Два умгана поддерживали человека, как будто он мог упасть. По его лицу и телу катился пот.

Одна умей испустила истошный вопль и принялась кружить на месте, как дервиш. Ее юбка задралась. Тут же остальные образовали вокруг нее круг. Выпучив глаза, они кричали что-то невнятное на креольском, раздавались обрывки песен.

Мамбо величественно встала. Неожиданно она произнесла серьезным тоном какой-то приказ. Умей сразу же остановилась, воздев руки к небу. Две другие танцовщицы, взяв ее под руки, как робота, отвели в закуток у двери, служивший раздевалкой. Мамбо снова села.

- Начинается, - бесцветным голосом произнесла Симона. - Часть божества спустилась в умей. Но нужно идти дальше. Огум-ферай должен воплотиться в медиуме.

Того не смутили судороги умей. Поддерживаемый двумя умганами, он продолжал неустанно бегать по магическому кругу. Малко осознал вдруг, что не отводит глаз от качающегося мачете. Начало гипноза... Чтобы сбросить чары, он остановил свой взгляд на "гонце". Финьоле, с напряженным лицом, как и у его соседей, стоял там же, в первом ряду. Он тоже был заворожен медиумом. Но кто на Гаити не верил в Вуду?..

Вдруг Мамбо величественно встала. Одна из умей подала ей мешочек с маисовой мукой. Толстуха вошла в середину круга и медленно, не нагибаясь, стала просыпать сквозь пальцы зерно, рисуя на земле какой-то сложный рисунок. Барабаны играли в прежнем ритме. Продолжая свой танец, медиум перепрыгнул над рисунками, не задев их. Малко отметил, что он находится прямо напротив "гонца".

Служительница культа вернулась на место и села. У Малко заболела спина, и он откинулся на стул. Сколько еще будет продолжаться эта комедия? Он торопился встретиться с Габриелем Жакмелем.

Пронзительный крик вывел Малко из забытья. Он понял, что, убаюканный монотонным ритмом, он уже несколько минут не видел спектакля. На этот раз происходило что-то новое.

С безумными глазами медиум стоял в столбняке посередине круга, замахнувшись мачете. Неожиданным пируэтом он освободился от умганов. Те почтительно отошли в сторону.

Умей мгновенно смолкли. Со странным эхом по железной крыше забарабанили капли тяжелого тропического дождя.

Медиум медленно повернулся на месте, держа горизонтально мачете обеими руками. Были видны только белки его глаз. Когда его оружие оказалось направленным на Мамбо, он резко остановился. Она же, скрестив руки, встала. Оркестр смолк. Зрители затаили дыхание. Малко не мог избавиться от странной тревоги.

Мамбо пропела длинную фразу на креольском и снова села.

- Она сказала, что бог уже здесь, - объяснила Симона на ухо Малко.

Ему показалось, что ее голос дрожит.

Эти слова как будто послужили сигналом, и медиум внезапно принялся танцевать, стоя на месте. Барабаны снова начали отбивать ритм, и очень скоро невозможно было понять, кто ведет игру.

Медиум снова испустил резкий крик. Вначале медленно, затем все быстрее и быстрее, он закружился, как волчок, размахивая мачете. При этом он приближался к зрителям, выписывая опасные фигуры своим оружием.

Временами сталь мачете опасно вспыхивала. Малко подумал, что зрители из первого ряда подадутся назад, но ни один из них не подвинулся ни на сантиметр. Медиум еще больше приблизился. На этот раз оружие чуть не задело лиц. Малко зажмурился. Но негры, казалось, не видели мачете. С затуманившимися глазами они раскачивали головами в ритме музыки. Медиум, закатив глаза, не мог рассчитать своих жестов. Малко взглянул украдкой на Симону: у молодой женщины был такой же зачарованный взгляд, как и у остальных зрителей...

Не прекращая своих движений, медиум медленно приблизился к нему. Когда он наклонился, кончик мачете вздымал с земли облачко пыли.

Малко не знал, выдержат ли его нервы при виде мачете у самого своего лица, не вызовет ли это ненужной реакции. Сквозь рубашку он машинально ощупал пистолет.

Между ним и медиумом оставалось только трое человек. Тот вертелся все быстрее и быстрее. Малко напрягся. Он не должен был ни за что показывать своего замешательства. Вопрос чести.

Внезапно его пронзила страшная мысль: а вдруг вся эта комедия была задумана лишь для того, чтобы спокойно избавиться от него? Медиум был уже перед ними. Лезвие мачете чуть не отрубило нос Симоне, описало круг вокруг ее шеи, груди. Внезапно медиум оказался перед Малко.

Он даже не успел испугаться. Почувствовав лезвие мачете, он инстинктивно отпрянул, не закрывая глаз. Чтобы остаться спокойным любой ценой, он пристально уставился на медиума, натянутый как струна, ожидая каждую секунду ожог от прикосновения стали. В его голове стучали барабаны.

Внезапно пространство перед ним освободилось. Медиум переместился. Малко хотелось засмеяться над своими страхами. Гротеск! В конце концов он превратился в негра. Все это было ловушкой для дураков, чтобы произвести впечатление на наивных иностранцев, вроде него. Он хотел, чтобы представление быстрее окончилось.

Рядом с ним молодая женщина в экстазе, с глазами, затянутыми белой пеленой, смотрела, как лезвие очерчивает контуры ее лица... Как будто ее ласкал Бог. Умей прекратили свое пение, сбившись в белую недвижимую кучу. Только продолжали отбивать свой навязчивый и монотонный ритм барабаны...

Медиум медленно заканчивал круг. Малко взглянул на Мамбо и чуть не подскочил на стуле: толстуха пристально смотрела на "гонца".

Закатив глаза, вращая мачете, медиум быстро приближался к Финьоле. Возбужденные его присутствием, музыканты снова поменяли ритм. Каждый удар барабана болью отдавался в ушах Малко, как будто его были. Он подумал, не было ли наркотиков в роме, которые ему пришлось выпить.

Внезапно Мамбо встала, вытянув перед собой мощные руки. Она стояла неподвижно, закрыв глаза.

Как и его соседи, "гонец", казалось, был зачарован вращениями мачете. Погасшая сигарета прилипла к его губам, его немного выкаченные глаза ничего не выражали. Теперь медиум танцевал перед ним.

Страх снова сжал сердце Малко.

Малко внезапно показалось, что он смотрит фильм в замедленном режиме. Человек с мачете продолжал кружить на месте. Финьоле, посланец Габриеля Жакмеля, не пошевелился. Но из его горла горизонтально хлестала длинная струя крови.

Выражение его лица не изменилось, к губе по-прежнему была приклеена сигарета.

Затем все завертелось. "Гонец", с выражением крайнего удивления, поднес руку к горлу, схватился за подбородок, как будто он хотел не дать упасть своей голове. Из страшной раны, которая почти что отделила голову от туловища, кровь хлынула еще сильнее. Человек даже не вскрикнул. Только раздалось бульканье крови, а затем он упал вперед, испачкав красным своих соседей.

Одна женщина душераздирающе закричала. Сразу же, как будто механизм сломался, медиум замедлил свой вихревой танец и остановился. Он стоял неподвижно, с потерянным лицом, пустыми глазами, продолжая держать обеими руками мачете, с которого капала кровь.

Оркестр прекратил играть. Симона Энш истерично вскрикнула:

- Да он же сошел с ума!

Протрезвев, негры окружили тело Финьоле. Малко кинулся туда же, расталкивая локтями, вдавив в стену того, кто стоял на пути. По всей вероятности, Финьоле был уже мертв. Земля вокруг него пропиталась кровью, вытекающей из его горла. Губы несчастного судорожно двигались, но не было слышно ни звука: его голосовые связки были перерублены...

Смерть уже изменила цвет его неподвижных глаз. Удар мачете был смертельно точен. Но ведь медиум держал глаза закрытыми! Кто-то тронул голову умирающего, и она еще больше отделилась от тела, открывая месиво разорванных тканей. В этой влажной жаре Малко не мог больше этого вынести. Он отвернулся, и его вырвало на туфли высокого негра в очках, но тот даже ничего не заметил.

Приторный запах крови, смешиваясь с потом, образовывал страшный коктейль.

Для Финьоле уже ничего нельзя было сделать. Преодолевая тошноту, Малко бросился к умгану. Он подбежал к нему в тот момент, когда две умей тащили медиума, еще не вышедшего из транса. Они исчезли в закутке, служившем раздевалкой.

Его толкнула огромная масса: величественная Мамбо удалялась, не обращая внимания на кричащих людей, на шум, на прерванную церемонию.

Малко взял Захарию за руку и тихо сказал:

- Вы убили его.

Тот энергично затряс головой.

- Нет. Нет. Такое иногда происходит. Его убил пришедший Огум-ферай. Этот человек не ведал, что делает. Для него также очень опасно. Он сильно заболел.

Малко кипел от ярости. Легко прятаться за широкой спиной Вуду... Просто на его глазах ликвидировали человека, который должен был отвезти его к Габриелю Жакмелю. И достаточно наглядно, чтобы ни у кого не возникло желания продолжить эту эстафету.

По крайней мере, надо было выяснить, КТО стоит за этим убийством. Сам Жакмель, показывающий, что ему не нужна американская помощь, или же тонтон-макуты? Вся его миссия на Гаити будет зависеть от ответа на этот вопрос... Но ответ мог дать только убийца.

- Кто этот медиум? - настойчиво спросил он. Умган увиливал:

- Я плохо знаю его. Это хороший медиум. Уже много раз в него входили боги. Сегодня вечером было опасно: Огум-ферай - бог войны.

Зрители расходились. Дети, сидящие на лестнице, не пошевелились. Одна умей накрыла тело Финьоле белым покрывалом, на котором расплылось пятно крови.

Желая убедить Малко, умган добавил:

- Потом он не сможет вспомнить, что произошло. Его рукой водил Бог...

К ним подошла Симона Энш. Испуганная, она молча слушала их разговор. Малко посмотрел своими золотистыми глазами прямо в глаза умгана.

- Я хочу увидеть его, - сухо сказал он.

Умган колебался. Но под выражением золотистых глаз он сдался.

- Он в маленькой комнате, - сказал он. - Но не обижайте его. Проснувшись, он будет чувствовать себя очень усталым. К тому же он не говорит по-французски...

- Я говорю по-креольски, - сказала Симона.

Расталкивая последних уходивших зрителей, Малко и Симона ринулись в маленькую комнату.

Дверь туда была заперта.

Малко постучал. Никакого ответа. Он дернул за дверную ручку, и створка сразу распахнулась.

Медиум неподвижно лежал на кровати, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Его прикрыли одеялом по самое горло. Рядом с кроватью притулилась умен. Быстро вскочив, она сказала что-то по-креольски. Кусая губы, Симона Энш перевела Малко:

- Она говорит, что за ним приходил Барон Самди...

- Что?

- Что он мертв. В Вуду Барон Самди означает смерть.

- Кто его убил?

Симона пустилась в длинный разговор с девушкой. Та, успокоившись, что-то говорила с жаром. Малко посмотрел на лицо убийцы. Казалось, что он спал.

Симона Энш вздохнула:

- Умей считает, что, уходя, Бог взял его душу... Что можно ответить на это? Возможно, его отравили.

Быстро подойдя к кровати, Малко сдернул одеяло, обнажив грудь лежащего. На груди, прямо на месте сердца, краснела маленькая точка. Чуть кровоточащая крохотная ранка. Нагнувшись, Малко ощупал ткани вокруг раны. Сердце медиума пронзили булавкой или чем-то острым. Вдруг он вспомнил странную шляпную булавку Мамбо. Умей, как загипнотизированная, смотрела на красное пятнышко. Коротко вскрикнув, она выбежала из комнаты. Малко показал рану Симоне.

- Его убила толстая Мамбо. Булавкой.

В ужасе Симона дернула его за руку. Происходящее было нереальным, кошмарным.

Люди молча, как будто ничего не произошло, покидали хижину.

- Уйдем отсюда, - прошептала Симона Энш. - Мне страшно.

Малко с горечью подчинился. Убийца больше не заговорит. Недурно обстряпано. Его сводила с ума мысль, что где-то в Порт-о-Пренсе его безнадежно ожидает Габриель Жакмель. Если только не он стоял за этим убийством. Малко внезапно понял смысл недомолвок Франка Джилпатрика. Он увидел настоящее лицо Гаити. Жестокое и первобытное.

Глава 8

На углу улицы появились две горящие фары. Малко быстро втащил Симону Энш обратно, в темный узкий проход, откуда они только что вышли.

Подпрыгивая на колдобинах, но не тормозя, мимо них промчалась машина.

Нервы Малко были напряжены, его не оставляло ощущение, что они избавились от кошмара. Порт-о-Пренс, казалось, спал мирным сном. Никто не удосужился предупредить полицию. В доме, где проходила церемония, был погашен свет и закрыты двери, как будто ничего и не произошло.

- Надо бы найти эту Мамбо, - сказал он.

Покачав головой, Симона увлекла Малко к масонскому храму. Она дрожала.

- Где? - прошептала она. - Она уже на другом конце города или в десяти метрах от нас, но мы не сможем найти ее. В любом случае она будет молчать...

Не считая крыс, копошившихся под деревянными домами, они были единственными живыми существами на улице. Все участники церемонии Вуду исчезли. Остались только трупы медиума и Финьоле. Их охранял огромный умган.

Симона прижалась к Малко.

- Возможно, в машине были макуты. Уйдем. И потом, скоро пойдет дождь.

Действительно, на руку Малко капнула большая теплая капля. Нехотя он пошел за ней. По чьему приказу убили Финьоле? Он должен был найти ответ.

- Но мы же не растаем, - запротестовал он. Симона нервно рассмеялась.

- Вы не видели грозы в Порт-о-Пренсе! В четверть часа улица будет залита на метр грязной водой. Здесь нет стоков. Во всяком случае, здесь мы ничего не выясним.

- А если взяться за Жюльена Лало? - предложил Малко. - Он должен знать правду... Нужно разыскать его.

Молодая метиска вздрогнула, как от холода, хотя температура была тридцать градусов и влажность сто процентов.

- В это время он может быть только в одном месте, если не дома.

Попав ногой в яму, Малко выругался.

- Где?

Они дошли до своей машины "мазда". Два жалких существа спали рядом на тротуаре, надвинув шляпы на глаза: Малко сел за руль.

- Поедем в казино, - предложила Симона Энш. - Это единственное место, где еще открыто.

Своими размерами казино напоминало кладовку! Оно состояло из единственной комнаты, к счастью, с кондиционером, и выходило на бульвар Гарри Трумэна. К зданию было припарковано около дюжины машин, вдоль стены напротив вяло прохаживались проститутки, видно, их дела были далеко не блестящими...

Маленькая негритянка, сидящая на складном стуле, открыла им дверь. Была половина третьего ночи, и зал был практически пуст. Вдоль стены стояли бесстыдно перенастроенные автоматы, несколько негров безнадежно дергали их за рычаги. Три стола для рулетки были уже закрыты, оставалась только Большая лотерея и столы для "Блэк Джека". В баре было несколько пьяниц.

Жюльена Лало нигде не было.

Малко нахмурился, увидев со спины толстого европейца в голубой рубашке с волосами, спадающими на шею: Берт Марней, "Вампир".

- Уйдем отсюда, - сказал Малко. - Мы только теряем время.

Он не успел закончить фразу, как Марней слез с табурета и обернулся. Растрепанные светлые волосы, еще больше выдающаяся верхняя губа, без подбородка... Выражая живейшую радость, он бросился к Малко и Симоне.

- А мой друг Фрэнк не с вами?

Малко холодно ответил ему:

- Я не видел его.

Берт Марней перевел взгляд маленьких глазок с одного на другую и игриво рассмеялся.

- Впрочем, вам лучше...

На его рубашке не хватало двух пуговиц, а брюки испачканы. Ни слова не говоря, он взял Малко за руку и потащил в бар. Удивленная, Симона вынуждена была последовать за ними. Марней уже заказал три ром-пунша. Мимоходом схватил из кастрюли ломтик ананаса и поднес его ко рту. И сразу же выругался.

К удивлению Малко, он опустился на четвереньки и пополз между их ног, ощупывая пыльный пол. Он быстро встал, торжествующе держа двумя пальцами что-то белое.

Когда он улыбнулся, во рту, между клыками, показалась черная дыра. Ворча, он быстро поднес руку ко рту.

- Эти зубы все время выпадают! Однажды они выпали прямо на улице, и по ним проехала машина...

Малко посмотрел на него с жалостью, к которой сильно примешивалось отвращение. Ну и пример для гаитян!

- Обратитесь к дантисту!

Берт Марней грустно захихикал:

- Там работы на восемьсот долларов!

Словоохотливый толстяк пустился в разговоры о своих несчастьях: трудно продать кровь, бедняки из Ла Салин требуют все больше гурдов, неприятности с таможней.

- Короче говоря, это они пьют вашу кровь, - заметил Малко с иронией.

Он говорил так серьезно, что Марней взглянул на него, не шутит ли он. Малко незаметно положил на стойку купюру в десять гурдов и увлек Симону.

- Эй, а разве вы не играете? - крикнул Марней.

Вне себя, но сохраняя вежливость, Малко бросил:

- Мы просто искали приятеля.

- Кого же? Может быть, я знаю его...

- Жюльена Лало.

Берт Марней рассмеялся.

- Он был здесь, а затем уехал в "Свит Соул", в Петионвиле.

Симона тихо сказала Малко:

- Я знаю, где это.

Ничего не объясняя Берту Марнею, они уехали. Пожав плечами, американец вернулся в бар.

Малко открыл дверь "мазды".

Его прыжок назад был достоин Олимпийских Игр. В темноте он различил на заднем сиденье две фигуры. Смех Симоны приковал его к месту. Молодая метиска спокойно уселась в машину. Малко вернулся и открыл дверцу. Лампочка на потолке осветила двух маленьких смеющихся негритянок, устроившихся на заднем сиденье, их мини-юбки задрались до самого живота.

Надувшись, Малко уселся за руль. Симона оживленно беседовала на креольском. Несколько раз он уловил слово "бузен"*. Малышки, явно, были не расположены покинуть машину. Одна из них погладила затылок Малко липкой нежной ручонкой.

* Проститутка (креол.).

Симона повысила голос. Наконец, обе негритянки исчезли в ночи. Малко сразу же тронулся с места.

- Здесь так принято, - сказала Симона. - Девушки садятся в машину и ждут...

- Что вы им сказали?

Симона Энш улыбнулась.

- Они подумали, что я тоже "бузен". Они хотели поработать вместе со мной...

Мощеная улица была пуста. До кинотеатра "Капитоль" им не повстречалось ни одной машины.

Проехав половину пути до Петионвиля, они были вынуждены сделать крюк: дорожные работы. Сразу после указателя "Петионвиль" Симона Энш объявила:

- Здесь.

Рядом с крохотной прачечной была открыта дверь, откуда неслась музыка.

Они вошли. Негритянка в кожаных шортах, накрашенная сверх всякой меры, двусмысленно улыбнулась Малко.

"Свит Сеул" был крошечной дискотекой с баром в глубине и креслами.

Высокая девушка, с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, великолепной фигурой, обтянутой красным платьем, флиртовала с метисом.

Танцевальная площадка была еще более странной. Одна парочка рассеянно кружилась, прислонившись к стене. К счастью, в темноте нельзя было точно определить, чем они занимаются. На стене кто-то написал красной краской по-английски: "Врежь покруче, детка". Целая программа... Но Жюльена Лало не было.

Девица в кожаных шортах тихо обменялась несколькими словами с Симоной. Малко увидел, что та колеблется. Они еще посовещались, наконец Симона сказала:

- Он ушел, недалеко отсюда, это несколько необычное заведение.

Уходя, девушка в шортах сунула Малко рекламу этой дискотеки.

Надо было снова спуститься и повернуть на неосвещенную дорожку, настолько разбитую, что Малко несколько раз ударился головой о крышу. "Мазда" судорожно тряслась со скоростью десять километров в час. Расстояние было в сотню метров.

- Это здесь. Остановитесь.

Малко подчинился. Затем он вышел и догнал Симону. Она тихо стучала в дверь неосвещенного барака... Дороги не было видно, не доносился никакой шум. Здесь гроза уже прошла.

- Что это такое? - прошептал он.

- Подпольный бордель.

Дверь открылась. При свете лампы, заправленной нефтью, Малко заметил старую негритянку. При виде Симоны ее лицо напряглось. Они тихо заговорили, затем Симона повернулась к Малко.

- Он здесь, но она не разрешает мне войти. Да я и не хочу. Я вернусь в такси.

- Я заеду к вам потом, - сказал Малко.

- Нет, не приезжайте. Не стоит, чтобы вас слишком часто видели у меня. Каждый вечер, между девятью и десятью часами, я буду на площади Святого Петра в Петионвиле. Там полно проституток, я не вызову подозрений... Желаю удачи.

И она скрылась в ночи.

Малко последовал за старухой, открывавшей следующую дверь. Сначала он разглядел только бесформенную массу, освещенную двумя свечами. Приглядевшись, он различил на циновке два тесно сплетенных женских тела, обе чернокожие. Рядом с ними из матраса и подушек было сооружено подобие дивана. Малко скорее догадался, что перед ним длинное тело Жюльена Лало. По его животу двигалась голова негритянки. Он был настолько погружен в зрелище двух лесбиянок, что не обратил внимания на приход Малко. Тот уселся на подушку на другом конце комнаты и стал ожидать.

Сеанс близился к завершению. Добросовестно поработав, лесбиянки задергались, закричали, изрыгнули какие-то похабства на креольском и остались лежать в объятиях друг друга.

Жюльен Лало застонал. Кудрявая девушка, ласкавшая его, убыстрила движение, оторвалась от него и сплюнула. Обе лесбиянки спокойно встали, закурили и вышли из комнаты. Жюльен Лало неподвижно распростерся на спине, закрыв глаза. Девушка, только что удовлетворившая его, подошла к Малко. С неожиданной ловкостью она своими длинными пальцами принялась массировать его в определенном месте. Без звука. Остановив ее руку, Малко тихо позвал:

- Лало!

Жюльен Лало подскочил, как будто его укусил ядовитый паук. Вырванный из блаженного оцепенения, он заморгал, взял свечу и осветил Малко. Сбитая с толку девушка подалась назад:

На его морщинистом лице не отразилось никаких чувств. Только глаза спрятались еще больше. Почти что спокойным голосом Жюльен Лало спросил:

- Что вам угодно?

Малко еле сдержался, чтобы не задушить его.

- Финьоле мертв, - сказал он. - Из-за вас. Вы продали меня Амур Мирбале.

Схватив девушку за шею, Жюльен Лало буквально вытолкал ее из комнаты. Совершенно голый, на коленях, он подполз к Малко.

- Что случилось?

Он разом потерял всю свою спесь. Малко рассказал ему все со всеми подробностями. По мере рассказа Жюльен все больше съеживался. Это было почти что забавно. Когда Малко закончил, он помолчал несколько секунд, а затем произнес:

- Уходите.

- Я приехал на Гаити, чтобы встретиться с Жакмелем, - холодно сказал Малко. - Вы единственный, кто может мне помочь. Нужно начать сначала.

Лало вцепился в плечо Малко с удивительной силой.

- Не рассчитывайте на меня, - сказал он. - Я хочу еще пожить. Можете говорить или делать что вам угодно, но я вам больше не помощник. Если вы не круглый идиот, садитесь завтра утром на самолет "Америкэн Эйрлайнз" и никогда не возвращайтесь на Гаити. Иначе вы улетите на самолете Элуа Эйрлайнз*.

* По имени известного макута-убийцы, Элуа. - Прим. авт.

Жюльен Лало одевался с быстротой невинной девицы, обнаружившей, что за ней подглядывали, когда она принимала ванну. Прежде чем выйти из комнаты, он бросил Малко:

- Я никогда не говорил о Жакмеле, ведь я не сошел с ума.

И он хлопнул дверью. Несколько секунд Малко размышлял. От Жюльена Лало больше ничего не добьешься.

В окружении трех девиц старуха ожидала его в соседней комнате. Когда он хотел выйти, она загородила ему дорогу, яростно что-то говоря по-креольски. Малко успокоил ее купюрой в десять гурдов.

Даже если Лало промолчал о Жакмеле, наверняка. Амур Мирбале узнала правду. Предупреждение было не двусмысленным...

Надо было найти другую возможность для встречи с Габриелем Жакмелем. По возможности избавившись от ловушек, расставленных тонтон-макутами.

Он возвращался задним ходом, потому что дорога была слишком узка, чтобы развернуться.

Жара поглотила Порт-о-Пренс. Старые битые американские машины поднимали облака пыли на неасфальтированных улицах. Малко вышел из "Банк Руаяль дю Канада", где он менял деньги.

Прежде чем сесть в машину, он постоял несколько мгновений под аркадами улицы Миракль. Ему показалось, что стало менее жарко. Полицейский в синей форме сделал ему знак проезжать, не захотев пересекать улицу под солнцем, чтобы вручить квитанцию на штраф.

Вдруг Малко почувствовал, что кто-то дергает его за брюки. Взглянув вниз, он чуть не отшатнулся.

Много лет тому назад то, что сейчас находилось у его ног, могло называться человеком. Теперь это было какое-то подобие паука со скрюченными, обтянутыми кожей руками и ногами, передвигавшееся по земле маленькими прыжками. Человеческим оставалось только лицо. Большие глаза на исхудалом лице. Одна из скрюченных рук тянулась к Малко. Взволнованный, он достал бумажку в пять гурдов и положил ее на черную ладонь.

Пальцы нищего вцепились ему в руку. Он хотел вырваться, но костлявые фаланги держали крепко. В его ладонь скользнул клочок бумаги. Он понял. Калека пристально смотрел на него, как будто хотел передать безмолвное послание. Наверно, он был немного фокусником, потому что Малко почувствовал, что ему в ладонь попал, кроме бумажки, еще какой-то предмет. Хотя он мог поклясться, что несколько секунд назад рука нищего была пуста. Только теперь калека взял деньги.

Отсалютовав по-военному, он скрылся, как краб, под аркадами.

Малко сел в "мазду", сжимая в руке пластиковый пакетик. Никто ничего не заметил, даже полицейский в синей форме.

На свернутой бумажке была написана всего одна фраза: "Завтра в одиннадцать часов в Ламби". Он развернул пакетик и сразу почувствовал запах гниения. Он держал что-то мягкое и зловонное, похожее на сгнившую тряпку. Только через минуту он понял, что в руках у него человеческое ухо! Оно было еще у него на коленях, когда в стекло постучал мальчишка, предлагая ему сигареты.

Кровь отхлынула от его лица. В тридцати метрах от него полицейский по-прежнему следил за его машиной.

Калека скрылся. Трясясь, мимо него проехал тап-тап, окрещенный "Бог победит".

Положив ужасный предмет на сиденье, Малко рывком тронулся с места. Или калека подарил ему остаток от своего обеда, или Габриель Жакмель давал о себе знать...

Ухо служило паролем. Две недели тому назад Жакмель вырыл на кладбище тело Дювалье и отрезал ему голову... Но; одно дело услышать об этом в кабинете с кондиционером, и другое дело держать у себя на коленях ухо "Папы Дока"...

Хорошего союзника выбрало себе ЦРУ! И Малко должен был сотрудничать с подобной личностью. Да от этого все его предки в гробу перевернутся!

Хорошо еще, что он не догадался прислать целую голову.

Теперь макуты знали, кто он и что ему нужно. Как только они почувствуют, что он становится опасном, они ликвидируют его.

Он чудом разминулся с тап-тапом, катившим по извилистой дороге. Две машины задели друг друга, и Малко чуть не врезался в светофор.

Как только миновала опасность, он вспомнил, что приглашен на ужин к Амур Мирбале. Проще говоря, на ужин к дьяволу! Он подумал, будет ли его ложка достаточно длинной.

Глава 9

"Наш Док, да пребудете вы во дворце до конца жизни, да будет благословенно ваше имя нынешним и грядущим поколениями. Да свершится ваша воля, как в Порт-о-Пренсе, так и в провинции. Дайте нам сегодня же обновленную страну и НИКОГДА не прощайте обиды врагам Родины, плюющим ежедневно в лицо пашей страны. Да упадут они от искушения под тяжестью собственного яда, не избавляйте их от зла..."

Малко едва кончил читать этот удивительный отрывок из катехизиса дювальеризма, повешенный в рамочке на стене салона, когда за его спиной послышался приятный голос:

- Вы не находите, что это великолепно?

Мысленно умирая от смеха, он обернулся и увидел перед собой Амур Мирбале.

Несмотря на белый сетчатый ансамбль из туники и брюк, благодаря которому она казалась голой, она была серьезна, как только может быть серьезным негодяй, получающий орден Почетного Легиона. Очень светская женщина, пальцы, унизанные кольцами, замысловатая прическа, скромно накрашенная.

- Что это такое? - невинно спросил Малко. - Пародия?

Амур Мирбале смерила его взглядом и с чувством произнесла:

- Дорогой мой, это - катехизис дювальериста, которому мы все подчиняемся...

На мгновение она взглянула прямо в золотистые глаза Малко, казалось, она хочет что-то сказать. Ее грудь вздымалась быстрее, она высунула кончик розового языка и спрятала его за тонкими губами. Затем она молча повернулась спиной к Малко и ушла в сад.

Малко восхищался катехизисом еще несколько секунд. Если ему удастся вырваться живым с Гаити, ему будет чем занять несколько длинных зимних вечеров... Конечно, он пошутил неловко. Но есть же пределы оболваниванию. Он не хотел становиться таким, как Фрэнк: американцем снаружи, тонтон-макутом изнутри...

В поисках Фрэнка Джилпатрика он также отправился в сад. Вечер был мрачным. Люди сбились в группы в саду или вокруг пустого бассейна. Кондиционер внутри не работал, поэтому там было жарко и влажно.

Амур Мирбале пригласила около тридцати человек, большинство из них были в саду. Под кокосовым деревом негр, играя на барабане, пел меренги, но никто не танцевал. Казалось, гости были безмерно уставшими. Правда, надо сказать, что дорога, ведущая к вилле, смутила бы и танкистов из африканского корпуса Роммеля. Амур Мирбале оставила свою "ламборджини" в километре от виллы и продолжала свой путь в джипе...

Американец был рядом с буфетом, там же находились высокий негр, длиннорукая девушка, у которой был нос с горбинкой, очень возбуждающая, и Амур Мирбале. Без особой надежды Малко обследовал буфет в поисках водки, но нашел только пунши, одну бутылку виски и фруктовые соки. В результате он выбрал сок и подошел к гостям.

- Вы приехали сюда по делам? - спросил негр.

Малко невозмутимо ответил:

- Нет, не совсем так. Я приехал навестить моего друга Фрэнка Джилпатрика. Он рассказывал мне столько хорошего о Гаити... И о вашей прекрасной демократии, - прибавил он.

Молодая женщина не моргнула глазом.

- Франсуа Дювалье отдал всего себя своей стране, - нравоучительно прокомментировала она. - Он умер на посту. Он любил гаитян, как своих детей...

Рокот барабана помешал Малко ответить. Негр, игравший под кокосовой пальмой, скучал.

- Ти Роро хочет, чтобы его послушали, - сказала Амур Мирбале.

Она подошла к музыканту, за ней последовали другие. Когда они собрались вокруг него, негр заиграл, жалобно напевая при этом:

- Дю фе нан кай-ла... Дю фе нан кай-ла!

Малко повернулся к Франку, чтобы узнать смысл этих слов, и замер. Американец вдруг показался ему озабоченным и напряженным. Малко понял, что негр, не отрываясь, смотрел на него. Странно. Так как его стакан опустел, он вернулся к буфету. Фрэнк сразу же оказался рядом с ним.

- Будьте осторожны, - шепнул ему американец. - Что-то тут не так. Ти Роро предупредил меня...

- Ти Роро?

- Да. Это один из моих осведомителей. Его песня является сигналом. "Дю фе нан кай-ла" означает: в доме пожар. Значит, опасность.

Малко поставил стакан.

Он совсем забыл, что был в обороне, что его единственной надеждой была встреча с Жакмелем.

- Пройдите вглубь к бассейну, - сказал Фрэнк. - Я уверен, что Ти Роро как-нибудь вывернется, чтобы поговорить со мной.

Малко подчинился. Фрэнк казался ему серьезным и впервые расположенным к сотрудничеству.

Из темноты появился американец со стаканом в руке, лицо его было озабоченным.

- Ну что? - спросил Малко.

- Вам готовят любезность в караибском духе, - мрачно сказал Фрэнк.

- То есть?

- Амур Мирбале приказала убить вас, как только вы выйдете отсюда. В глубине стоянки белый "фиат" с четырьмя тонтон-макутами. Они расстреляют вас из кольта, как только вы выйдете с территории виллы. Это типично. Чтобы поразить воображение, они всегда действуют ничью. Если вы ускользнете от них, четверо других макутов будут ждать вас у входа в Эль Ранчо. Амур Мирбале считает, что вы давно должны были улететь с Гаити...

Малко охватило чувство страха. Его сердце билось со скоростью сто тридцать ударов в минуту, но он постарался не дать развиться этому чувству: барабан Ти Роро тупо бил по мозгам.

- Я поеду с вами, - предложил Фрэнк внезапно охрипшим голосом, - они не осмелятся...

- Осмелятся, - сказал Малко.

Мужчины молча переглянулись. Малко отчаянно размышлял. Мимо них, обнявшись, прошла парочка. Невероятно. Труднее всего расстроить самые простые и грубые планы. Его на миг охватила легкая паника. Его мозг, как ЭВМ, благодаря его потрясающей памяти, рассматривал все события с момента его приезда.

Внезапно он наткнулся на что-то.

- Вы можете спокойно возвращаться один, - сказал Малко. - Я выкручусь.

- Вы сошли с ума, - сказал американец бесцветным голосом, - они убьют вас.

- Если это произойдет, - сказал Малко ледяным тоном, - я буду вам признателен, если вы отправите мое тело первым же самолетом в Австрию. У меня нет ни малейшего желания упокоиться рядом с Папой Доком. А если все обойдется, я приду завтра утром в посольство и расскажу вам продолжение. А теперь уходите. Я хочу побыть один. И спасибо вам.

Несколько секунд Фрэнк молчал.

- Желаю успеха, - сказал он сдавленным голосом.

Он повернулся и скрылся в темноте.

Оставшись один, Малко посмотрел на звездное небо и машинально ощупал под пиджаком свой сверхплоский пистолет.

Чтобы не умереть этой прекрасной летней ночью, ему потребуется много дерзости.

В саду оставалось только шесть человек. Малко накачивался напоказ ром-пуншем, надеясь, что растущие рядом с бассейном бугенвили выживут от употребления в большом количестве плохого рома. Но чтобы придать себе соответствующий вид и чувствовался перегар, ему все же пришлось выпить три или четыре порции напитка. Но внутри он был холоден, как дохлая рыба. Он дважды бросил взгляд на стоянку. Отъезжающая машина осветила фарами белый "фиат", и он ясно увидел в нем четыре фигуры: его будущие убийцы.

Слегка пошатываясь, он подошел к Амур Мирбале и взял ее за руку.

- Есть ли в Порт-о-Пренсе местечко, где можно потанцевать? - спросил он, еле ворочая языком.

Прямо в цель.

Метиска смерила его взглядом, в котором одновременно читались презрение, оживление и интерес. Даже покрасневшие, золотистые глаза сохраняли свой магнетизм.

- Есть "Ля Кав". Это - дискотека.

- Тогда поедем разопьем бутылочку шампанского "Дом Периньон" в "Ля Кав", - предложил великолепный и великодушный Малко.

Амур расхохоталась:

- Они даже не знают, что это такое. И потом я устала.

Она мягко высвободилась. Такая же хладнокровная, как и он. Состояние, в котором, якобы, находился Малко, позволяло ему настаивать:

- Где ваш кавалер?

- У меня его нет.

- Тогда я забираю вас...

И он снова взял ее за руку. Пара, стоявшая рядом с ними, незаметно удалилась.

Малко пытался поймать взгляд Амур Мирбале, затем взглянул на тело молодой женщины. Так пристально, что ей казалось, что он ласкает ее. От живота его взгляд скользнул к ее лицу.

- Я умираю от желания потанцевать с вами, - сказал Малко.

Он произнес это тихо и хрипло. Любая женщина, будь она хоть круглой идиоткой, поняла бы подтекст, заменив "танцевать" на "заниматься любовью".

Теперь он рассматривал начало ее загорелой груди. Нужно было выдержать испытание силой. Молчание невыносимо затянулось.

Грудь приподнялась, как бы предлагая себя.

Взгляд золотистых глаз перекочевал выше. Амур Мирбале изменилась, стала мягче. Даже казалось, что ее тонкий рот стал вдруг полнее.

- Я пойду переоденусь, - сказала она.

Ее красивый певучий голос изменился, как будто сломался.

Она исчезла в доме. Малко налил себе ром-пунша. По-настоящему. Первая часть его отважного пари была выиграна. Женщина закалки Амур Мирбале не могла не хотеть такого соблазнительного мужчину, который должен был умереть.

Особенно но ее приказу.

Красное платье Амур Мирбале не доходило ей внизу и до половины ног, но сверху плотно охватывало шею. На ней не было лифчика, и ее соски гордо пробивались сквозь ткань.

- Я готова, - сказала она.

Малко поставил стакан и взял ее за руку. Она не выдернула ее.

Они вышли через кухню. На стоянке оставалось только четыре машины. В том числе и белый "фиат" тонтон-макутов. Малко прижался бедром к своей партнерше, готовый использовать ее как заслон в случае малейшей опасности. Конечно, он не мог похвастаться таким поведением в свете, но, в конце концов, сейчас он находился в стране дикарей...

Хруст гравия под их ногами казался ему оглушающим шумом. "Мазда" стояла за белым "фиатом", мимо которого они прошли. Если дверь откроется, он прижмет метиску к себе.

Ничего не произошло. Макуты не пошевелились.

Малко обрел свою природную галантность, открывая дверь "мазды". Нарочно или нет, Амур без всяких комплексов продемонстрировала свои ноги. Малко не успел тронуть машину. Амур Мирбале повернулась к нему, приблизив свое лицо к его. Когда ее рот коснулся его рта, ему показалось, что он сунул пальцы в электрическую розетку.

Их зубы стукнулись. Рука Амур Мирбале скользнула к его ноге с быстротой кобры. Ее живот приподнялся навстречу Малко. От этого даже "мазда" задрожала. Атака была настолько неожиданна, что Малко на несколько секунд забыл свои проблемы. Он успел только вытащить из-за пояса пистолет и положить его на пол. Наклоняясь к нему, она ударилась головой о руль, но, казалось, даже не заметила этого. Она молча извивалась рядом с ним, ее тело содрогалось. Вдруг она резко встала.

- Поменяемся мостами, - приказала она.

Она приподнялась, чтобы дать Малко проскользнуть на ее место. Потом она рухнула на него, коснувшись головой крыши. Она тяжело дышала открытым ртом, ее платье задралось до бедер.

Малко мельком подумал, что тонтон-макуты не оправдывали своей зарплаты. Они так тесно прижались друг к другу, что он почти не рисковал.

Наконец Амур Мирбале резко оторвалась от него и сказала:

- Хорошо, теперь поехали.

Ее голос снова стал холодным и светским. Кое-как Малко привел себя в порядок, сел за руль и тронулся, наблюдая за метиской. Ей могло взбрести в голову выпрыгнуть по дороге... Сразу же за ними тронулся белый "фиат".

Дорога была так ужасна, что до самой авеню дез Америк он смотрел только на руль. С ощущением, что спускается по северному склону Монблана. Амур Мирбале курила, упираясь ногами в приборную доску. Потрясающе распутная, безразличная к окружающему миру. На ней не было никакого нижнего белья.

- Остановитесь, - сказала молодая женщина, когда они достигли дороги.

Взгляд в зеркало: машины макутов еще не было видно.

- Пересядем в мою "ламборджини", - предложила Амур Мирбале.

Большая желтая машина стояла в двадцати метрах перед ними. "Какого черта ей приспичило менять машину?" - подумал Малко. Он остановился за ее машиной и открыл молодой женщине дверцу. Затем, незаметно, достал пистолет и спрятал его за поясом.

Авеню дез Америк была пустынной. В этот поздний час Петионвиль уже спал. Мотор "ламборджини" заработал, и он поспешил. Внутри пахло кожей и бензином. Он на ощупь спрятал пистолет между дверцей и сиденьем. Амур была погружена в разглядывание показателей приборов. Для поддержания настроения он "огладил ее по ноге. Она слегка раздвинула ноги и тронула машину с места. Малко с наслаждением вдыхал запах кожи: кроме его естественного пристрастия к роскоши, он подумал, что на Гаити эта "ламборджини" была более надежным средством передвижения, чем тяжелый танк. Ни один макут не осмелится бросить даже цветок в желтую машину.

Амур ехала совсем тихо. Перед отелем "Шукуи" с пол дюжины проституток восхищенно завизжали при виде машины. Затем снова начались выбоины на дороге. Дискотека находилась в глубине незаасфальтированной и неосвещенной дороги, пересеченной оврагом, в котором легко можно было спрятать шесть автобусов. Естествен но, никаких указателей. Гаитяне стеснялись своих свалок...

При виде Амур Мирбале чернокожий привратник резко вскочил. Она прошла высокомерно, не удостоив никого взглядом. Малко заплатил за вход два доллара. Пистолет он оставил в машине. Рядом с Амур он ничем не рисковал. Дискотека "Ля Кав" была крохотной и шумной, место для танцев было тускло освещено. Две маленькие комнаты и бар.

Их разместили во втором зале. Удовлетворенная, Амур казалась далекой. Малко пригласил ее танцевать. Быстрый танец они танцевали достаточно далеко друг от друга, затем сблизились для слоу. Метиска сразу же прижалась к нему. Ее живот жил отдельно от нес.

Вдруг она резко отодвинулась от него. Ее макияж немного потек, и она уже не казалась такой молодой. Но глаза ее как бы светились в темноте.

- Хватит танцевать, - скомандовала она.

Стоящие возле бара негры разглядывали ее длинные ноги. Малко вдруг подумал, не было Ди все это сном. Не была ли Амур Мирбале просто-напросто светской женщиной с нимфоманскими замашками, каких полным-полно... Расслабившись, она пила ром-пунш.

- Итак, вам нравятся черномазые девки? - спросила она с долей иронии.

Малко улыбнулся:

- О ком вы говорите?

В "Ля Кав" было полно народу. В основном молодежь. Малко был единственным европейцем. "Где же макуты?" - подумал он. Самым естественным образом Амур встала и взяла свою сумочку.

- Я сейчас вернусь.

Он увидел, как она направилась к туалету. Он заглушил внутренний голос, приказывавший ему последовать за ней. Даже в случае смертельной опасности есть вещи, которые джентльмен не должен делать... От выпитых напитков у него начала кружиться голова. В напряжении он не спускал глаз с дверей туалета. Ему показалось, что молодая женщина отсутствовала довольно долго.

Пластинка с записью джерка закончилась, и на несколько минут воцарилась тишина. Вдруг сквозь шум разговоров Малко различил рычание мотора.

"Ламборджини"!

Он вскочил как сумасшедший, толкнул, не извинившись, парочку, пробежал через сад и выбежал на улицу. Белые фары медленно удалялись. К счастью, впереди был овраг. Если бы не он, Амур Мирбале могла бы уже скрыться из виду.

Малко прибавил скорости. К тому же метиска увозила его пистолет!

Он догнал машину в тот момент, когда она заканчивала свой слалом. Если бы он послушался внутреннего голоса, он бы вытащил Амур Мирбале с унитаза и хорошенько надавал бы ей по заднице...

Открыв дверцу, он плюхнулся на сиденье. Внезапная ярость исказила черты лица метиски на какую-то секунду.

Затем ей удалось выдавить из себя улыбку.

- Не стоило так бежать... Я почувствовала себя немного усталой и захотела вернуться. Оставайтесь, вы здесь, безусловно, позабавитесь.

Умереть со смеху!

Рука Малко искала в темноте. Сначала он нащупал пистолет, затем незаметно закрыл предохранитель на дверце машины, чтобы исключить возможность нападения снаружи...

- Но я не хочу оставаться без вас, - запротестовал он.

Редко он бывал настолько чистосердечным.

Амур Мирбале покачала головой.

- Нет, я предпочитаю остаться одна. За мной шпионят, ведь я замужняя женщина.

Подобный аргумент тронул бы галантного мужчину. Но на Малко он не произвел ни малейшего впечатления.

- По дороге у вас могут быть неприятности, - нежно сказал он. - Такая красивая женщина не ездит по ночам одна.

Мотор продолжал работать. Налет вежливости разом слетел. Амур Мирбале показала зубы и прошипела:

- Выйдите из моей машины, или я позову людей. Я хочу остаться одна.

- Я умираю от желания побыть с вами, - сказал Малко с ангельским видом.

Амур в ярости стукнула по рулю.

- Вы ведь получили от меня то, что хотели!

Она выругалась наполовину по-креольски, наполовину по-французски.

Малко твердо произнес:

- Эта сцена смешна. Уедем отсюда.

Амур Мирбале не ответила. Естественным жестом она взяла сумочку, стоящую между ними, и сунула в нее руку.

Малко схватил ее за запястье. Амур нагнулась и яростно укусила его. Но он не отпустил руки и вырвал у нее сумочку. Тонкие пальцы метиски уже сжимали маленький пистолет с перламутровой рукоятью.

Малко резко повернул руль, и пистолет упал на пол. Правой рукой он достал из темноты сверхплоский пистолет и направил его в лицо Амур Мирбале.

- Амур, - сказал он, - отвезите меня в Эль Ранчо.

Тем хуже: он раскрылся. Одним движением она открыла дверцу и выпала наружу. Поднявшись, она побежала к "Ля Кав".

Не раздумывая, Малко сел на ее место, нащупал переключатель скоростей, включил задний ход и поехал так быстро, как мог. В Порт-о-Пренсе все знали машину Амур Мирбале. Это была лучшая защита. Он ни разу не водил "ламборджини", и машину дважды заклинивало. Весь в поту, он выехал наконец на развилку с дорогой, которая спускалась к Петионвилю. В блеске фар он заметил стоящий в темноте белый "фиат".

Мотор работал ровно, и он почувствовал себя лучше. В Эль Ранчо он приехал за пять минут. Фары его машины осветили стоящую перед входом серую "топоту".

Когда тонтон-макуты поняли, что он один был в машине, Малко был уже у стойки портье. Мотор "ламборджини" продолжал работать. Взяв ключ от номера, он поднялся к себе, закрыл дверь, положил свой сверхплоский пистолет на тумбочку и спустил предохранитель.

Война была объявлена.

Глава 10

Всякий раз, когда какая-нибудь машина тормозила перед рестораном "Ламби", Малко вздрагивал. Он выбрал столик снаружи на сваях, над серым и грязным морем. Все же несколько молодых негритянок купались. Одна из них, скорее хорошенькая, выныривая, каждый раз улыбалась Малко.

Кроме прирученной барракуды, ресторан "Ламби", стоящий в двадцати километрах от Порт-о-Пренса, по дороге Карефур, ничем особенным не выделялся.

Отталкивающе грязная стопка но способствовала пищеварению. Малко не притронулся к рому, приготовленному, но всей видимости, в корыте...

Одиннадцать часов десять минут: посланец Габриеля Жакмеля запаздывал. Малко был напряжен и обеспокоен, он нервничал. Если появятся тонтон-макуты, ему оставалось только добираться вплавь до Пуэрто-Рико... Эта встреча была последним шансом, иначе он давно бы уже улетел отсюда. Выходя из отеля, он послал Амур Мирбале огромный букет цветов. Ни к чему не обязывающий галантный жест, тем не менее, таил в себе вызов. Но он не строил никаких иллюзий: букет орхидей не остановит Амур Мирбале. С наступлением ночи его ожидала смертельная опасность.

Постоянно останавливались и проезжали тап-тапы с грузом сдавленных гаитян. По обочине дороги беззаботно бродили девушки, многие из них были красивыми.

На километр в округе Малко был единственным европейцем: посланец Габриеля Жакмеля не сможет его пропустить. Впрочем, как и тонтон-макуты. Он заезжал в посольство к Франку Джилпатрику, тот был уже в курсе вчерашних приключений, и Малко подумал, что недооценил американца.

- В ярости она надавала пощечин одному макуту, - рассказывал Фрэнк. Кроме того, некоторые макуты уверены, что она специально дала вам уйти, потому что переспала с вами...

Слишком сильно сказано: "переспала"...

Затем советник из ЦРУ заверил Малко, что он может не бояться быть убитым среди бела дня на улице. Его также не вышлют. Амур Мирбале смертельно оскорблена и не преминет отомстить ему. С наступлением ночи жизнь Малко будет в опасности. Вчерашнюю уловку нельзя использовать дважды...

Сигнал остановившейся перед "Ламби" машины заставил Малко вскочить. Через открытое окно белой "тойоты" он увидел светлую шевелюру Берта Марнея. "Вампир" дружески махал ему. Стоявший за ним тап-тап яростно гудел. Американец жестикулировал все более настойчиво. Малко склонился к стакану с ромом. Вот уж кого он не хотел видеть!

Выскочив из "тойоты", прямо от дверей, Берт Марней крикнул Малко:

- Вы что, оглохли?

- Простите?

- Разве вы не договаривались о встрече?

В удивлении Малко забыл про свой ром. Это было совершенно неожиданно. Он последовал за американцем и сел с ним в "тойоту". Тот сразу тронул машину и, расплывшись в улыбке, спросил Малко:

- Не ожидали увидеть старину Берта, а?

Марней резко свернул с Дельмас-роуд. Они пересекли Порт-о-Пренс очертя голову, проехали мимо хижины из бамбука, гордо названной "Максим"*. Вот так, запросто. Американец предупредил Малко:

* Один из фешенебельных парижских ресторанов.

- Держитесь покрепче, сейчас начнет качать. Я специально выбрал этот путь, чтобы оторваться от людей мамаши Мирбале.

Через сто метров дорога оказалась перекрытой, они свернули на разбитую тропинку. Малко показалось, что у него выскочат кишки и печень. Берт Марней вел "тойоту" как "феррари", только желтая пыль летела из-под колес. Они чудом разминулись с громадным бензовозом, стоящим поперек дороги, и раздавили большого черного паука. Малко с трудом дышал. Наконец машина выехала на дорогу, ведущую к аэропорту, и свернула направо. За ними никто не следовал.

- Куда мы едем? - спросил Малко.

Они удалялись от Порт-о-Пренса.

- Это сюрприз.

Берт несся сломя голову, чуть не задевая торговок манго, сидящих на обочине, обгоняя тяжело идущие тап-тапы.

Вдруг американец резко затормозил. Два солдата перекрыли дорогу, один из них приказал остановиться. Берт подчинился.

- Куда вы едете? - спросил гаитянин, сжимая обеими руками старую винтовку.

- Как дела? - спросил на полном серьезе Берт по-креольски.

Солдат расхохотался:

- В порядке.

И он разрешил им проезжать. Расплывшись, американец повернулся к Малко.

- Нужно их знать. Они неплохие ребятишки. В принципе нужно говорить, куда едешь. Ночью они иногда стреляют по машинам, которые не останавливаются. Ведь им скучно. Ездить нужно во время сиесты, так безопаснее.

Не особенно разбитая, но узкая дорога шла берегом моря.

- Мы действительно едем к Габриелю Жакмелю? - спросил Малко.

Американец пригладил растрепанные волосы:

- Еще бы! А вы не ожидали этого, не правда ли?

- Откуда вы его знаете?

Они ехали прямо, и Берт Марней позволил себе расслабиться. Все же дорога была полна ухабов, а "тойота" летела со скоростью сто сорок километров в час.

- Мы были приятелями еще во времена Дювалье, - сказал он. - Я был на Ямайке, покупал там продукты и лекарства и переправлял ему на корабль. Все шло хорошо, пока эти мудаки с Ямайки не выслали меня.

- Почему? - не удержался Малко.

Характерным жестом американец потер большой палец об указательный.

- Инфляция. Со времен Конго цена одного министра увеличилась в пять раз, а я не мог уследить за курсом. Кроме того, у этих чернокожих нет понятия чести! На Ямайке меня сначала заставили заплатить, а затем выслали. Сюда я прибыл без единого доллара. Спустя неделю со мной встретился Жакмель. Он спросил меня, могу ли я снабжать его оружием, продуктами, информацией... Что мне оставалось делать? Мне в зад сунули ордер Интерпола на арест, я никуда не могу уехать. В общем, или пан, или пропал. Если выкарабкается Габриель, я тоже выкарабкаюсь.

- Вы уедете отсюда?

- Вы с ума соскочили! Я стану министром здравоохранения. Ну, почти...

Потрясенный этой перспективой, Берт Марней замолчал. Малко видел по его блаженному лицу, что он подсчитывает, сколько же гектолитров крови он сможет наконец законно отобрать у пяти миллионов гаитян.

Будет на что купить "кадиллак" цвета бычьей крови.

Американец резко затормозил и свернул на тропинку в джунглях, ведущую к морю.

- Скоро приедем...

Они тряслись еще с сотню метров, пока не доехали до гигантского хлебного дерева. На берегу были разбросаны пустые раковины, водоросли. На камни была наполовину вытащена старая рыбацкая лодка, парус которой был изорван в клочья. Два негра в изодранных шортах спали рядом. Рявкнув, Берт Марней разбудил их. Они принялись лениво спускать лодку на воду.

- Они отвезут вас, - сказал Марней, - они знают куда, вон на тот островок. Это займет час. Не пытайтесь заговорить с ними, они понимают только по-креольски.

Малко сел в лодку. Берт смотрел, как они удалялись, затем вернулся в "тойоту".

Малко зачарованно смотрел на беспрерывно двигающуюся руку с парализованными пальцами. Казалось, Габриель Жакмель хотел раздавить пулю от кольта, которой он тренировался. Расплющенный нос боксера, плечи шириной с бульдозер, гигантский рост - все дышало силой.

- Оставьте нас, - приказал гаитянин по-французски.

Оба его телохранителя отошли в сторону. Каждый был странно вооружен: автоматический кольт 45 калибра с удлиненным магазином, что позволяло заряжать его тридцатью патронами. Оба негра расположились поодаль, под хилым деревцем. Несмотря на одетый на нем пуленепробиваемый жилет цвета хаки, Жакмель, казалось, не чувствовал обжигающего солнца.

Он и Малко сидели прямо на пляже, прислонясь к песчаному обрыву.

Они находились на самом маленьком из трех островов, находящихся в двух-трех милях от гаитянского побережья. Острова были абсолютно пустынными. Морское путешествие расслабило Малко. Во время перехода оба негра налегали на весла, чтобы быстрее двигаться по ветру. Сейчас они искали на глубине лангустов.

Во время последнего путча гаитянский военно-морской флот полностью перешел на сторону оппозиции, так что риск того, что их перехватят, был полностью исключен...

Массивная фигура Жакмеля потрясла Малко, от этого негра исходила природная сила. Хорошо поставленным серьезным голосом он изъяснялся на правильном французском языке.

- Благодарю за то, что приехали ко мне, - сказал он.

Малко холодно улыбнулся.

- Именно для этого я и прибыл на Гаити.

Жакмель открыл левую ладонь, давая на несколько секунд отдых своим пальцам.

- Вы представляете людей, готовых помочь мне, - медленно сказал он, не так ли?

- Именно так.

Наклонив голову, Жакмель задумался на несколько секунд. Издали берег казался одной зеленоватой линией.

- Можете ли вы гарантировать, что я буду признан законным главой правительства?

Только абсолютно чокнутый мог бы представить себе подобный разговор на затерянном островке на Караибах. Но Малко было не до шуток: слишком велики были ставки в этой игре.

- Да, при условии, если не будет никакого другого правительства, и если вы согласитесь впустить в страну некоторых эмигрантов. Это - главное.

Толстые губы Габриеля Жакмеля изобразили необычайно жестокую усмешку:

- Соперников я обчищу до нитки и принесу вам их головы. Об эмигрантах же поговорим позже.

Это уже становилось привычкой. Он показал на кожаный мешок, стоявший рядом.

- Вот голова Франсуа Дювалье, я никогда не расстаюсь с ней, чтобы подбодрить моих людей, я показываю ее им. Хотите взглянуть?

Малко вежливо отказался, да и Жакмель не настаивал.

- Каковы ваши идеи?

Медленно, с расстановкой Малко объяснил. По мере его рассказа Жакмель все больше щурил глаза, что придавало ему хитрый вид.

В конце он легонько стукнул Малко по плечу.

- Браво, отличная мысль!

Лицо Габриеля Жакмеля было озарено злой радостью. Малко подумал вдруг о Симоне Энш и, в сердцах, стал всматриваться в голубизну Антильского моря.

Голос негра оборвал его мысли:

- Чего вы добиваетесь для эмигрантов?

- Пост министра иностранных дел для Жозефа Энш. Его дочь, Симона Энш, подтвердит это соглашение от имени своего отца.

- Симона Энш?!

Он медленно и недоверчиво повторил ее имя. Малко опередил его:

- Я знаю, что произошло между вами, но Симона Энш готова забыть прошлое.

Жакмель плотоядно улыбнулся:

- Я буду счастлив снова увидеть ее...

От отвращения Малко передернуло: он представил себе массивное тело Габриеля Жакмеля и грациозную, хрупкую Симону Энш.

Жакмель встал во весь свой двухметровый рост. Внушительно! На нем были расстегнутая на груди рубашка и военные брюки. Двадцать магазинов для автомата Томпсона служили ему стальным поясом. Он смерил Малко взглядом.

- Вы знаете, что я не люблю американцев. Почему же вы помогаете мне?

Малко умирал от желания сказать ему, что если бы все зависело от него, то он бы с удовольствием накормил Жакмеля с ложечки напалмом.

- Решение было принято в более высоких сферах, - холодно сказал он. От вас требуется оградить эту страну от кубинского влияния и не изменять торговых отношений...

Вздохнув, как тюлень, Жакмель навис над Малко.

- Что касается коммунистов, здесь я согласен, - сказал он, - пусть они только сунутся сюда, я их всех перебью. Люблю убивать коммунистов. Это вонючие подонки, богохульники.

Еще один пример лирики по-тропически... Жакмель продолжал, в его голосе слышался гнев:

- А вы знаете, что американцы платят за сахарный тростник по ценам 1934 года?

Малко не знал этого. Негр пожал плечами.

- Все это вас не касается. Посмотрим в дальнейшем. Но я ничего не знаю о вас, - вдруг сказал он. - А вдруг вы мне ставите ловушку? Кто знает, может вас прислали Дювалье...

Малко постарался остаться невозмутимым.

- Вчера вечером меня хотела ликвидировать Амур Мирбале, - сказал он.

- Именно, - сказал Жакмель, - я как раз хотел поговорить о ней. Когда мы увидимся в следующий раз, вы принесете мне две вещи: двадцать пять тысяч долларов в гурдах и голову Амур Мирбале... Это будет залогом вашей доброй воли...

Глава 11

- Кстати, - сказал Берт, - что касается Амур Мирбале, не нужно понимать буквально слова Жакмеля. Главное - обезвредить ее. А уж голову он сам ей отрубит...

Очаровательное уточнение.

До этого все шло нормально. Прямо из лодки Малко пересел в машину Берта Марнея, и они отправились в Порт-о-Пренс. Им не встретился ни один макут... И все же Малко был уверен, что Амур Мирбале не отказалась от мести.

- Постарайтесь не очутиться там, - прохрипел Берт Марней, указывая на небольшое желтое здание в три этажа, расположенное на пустыре, сзади антенны Радио-Метрополь. На мачте развевался гаитянский флаг.

- Форт-Димант, - пояснил американец. - Оттуда редко выходят живыми.

Издали стоящая на берегу моря тюрьма цвета охры казалась сделанной из картона.

Марней обогнул площадь Дельмас и въехал на авеню Жан-Жак Десалин.

- Высадите меня напротив миссии ООН, - попросил Малко.

Многое надо было разработать... Между ним и Амур Мирбале началась гонка на время, часы уже были включены.

В кабинете Франка Джилпатрика царила приятная прохлада. Американец с уважением смотрел на Малко. - Вы видели Жакмеля! - воскликнул он.

После инцидента с Мирбале Малко явно вырос в его глазах.

- В общем, - сказал Малко, - мне остается только пойти и прикончить Амур Мирбале в ее "ламборджини", пока ее тонтон-макуты не нашпиговали меня свинцом.

- Если бы она действительно хотела этого, вас уже могли убить, когда вы выходили из отеля... Наверно, она изменила мнение. После того унижения, которое вы заставили ее испытать, она хочет расправиться и с вами, и с Жакмелем.

Фрэнк все меньше казался дювальеристом. Малко подумал, что, если его пребывание на Гаити затянется, он снова станет настоящим белым человеком. Но пока вставала более неотложная задача.

- Где я могу найти некоего Сезара Кастелла? - спросил он.

Лицо Франка снова замкнулось.

- Не имею ни малейшего представления, - сухо сказал он. - Спросите у пастора Джона Райли на Радио-Пакс. - Несколько раз он помогал этому типу... А Радио-Пакс вы найдете на дороге Карефур.

- А как быть с двадцатью пятью тысячами долларов?

- Они в нашем распоряжении. Естественно, вы дадите мне расписку.

Деликатность еще не умерла. Малко устало встал.

- Пойду продолжать мой путь на Голгофу.

- Передайте от меня привет Джону Райли, я не видел его уже две недели.

Когда постучали в дверь, пастор Джон Райли на четвереньках пытался отыскать пружину бойка от своего старого пистолета "радом" калибра 9 миллиметров. Поднявшись, он накрыл большим клетчатым платком разобранное оружие и пошел открывать.

Хотя прежде он никогда не видел Малко, он горячо пожал ему руку: Джон Райли не забыл в повседневной жизни о христианском милосердии. Тогда Малко сказал самым естественным образом:

- Я ищу света.

Пастор улыбнулся еще шире:

- Входите, входите.

Кондиционер не работал. Джон Райли взял платок, прикрывающий "радом", и вытер пыль со стула для Малко. Сам же он уселся за столом.

- Я только что вернулся из Артибонита, - объяснил он, - а там полно пыли. Если сразу же не почистишь оружие, считай что потерял его... Чем обязан вашему визиту?

Джон Райли был достаточно плотным мужчиной с круглощеким, не особенно выразительным лицом. За роговыми очками скрывались серые пронизывающие глаза. Даже Франк Джилпатрик не знал, был ли он действительно пастором. Впрочем, все, что касалось Радио-Пакс, частной радиостанции, ведущей на Гаити религиозные передачи, было окутано тайной. Хотя работал он вполне официально, заручившись лицензией от гаитянского правительства, а его передатчики действовали по всей стране.

Выцветшая табличка напротив "Ройал-Бар", на дороге Карефур, извещала, что здесь находится Радио-Пакс. Затем надо было пройти по ухабистой тропинке в джунглях, чтобы достичь небольших зданий, где и находился передатчик.

Проблема заключалась в том, что нельзя было понять, какая конгрегация патронирует Радио-Пакс: религиозные воззрения ее ведущих были слишком расплывчаты, если только это не было свидетельством святой сдержанности. Впрочем, гаитяне были уверены, что Радио-Пакс было филиалом ЦРУ, а его пасторы не умели креститься...

Не так уж они были и неправы. Вплоть до последнего цента деньги, позволяющие радиостанции вести скудное существование, поступали из ЦРУ. И фраза, произнесенная Малко, была паролем на этот месяц. Тем не менее, кроме тайного устранения одного сатанинского коммуниста, Радио-Пакс держалось в стороне от насильственных акций своих хозяев. Или ты святой, или нет...

- Я должен войти в контакт с неким Сезаром Кастеллой, - сказал Малко.

Джон Райли покачал головой.

- Ах, Кастелла. Его здорово оклеветали. А ведь он так много сделал для защиты Святой Церкви.

Не вина пастора Райли, если он рассматривал кровь коммунистов и им подобных как гемоглобин...

- Сезар Кастелла находится в отеле "Иболеле", - тихо сказал Джон Райли. - Я напишу ему записочку: в последнее время он стал очень боязливым.

Малко мысленно поздравил себя с тем, что зашел к этому удивительному пастору. Умиротворенный, Джон Райли отодвинул пистолет и принялся писать.

Жюльен Лало быстро захлопнул дверь своего дома: нищий, сидевший на тротуаре напротив, был тонтон-макутом, одним из самых жестоких людей Амур Мирбале. Старик пытался успокоить сердцебиение. Дала ли Амур приказ убить его, где бы он ни появился, или просто напугать его? Хотя, сообщая о Малко, он выказал немало рвения.

Он мог смыться на Кап-Аитьен на следующий же день после убийства на церемонии Вуду, но он остался из-за одной тринадцатилетней девчонки. Это могло ему дорого обойтись...

В течение одной секунды он обдумывал идею о том, как спрятаться в посольстве Соединенных Штатов, что было в моде несколько месяцев назад... Но что он будет делать в Майами? Старый восьмидесятилетний негр, даже богатый, во Флориде он все равно будет всего лишь старым негром... В Порт-о-Пренсе его ненавидели, но он был известен.

Несколько минут он кружил по комнате, прежде чем принять решение: он не мог запереться на несколько дней или недель. Его рабочий кабинет был в двух кварталах отсюда. Пройдя мимо следящего за ним макута, он ничего не подал ему. Он уже почти что дошел до табачной компании "Ком иль фо", когда рядом с ним остановилась машина, и его позвали:

- Жюльен!

Это был черный "линкольн" начальника полиции, личного друга Амур Мирбале. Там же сидел макут в майке с автоматом на коленях. Сердце Жюльена Лало готово было выпрыгнуть из груди.

Он приветственно помахал рукой:

- Как дела, Бьенэме?

Жозеф Бьенэме повернул свое безликое лицо, скрытое очками с посеребренными стеклами.

- Тебя хочет видеть Амур.

Он говорил негромко, как автомат. Спустившись с тротуара, Жюльен сел в машину. Полицейский сразу же тронулся. Жюльен рассматривал прохожих через стекло. Ему казалось, что он принадлежит уже к другому миру.

Он старался никак не выказывать своего страха, но был вынужден напрячь мускулы, чтобы его не подвел собственный мочевой пузырь. Когда машина проехала без остановки казармы имени Франсуа Дювалье, его страх удвоился.

"Линкольн" проехал мимо французского посольства, обогнул Национальный Дворец и выехал на улицу Кафуа по направлению к отелю "Олофсон". Несмотря на кондиционер, Жюльен Лало был весь в поту: они ехали к тайному командному пункту Амур Мирбале. В Порт-о-Пренсе поговаривали, что ее сад был настоящим маленьким частным кладбищем.

- Пей, - приказала Амур Мирбале своим красивым певучим голосом.

Если бы не присутствие трех тонтон-макутов с пистолетами за поясом, можно было подумать, что находишься на светской вечеринке. Амур Мирбале и Жюльен Лало сидели в глубоких ивовых креслах стиля "Помаре" вокруг низкого стола под верандой. Это был один из самых красивых домов в Порт-о-Пренсе: деревянный, выкрашенный белой краской по старинной моде; здесь было полно картин и безделушек. Его владельцы жили в Нью-Йорке, и дом служил холостяцким пристанищем, а также штаб-квартирой Амур Мирбале.

Жюльен Лало протянул руку, затем остановился:

- Слишком много... Это опасно.

Амур слегка склонила голову, как ящерица.

- Ты ведь знаешь: есть гораздо более опасные вещи...

Сразу же один из макутов достал из-за пояса старый пистолет и приставил ствол к затылку Жюльена Лало.

Старик осушил стакан одним махом. "Буа-кошон" показался ему более терпким, чем обычно. Он не осмеливался подумать, какую реакцию вызовет напиток в его дряхлом организме. Едва он поставил стакан, как один из макутов вновь наполнил его. Бутылка была наполовину пуста. Руки Жюльена Лало тряслись. Амур медленно убивала его.

- Где Габриель Жакмель? - спросила метиска.

Жюльен Лало сжал руки. Допрос длился уже полчаса. А она медленно убивала его.

Из-за того негодяя, который видел, как он передал "буа-кошон" американцу.

- Клянусь тебе, что ничего не знаю, - умоляюще произнес он. - Я даже не знал, что этот американец хочет его увидеть.

- Ты лжешь, - мирно возразила Амур Мирбале, - а это нехорошо. Выпей, это освежит тебе память...

Жюльен Лало разом потерял свое достоинство. Его врач говорил ему, что, если он будет злоупотреблять "буа-кошоном", его сосуды не выдержат. Оторвавшись от кресла, он рухнул на колени перед метиской.

- Клянусь, что я не предавал. Амур, ты же знаешь, как я любил Президента. Не заставляй меня больше пить...

Макуты расхохотались.

- Ты можешь и не пить, - сказала Амур мелодичным голосом. - Аликс готов убить тебя.

Жюльен Лало снова ощутил ствол пистолета у своего затылка. В то же время запах молодой женщины, чьи ноги почти касались его лица, пьянил его.

Амур Мирбале была демоном.

- Ты слишком стар, чтобы сделать ребенка, Жюльен, - сказала она нежно. - После того, что ты сделал, с тебя следовало содрать кожу кусочек за кусочком. Значит, пей...

- Но я ничего не знаю, - простонал Жюльен Лало, - абсолютно ничего. Если хочешь, я убью этого американца...

Глаза метиски вспыхнули.

- Не лезь не в свои дела. Это касается только меня. Пей. Или скажи мне, где Жакмель.

Она впервые повысила голос. Но вилла была окружена просторным садом. И никто в Порт-о-Пренсе не будет требовать отчета от Амур Мирбале.

Хныкая, Жюльен Лало выпил "буа-кошон" до последней капли. У него сразу же вырвали стакан, чтобы вновь наполнить его... В крайнем возбуждении он встал.

- Оставь меня, я больше не могу, - пробормотал он.

- Чем быстрее ты выпьешь, тем быстрее освободишься, - наставительно сказала Амур Мирбале. - Раз ты не хочешь мне сказать, где прячется Габриель Жакмель...

Аликс глумливо протягивал новый стакан. Маленькими глотками Жюльен Лало выпил "буа-кошон". От рома у него заболела голова, болело и все тело, а главное, страсть раздирала ему поясницу.

Внезапно желание победило его. Лихорадочно расстегнув одежду, с тиком на лице, не глядя на Амур Мирбале, он быстро удовлетворил себя. Молодая метиска отвернулась, чтобы не смотреть на это безобразие, а Аликс грубо расхохотался.

Жюльену Лало стало стыдно, и он расплакался. На черной морщинистой коже не было видно слез, больше чем когда-либо он походил на старую игуану.

- Жюльен, ты богатый и влиятельный человек, и тебе должно быть стыдно, - строго сказала Амур Мирбале.

Но Жюльену Лало было на все наплевать. А Аликс опять протягивал ему "буа-кошон". Только из злости, так как Амур уже давно поняла, что он ничего не знает. Иначе он давно бы уже все рассказал.

- Тебя не интересует, кто тебя выдал? - мягко спросила Амур Мирбале.

В настоящий момент Жюльену было наплевать на это, и он промолчал, но метиска настаивала.

- Раньше ты был более дипломатичным, Жюльен. Ты стареешь. Кстати, когда ты родился?

Жюльен Лало замер. Он скрывал свой возраст, утверждая, что ему семьдесят шесть лет. В конце концов, он задал вопрос, скорее чтобы Амур Мирбале отвязалась, чем от любопытства.

- Кто же?

- Одна девушка, которую ты хорошо знаешь... Симона Энш.

- Симона Энш?

Ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать. Симона Энш... Иногда он приходил в ее картинную галерею, чтобы полюбоваться ее фигурой. Но он слишком плохо себя чувствовал, чтобы отреагировать: "буа-кошон" уже булькал у него в груди. Последним глотком он допил стакан. Амур Мирбале с удовлетворением посмотрела на него и встала. Ее голос был по-прежнему мелодичен и звучен:

- Очень хорошо, Жюльен. Мы отпустим тебя. Может быть, ты умрешь", а может, и нет. Если выкарабкаешься, не забудь: два раза я не прощаю...

Жюльен, Лало распростерся без сил в кресле. Как во сне он услышал шум машины и открыл глаза. С ним остался только Аликс, тонтон-макут в клетчатой рубашке, с автоматом на коленях. Он грубо расхохотался.

- Тебе надо пойти к девочкам, - сказал он по-креольски.

Не отвечая, Жюльен встал. Во что бы то ни стало надо было найти знахаря, "доктор-фей", иначе он умрет. Приведя себя в порядок, он ушел, пошатываясь. На улице он бросился в тап-тап.

Сезар Кастелла спрятал под столом пять купюр по сто долларов каждая. Малко с отвращением смотрел на него: редко ему приходилось видеть более мерзкую физиономию: громадный рот на узком лице, треугольные усы и маленькие жестокие глазки, голова рыбы-луны.

- Действовать нужно быстро, - сказал Малко.

Кастелла с чувством произнес:

- Сеньор, слово Сезара Кастеллы чего-нибудь стоит.

- Не нужно ее убивать, - сухо уточнил Малко, - нужно всего лишь обезвредить ее... Впрочем, я пойду с вами. От вас требуется только одно: с помощью здешних ваших связей подготовить похищение и найти надежное место, чтобы спрятать ее на несколько дней.

Рыба-луна приняла оскорбленный вид.

- Сеньор, я кабальеро, и не смогу причинить зла женщине, даже если вы мне прикажете.

Малко не настаивал: ему не приходилось выбирать союзников. Он утешался тем, что крестовые походы тоже были выиграны проходимцами без роду-племени.

Он надел очки. С террасы отеля "Иболеле" открывался изумительный вид, сам же отель был почти пустым. Иногда шутники тонтон-макуты подбрасывали по ночам трупы в бассейн, что ужасно вредило репутации заведения.

Сквозь черные очки он рассмотрел своего подручного: мерзкий, жестокий, угодливый и одновременно самоуверенный.

Ободренный его молчанием, Кастелла потянулся к Малко через стол.

- Сеньор, эти негры - все как один животные. Об этом мне всегда говаривал Благодетель, а уж он понимал в этом. Мне не терпится вернуться в Доминиканскую Республику, убежать из этой дерьмовой страны... А, вот, наконец, и моя жена!

Малко встал. Через террасу к ним величественно шла странная фигура, как будто нарисованная Варгасом: волосы цвета расплавленной меди, точеная фигурка в платье такой длины, что оно заканчивалось прямо под грудью, бедра как амфоры. Громадные зеленые глаза, намазанные фунтом краски, разглядывали Малко. Жена Кастеллы села рядом с мужем, расчетливо медленно скрестив ноги.

- Здравствуйте, сеньор, - проворковала она низким голосом. - Сезар даже не сказал мне, что вы придете...

Зеленые глаза сладострастно оглядели светлые волосы, золотистые глаза, элегантную фигуру. Затем, скрестив ноги и задрав руки к затылку, из-за чего выпятилась грудь, она спросила:

- Конечно, вы пообедаете с нами?

В ее голосе чуть-чуть слышалась хрипотца... Малко подумал, что для Сезара Кастеллы, возможно, жизнь в аду уже началась. Муж поторопился оборвать ее:

- У сеньора Линге много дел, Гуапа, он не сможет остаться.

Гуапа глубоко вздохнула и бросила на Малко взгляд, способный вызвать пожар.

- Не сердитесь на меня, сеньор, я так скучаю в этом отеле. В Куидад-Трухильо, во времена Благодетеля - да упокоит Господь его душу, - мы принимали каждый вечер. А здесь мы живем в джунглях, как животные. Сегодня Сезар отправляется в Порт-о-Пренс навестить во Дворце своих друзей, а я остаюсь в одиночестве. Надеюсь, вам хватит галантности составить мне компанию...

Сезар Кастелла побледнел. Его толстые губы придавали ему сходство с рыбой. Малко разрядил атмосферу:

- Был бы счастлив, мадам, но, как уже сказал ваш муж, я очень занят...

Не стоило восстанавливать против себя Сезара Кастеллу. От разочарования внушительная грудь Гуапы как будто обмякла. К счастью, к ним приблизился официант с бутылкой и стаканом на подносе. Она выпила залпом и сладострастно оглядела удаляющегося официанта. Затем Гуапа вытянула длинные ноги и вздохнула:

- Знаешь, для чернокожего у этого парня великолепное тело.

Доминиканец побагровел.

- Отправляйся в свою комнату, шлюха.

Последнее слово он произнес тихо, но Малко расслышал. Гуапа резко ответила по-испански:

- Оставь меня в покое, альфонс!

Кастелла мгновенно ударил ее, голова Гуапы дернулась. На ее щеке отпечаталась пятерня. Малко подумал, что молодая женщина взорвется от ярости. Сдавленно вскрикнув, она бросилась на мужа, пытаясь оцарапать его. Кастелле удалось перехватить ее запястье. Настоящий джентльмен... Пользуясь затишьем, он прокомментировал:

- Я еще слишком добр, сеньор. Когда я познакомился с этой шлюхой, она спала с кем попало за два доллара, у нее даже не было туфель. А я сделал из нее даму. Теперь же она спит со всеми черномазыми из этого отеля...

- Лгун, - завизжала Гуапа, - у меня были туфли!

Усилия Кастеллы не полностью увенчались успехом. Молодая женщина с растрепанной прической, с красным лицом, восхитительная и несуразная, бросилась к Малко.

- Увезите меня, - прошептала она. - Я не останусь ни на секунду с этой свиньей...

- Именно так, увезите ее, - захихикал Кастелла. - Наконец, я смогу найти достойную супругу, которая не кощунствует именем Пресвятой Девы каждые пять минут. Увезите ее, и вы станете самым рогатым мужчиной на Караибах...

Гуапа яростно топнула ногой.

- Сутенер, бесчестный пес!

В ужасном смущении Малко отодвинулся.

- Надеюсь, ваша маленькая ссора уладится, - сказал он. - Я же должен идти. Итак, жду вас послезавтра, начиная с десяти часов. Вы пройдете через сад отеля.

- Непременно буду, - пообещал Сезар Кастелла, запыхавшийся, но не теряющий достоинства.

Прекрасная пара. Сезар Кастелла, Берт Марней, Жюльен Лало - мокрицы и слизняки. Теперь Малко понимал, почему терпели неудачу предыдущие путчи... После вечера у Амур Мирбале ему казалось, что за ним не следят. Как будто метиска нарочно уступала ему место. По дороге к "Иболеле" за ним никто не следовал, иначе он никогда бы не заговорил с Сезаром Кастеллой.

Сердце Жюльена Лало билось со скоростью сто сорок ударов в минуту в сумасшедшем жестоком режиме. С каждым ударом метису казалось, что его разорвет на части. Знахарь, весьма встревоженный, склонился над ним.

- Жюльен... Ты очень болен...

Жюльен Лало уже проглотил лекарство, которое ему ничуть не помогло, как и кровопускание. Его налившийся член был обмотан листьями "лу-гару", пропитанными таинственной мазью, что не мешало ему оставаться набухшим и болезненным. Во время пытки у Лало появились внезапные эротические фантасмагории, которые продолжали его мучить. Он взял знахаря за руку:

- Я умру...

Негр нахмурился:

- Я больше ничего не могу сделать для тебя, Жюльен.

Жюльен Лало с отвращением посмотрел на свой член: обмотанный, несуразный, причинявший боль. Он встал и, хромая, ушел. Наступила ночь, и тап-тапы шли один за другим по дороге Карефур. Ослепленный фарами, он заколебался. В его переполненном ромом и болью мозгу всплыло имя: Симона Энш. Это из-за нее он так мучился.

Симона Энш мыла лицо холодной водой. Она была на пляже, и ее кожа покрылась солью. Закрыв глаза, она думала о Малко, которого не видела уже два дня. Пойти в отель она не осмеливалась. Накануне она тщетно ожидала его на площади Святого Петра.

Принимая душ, она на всякий случай не закрыла дверь дома на ключ, чтобы Малко мог войти.

Немного отодвинувшись от струи воды, она прислушалась: ей послышался шум в соседней комнате.

- Малко?

Занавеска душа была отодвинута так резко, что несколько колечек оторвались.

- Жюльен!

В ужасе Симон Энш попятилась в глубину ванной. Она знала Жюльена Лало уже несколько лет, но сейчас он был неузнаваем: налитые кровью глаза готовы были выскочить из орбит, он прерывисто дышал открытым ртом и шатался, как пьяный.

Несколько секунд он молча стоял, с жадностью разглядывая молодую женщину. В его маленьких глазах злоба уступила место звериной похоти. Он не мог оторвать взгляда от выпуклого живота с темной тенью внизу.

Тяжелой походкой он вошел в ванну. Охваченная животным страхом, Симона закричала, пытаясь оттолкнуть его. Но массивное тело старика закрывало все пути отхода. Не обращая внимания на воду, льющуюся на его одежду, он приблизился к Симоне.

Она яростно отбивалась, сжав зубы, царапая, щипая старческую кожу. Прикосновение ее влажного голого тела возбудило Жюльена Лало.

Не отпуская Симону, старик сорвал повязку из листьев "лу-гару" и прижался горячим животом к телу молодой женщины.

Симона укусила его за руку. Он ударил ее в висок. Вода ослепила его, но прикосновение к нежной, благоухающей плоти сводило его с ума. Просунув ногу между ног молодой женщины, он приподнял ее и сразу вошел в нее, стоная и рыча. Наслаждение, которое он ощутил в первое мгновение, было таким глубоким, что он замер, стоя почти на коленях и удерживая молодую женщину за бедра.

К Симоне вдруг вернулось сознание, и она вскрикнула нечеловеческим голосом. Ее ногти впились в кожу метиса, ища артерию.

Жюльен Лало лишь крепче вцепился в свою добычу. Несмотря на желание, его напряжение не снижалось. Он вдруг сразу понял, что его адские муки только усугубляются.

Отпустив Симону, он сжал свои костлявые руки на ее шее.

- Ты продала меня Мирбале, - закричал он. - Я убью тебя.

Глава 12

Малко уже трижды обошел площадь Святого Петра. На месте, указанном Симоной, была только маленькая чернокожая шлюшка, делающая ему отчаянные знаки всякий раз, когда он проходил мимо. Заслышав шум машины, из темноты выходили другие девушки, посылая ему воздушные поцелуи. Другие ждали, сидя на бордюре тротуара, раздвинув ноги.

Петионвиль спал. Малко остановился, вглядываясь в дорогу "де ла Буль".

Симона Энш сказала ему, что каждый вечер между девятью и десятью часами она будет здесь. Было уже десять часов пять минут, а он ждал уже более получаса.

Повернувшись, он пошел по направлению к дороге "де ла Буль". Конечно, это было рискованно, ведь за Симоной Энш следили, но нет ничего хуже неуверенности. Кроме того, он должен был рассказать ей о своем визите к Габриелю Жакмелю и о том, что из этого следовало.

Извилистая дорога была пуста, только несколько огоньков светились на черной горе.

Жюльен Лало почувствовал, как какая-то сила тащит его из душа. От удивления он не успел отпустить Симону и увлек ее в падении.

Только очутившись на спине, он увидел мужчину, который кричал ему прямо в ухо:

- Отпустите ее или я убью вас!

Симона Энш отползла в сторону. Еще во власти страха, она открыла глаза: Малко наставил на Жюльена Лало длинный и плоский черный автоматический пистолет. Тот скрючился как рак-отшельник. Старый негр дышал как запыхавшийся локомотив. Симона встала, обмоталась полотенцем и вышла из ванны.

Змеиные глаза старого негра медленно повернулись к Малко. Он выругался по-креольски.

- Встаньте, - приказал Малко.

Тот не двигался. Вдруг за Жюльеном Лало возникла Симона Энш. Малко увидел замахивающуюся руку молодой женщины с бутылкой рома.

Изо всех сил она обрушила бутылку на висок старика. Стекло разбилось на переносице. Он упал набок, кровь, смешанная с ромом, текла по лицу. Малко перехватил руку Симоны в тот момент, когда она хотела ткнуть осколком стекла в горло раненого.. Несколько секунд она молча яростно боролась, затем внезапно бросила самодельное оружие и разрыдалась.

- Убейте его, - умоляюще сказала она.

Она была хороша как никогда. Ее глаза горели безумным огнем, она тяжело дышала, приоткрыв рот. Мокрое полотенце плотно облегало ее тело.

Опустившись на колени, Малко приподнял голову старика. Кровь обильно вытекала из ран на носу и на щеке, с которой была сорвана кожа так, что обнажился хрящ.

- Нужно перевязать его, - сказал Малко.

Ненависть исказила черты Симоны.

- Перевязать его! - взорвалась она. - Да его нужно прикончить! Что могло произойти, если бы вы не появились? Уходите, а я перережу ему горло.

- Перевяжите его, - настаивал Малко.

Симона пожала плечами и вышла. Малко приподнял Жюльена Лало, чтобы он не захлебнулся собственной кровью. Старик застонал. Хотя он был без сознания, его член по-прежнему был в эрекции. Малко глядел на этот спектакль, ничего не понимая. Почему Жюльен Лало хотел изнасиловать Симону Энш? Это не было случайностью: в Порт-о-Пренсе было полно доступных девушек, готовых отдаться за несколько гурдов...

Симона вернулась с пучком листьев, темно-зеленых с одной стороны и черных с другой. Она одела белое полотняное платье и казалась более спокойной. На ее правом виске была огромная гематома. Она молча нагнулась над Жюльеном Лало и приложила листья к его лицу.

- Что вы делаете? - спросил Малко.

Молодая женщина двусмысленно улыбнулась:

- Это местное лекарство.

Сначала ничего не происходило. Затем Жюльен Лало открыл свои змеиные глаза и так закричал, как будто с него живьем сдирали кожу!

Он пытался изо всех сил содрать листья, но Симона крепко держала их на его лице. Наконец, ему удалось отодвинуть руку молодой женщины, и листья упали. Кожа в этом месте вздулась и покраснела, как бы взорвавшись. Кровь текла меньше, но Малко подумал, что он сдерет кожу со щек ногтями...

Отчаянно крича, он мотал головой, как раненый слон.

Он попытался на ощупь схватить пучок листьев, но Симона быстрым движением ноги отправила их подальше.

Старый негр упал с безнадежным стоном. Симона с улыбкой следила за ним. Эта сцена напоминала двух дерущихся акул.

- Вы налили ему кислоты? - с ужасом спросил Малко.

Симона безумно рассмеялась.

- Нет, это такое дерево... По-креольски мы называем его "брюле-де-бор"*.

* Обжигающий с двух сторон.

Держа руки на бедрах, она с жадностью следила, как корчится от боли Жюльен Лало. Тот полз к листьям, как будто Малко и Симоны не существовало. Малко подумал, не помутился ли его разум от боли.

- Да ведь он сошел с ума, - сказал он, - он ведь снова хочет схватить листья!

Симона жестоко улыбнулась:

- Если приложить листья с зеленой стороны, боль утихнет, - объяснила она. - Это растение используют как компресс для небольших ранок. Поэтому я всегда держу его дома.

Пальцы Жюльена Лало были в нескольких сантиметрах от листьев. Симона подошла, прицелилась и изо всех сил ударила старика по члену. С предсмертным криком Жюльен Лало согнулся пополам, как гусеница. Малко оттащил Симону: кровавое убийство подлого старикашки не могло понравиться ему.

Жюльену Лало удалось наконец схватить листья и приложить их к своему лицу. Он по-прежнему лежал на полу, согнувшись, его большое тело непрерывно тряслось, дыхание было прерывистым.

Малко спрятал пистолет: сейчас Жюльен Лало не представляет опасности. Он увлек Симону в другую комнату.

- Почему он напал на вас?

Она рассказала, и Малко сразу все понял: нападая на Симону, Амур Мирбале целилась в него. Малко заметил, что Симона тихо плачет, и взял ее за руку. Она сразу прижалась к нему.

- Я хочу уехать из этой страны, - прошептала она. - Я больше не могу. Тем хуже для моего отца и для революции. Я вернусь, когда больше не будет насилия. Я хочу в Нью-Йорк...

Чтобы быть там изнасилованной пуэрториканцами... Хрен редьки не слаще.

- Подождите уезжать, - попросил Малко. - Я видел Габриеля Жакмеля.

Симона подскочила:

- Как вам удалось связаться с ним?

Малко колебался:

- Я не хочу подвергать опасности вас и того человека, который помог мне связаться с ним. Амур Мирбале следит за мной днем и ночью. Она не пытается убить меня только потому, что хочет одновременно расправиться с Жакмелем.

- Вы не доверяете мне, - грустно сказала Симона Энш.

Казалось, она готова была расплакаться. Малко вспомнил, что ей пришлось пережить и на что она согласилась, чтобы оказать ему услугу.

- Это американец. Берт Марней по прозвищу "Вампир", - сказал он, - он связал меня с Габриелем Жакмелем. Похоже, они поддерживают постоянную связь.

- Когда мы встретимся с ним?

Он уже хотел ответить, как в дверном проеме появился Жюльен Лало. С ошалевшим видом старик медленно шел к ним. Левой рукой он сжимал грудь, а правой держал на лице компресс "брюле-де-бор" той стороной, которая уменьшала боль.

Его глаза так распухли, что Малко засомневался, видит ли он. Его рубашка была в засохшей крови. Симону передернуло от отвращения:

- Уходи, Жюльен, или я убью тебя.

- Мне плохо, - простонал старик, - я умираю.

- Тем лучше, - сказала Симона. - Катись отсюда. Жюльен Лало снова направился к двери. Когда он исчез, Малко подумал, что цвет негодяев теряет одного из лучших своих членов. Жюльен Лало снова предал. Теперь надо было думать быстрее, чем Амур Мирбале. И молиться, чтобы Сезар Кастелла сдержал свое слово.

- Я ухожу, - сказал он. - Очень скоро мы увидим Габриеля Жакмеля. Я предупрежу вас.

Она посмотрела на него, ее взгляд затуманился:

- Почему вы не остаетесь у меня?

- Это слишком опасно, - сказал он. - Я не знаю, может быть. Амур Мирбале попытается расправиться со мной сегодня ночью. Если вы будете со мной, вы разделите мою участь... Но я бы очень хотел остаться.

Внезапно Симона Энш бросилась к нему, прижавшись всем телом.

- Когда все закончится, - прошептала она, - я бы хотела, чтобы вы немного задержались на Гаити.

- Я постараюсь, - пообещал Малко.

Она спрятала лицо у него на плече:

- Мне так хочется счастья. Если бы не отец, я никогда не влезла бы в это дело.

Малко взволнованно погладил ее по волосам. Симона продолжала прижиматься к нему, как бы зовя его без слов. Затем она подняла голову и приникла к Малко долгим поцелуем. Он, поцеловав ее в ответ, отодвинулся:

- Закройте дверь на ключ.

Глаза Симоны Энш вспыхнули:

- Если эта старая свинья вернется, я зарублю его мачете.

В гостинице "Эль Ранчо" Малко позволил себе расслабиться. Возвращаясь по извилистой дороге "де ла Буль", он положил пистолет рядом с собой на сиденье и дослал патрон в ствол. Он проехал мимо стоявших у отеля машин на полной скорости. А теперь он чувствовал себя в большей безопасности: тонтон-макуты Амур Мирбале не любили скандалов. Взяв свой ключ, он спустился к бассейну. Вдруг, почувствовав, что за ним кто-то стоит, он обернулся.

- Вы ведь не собираетесь сразу ложиться спать, - насмешливо сказала Амур Мирбале.

Малко остановился. В баре и окрестностях освещенного бассейна никого не было. Из-за дверей гостиничного ресторанчика "Фламбуайян" негромко доносилась музыка. Ему показалось, что его спина заледенела. Он отчаянно пытался убедить самого себя, что если Амур Мирбале хотела бы убить его, она давно уже сделала бы это.

- Не шевелитесь, впереди стоит Бьенэме с автоматом, - сказала метиска своим красивым мелодичным голосом.

Малко действительно увидел тень рядом со стеной своей комнаты. Медленно повернувшись, он подошел к Амур Мирбале. Молодая женщина сидела в кресле, скрестив ноги и поигрывая связкой ключей. Это были ключи от ее машины "ламборджини".

- Садитесь, - приказала она.

Малко подумал, не ожидает ли его сейчас смерть. Такую возможность он уже не раз рассматривал. Ему вдруг пришла в голову мысль, что глупо так рисковать за пачку долларов... Даже если это толстая пачка. И он с горечью вспомнил свой неотремонтированный замок, бывший его безумной мечтой, осуществить которую он пытался, рискуя жизнью. Поиски его Грааля стали для него бесконечной борьбой против счетов подрядчиков...

Он повиновался.

- Что вам угодно? Надеюсь, что вам доставили цветы.

Хрустальный смех Амур Мирбале казался искренним.

- Я убедилась, что вы воспитанный мужчина, - сказала она певучим голосом.

Малко наблюдал за молодой метиской. Она была ярко накрашена, у нее были великолепные серьги, одета "она была в платье с серебряными блестками и низким декольте. Но на столике, разделявшем их, лежал стволом к Малко автоматический кольт 45 калибра, странный и несущий смерть.

А из темноты следил Бьенэме.

- Что вы хотите? - повторил Малко.

На лице Амур Мирбале появилось выражение искреннего сожаления.

- Помочь вам.

- В чем?

Метиска вздохнула:

- В выборе союзников. Сегодня во второй половине дня я проучила Жюльена Лало. Он так любит "буа-кошон", но в ближайшее время вряд ли притронется к нему. Да и вам он уже не помощник.

- Зачем вы сказали, что его выдала Симона Энш? Он пытался изнасиловать ее.

Легкий смех Амур Мирбале означал, что Симона Энш создана для того, чтобы ее насиловали.

- Я не люблю Симону Энш, - прямо сказала метиска. - И не хочу, чтобы она вмешивалась в наши дела. Это - урок и для нее.

- Раз вам столько известно, - заметил Малко, - почему вы не вышлете меня?

Амур Мирбале закурила сигарету и совершенно серьезно сказала:

- Мы живем в демократической стране и не любим высылать людей. Мы ждем, когда они сами уедут. Мой друг Жозеф Бьенэме считает, что я должна вас убить... Потому что вы причиняете нам зло.

Она затянулась и медленно выпустила дым.

- Но я решила, что не убью вас, потому что в вас есть что-то, что мне нравится. Я хочу обменять вашу жизнь кое на что...

Довольно мерзко. Малко постарался сыграть под дурачка:

- Я не понимаю.

Внезапно перегнувшись вперед, Амур Мирбале погасила сигарету об его руку. Вскрикнув от неожиданности и боли, Малко резким движением убрал руку. Лицо метиски было непроницаемым. Приоткрыв рот, она вглядывалась в Малко.

- Остальное - до следующего вечера. Сейчас же мне нужен Габриель Жакмель. Живой или мертвый.

Малко тер больную руку. Значит, Амур Мирбале изменила мнение. Интересно, знает ли она о Сезаре Кастелле...

Если да, то ему оставалось засесть за составление завещания.

- Раз уж вам не удалось схватить его, - заметил он, - то мне это будет еще труднее.

Он подумал, что Амур Мирбале схватит сейчас пистолет и убьет его.

- Не смейтесь надо мной, - прошипела она, - мне все известно о вашем гнусном заговоре, чтобы привести к власти Габриеля Жакмеля. Вас уже давно должны были убить. Я даю вам последний шанс: приведите мне Габриеля Жакмеля или скажите, где он находится... Если через три дня вы не дадите знать о себе, я прикажу Бьенэме убить вас.

Она встала и со злостью смерила Малко взглядом.

- Не пытайтесь покинуть страну: где бы вы ни появились, вас убьют. А если захотите искать убежища в посольстве, готовьтесь к тому, что вам придется провести там несколько лет...

Повернувшись спиной к Малко, она скрылась в коридоре. Малко остался в одиночестве у бассейна. Он был мрачен.

В западне между Габриелем Жакмелем и Амур Мирбале его шансы выжить все более уменьшались. Убежище в посольстве не слишком привлекало его.

Бьенэме скрылся в темноте. В отеле было спокойно. Громко разговаривая и смеясь, оттуда вышла группа туристов.

Глава 13

- Жюльен Лало умер.

Малко не пошевелился. Он не рассказал Франку Джилпатрику о том, что случилось с Симоной Энш.

- Его здорово изуродовали, - продолжал американец. - Его нашли на улице в Петионвиле.

Левой ногой Франк Джилпатрик нервно колотил по ротанговому креслу. Он задержал свой взгляд на группе американских туристов, потягивающих ром-пунш на террасе отеля "Олефсон". Этим старым зданием гордились в Порт-о-Пренсе. Старый деревянный частный дом, окруженный широкой верандой, "Олефсон" нес в себе забытое очарование старых колониальных построек. Сверху его закрывал большой сад, поэтому он был излюбленным местом встречи журналистов и самых разных информаторов.

Вокруг отеля шла кривая улочка, по которой совершенно свободно бегали черные свиньи.

Под верандой оркестр играл без перерыва меренги. В баре красного дерева почти не было людей. Первый этаж был поделен на салоны с креслами из ивы. В одном из них Малко встретился с Джилпатриком. Оба мужчины удобно устроились в креслах-качалках.

- Почему вы хотели видеть меня? - спросил Малко.

Американец колебался.

- Чтобы сказать вам, чтобы вы все бросили, - хмуро сказал он, - я не хочу, чтобы вас нашли, как Жюльена Лало. Еще не поздно. Вам никогда не удастся договориться с Жакмелем. Во всяком случае Амур Мирбале ликвидирует вас раньше...

- Джон Райли настроен не так пессимистично, как вы, - сказал Малко.

Фрэнк Джилпатрик пробормотал сквозь зубы, что он сильно сомневается в религиозных принципах пастора.

Малко уже открыл рот, когда перед ними возникла худенькая фигура Туссена Букана. Как всегда, он гримасничал, манерничал, вертелся. Казалось, в его тощем теле полностью отсутствовали суставы. Он направил свою тросточку на Фрэнка.

- Как поживаешь, дорогой друг?

Фрэнк нехотя ответил. У Букана был бегающий взгляд. Он совершенно не обратил внимания на Малко и исчез, отсалютовав в последний раз тросточкой.

- Мразь, - прошептал американец. - Его прислала мамаша Мирбале, чтобы напомнить о своем существовании. Когда-нибудь она положит вашу голову на стол Президенту.

Малко не ответил. Фрэнк не был в курсе последнего ультиматума Амур Мирбале, не знал он и об операции, связанной с Кастеллой. Малко дал себе время до завтра. Пролились крупные капли дождя, и в несколько секунд плотная стена воды отрезала отель от окружающего мира. Оркестр прекратил играть.

Малко внезапно осознал, что, приехав сюда, он все время находился в оборонительной позиции. Он начал понимать осторожность Фрэнка. Тот допивал свой ром-пунш.

Дождь полил с новой силой. Через пять минут все телефоны в Порт-о-Пренсе будут сломаны, машины остановятся, а пешеходы спрячутся.

Фрэнк нагнулся к Малко:

- Бросьте это дело. Дважды вы не выкарабкаетесь, а Жакмель не стоит ваших усилии. Это бесцельная борьба. Даже если Амур Мирбале оставит вас в покое, будьте уверены, она готовит вам сокрушительный удар.

Малко покачал головой.

- Не сейчас. Я дал себе срок.

Через несколько часов он встретится с Сезаром Кастеллой, чтобы договориться о похищении Амур Мирбале. Затем начнется операция "Вон-Вон".

Фрэнк пожал плечами.

- Когда с вами обойдутся как с Жюльеном Лало, не приходите жаловаться.

Он встал и пошел расплатиться в баре. Дождь лил по-прежнему. Туссен Букан исчез. Малко подумал о Симоне Энш, спросив себя, не влюбился ли он слегка в нее.

Сезар Кастелла с отвращением бросил меню на стол.

- Принесите мне бутылку "Моэт-и-Шандон"...

Гуапа с восхищением посмотрела на него. Французское шампанское! Она сразу же забыла о том, что у нее всюду болят синяки и подбитый глаз скрывают черные очки.

Ее приход в "Рон-Пуэн", самый модный ресторан в Порт-о-Пренсе, прямо напротив казино, произвел фурор. Она была одета в серебристое платье с широкими вырезами спереди и сзади. На рыбьем лице доминиканца читалось блаженство: наконец он начал вести образ жизни, к которому его обязывало положение. Благодаря долларам, полученным от Малко. В отеле "Иболеле" он уже выпил три или четыре порции виски "Джи энд Би" и пребывал в приятном расположении духа.

Вернувшись к их столику, официант объявил:

- Шампанского больше нет.

Доминиканец в ярости вращал глазами, затем устремил длань по направлению к соседнему столику.

- А это что такое?

Там из ведерка торчала бутылка "Моэт". Две пары чернокожих мирно распивали шампанское. Услышав вопли Кастеллы, они повернулись. Официант посерел от страха: оба мужчины были тонтон-макутами.

- Это последняя бутылка, - пробормотал он.

- Поищи еще, - приказал Кастелла.

Официант не тронулся с места. Кастелла спокойно достал из-за пояса автоматический кольт 38 калибра и направил на парня.

- Поторопись.

Официант замер, посерев от ужаса. Один из любителей шампанского распахнул пиджак, показав пистолет. Это заметил Сезар Кастелла, у которого не было ни малейшего желания вступать в драку, но и не хотелось терять лица перед своей нежной супругой. Наставив свой пистолет на соседний столик, он мрачно и торжественно поклялся:

- Вы пьете шампанское последний раз в жизни.

От избытка чувств Гуапа аж замурлыкала, внезапный жар охватил ее живот. Сняв туфель, она ногой принялась щекотать под столом Сезара. Выпендреж доминиканца всегда возбуждал ее.

В "Рон-Пуэн" снова воцарился покой. Тонтон-макуты не восприняли буквально тропический лиризм, свойственный выходцам из Доминго, и продолжали спокойно распивать шампанское. Доминиканец был известен тем, что позволял себе на словах переходить грань, а также тем, что пользовался покровительством во Дворце... Так, на всякий случай.

Только после того, как подали желтый суп из тыквы, Гуапа вспомнила о неприятном.

- Итак, сегодня вечером? - спросила она с набитым ртом.

Сезар Кастелла больно стукнул ее под столом, и она продолжала уже потише:

- Что ты будешь делать?

Великолепный Сезар, обсасывая лапку лангусты, ответил:

- Не бойся.

Порывшись в кармане, доминиканец достал пачку двадцатидолларовых купюр и протянул ей.

- Пойди в казино и поставь на семь.

Эта цифра приносила ему счастье. Гуапа спрятала деньги в декольте прямо на тело. Ее муж посмотрел на часы: через четверть часа он должен был отправляться на штурм. Зрелище груди Гуапы возбудило его, и оп приласкал ее под столом. Застонав, она поцеловала его в ухо.

Сезар Кастелла и думать не думал о похищении Амур Мирбале, ведь это было так сложно. А потом этот "гринго" был таким простодушным... Если только он не был сверхлицемерным. По мнению Сезара, существовал только один способ обезопаситься от кого-либо...

Чтобы пройти в "Касабланку", Сезар Кастелла отодвинул громадную доминиканскую шлюху. В поисках удачи более или менее симпатичные девушки кишели у входа.

"Касабланка" была местом встречи всех доминиканских проституток. Собрав здесь скудное приданое, они переходили границу в обратном направлении и выходили замуж в Доминиканской республике.

Сезар огляделся. Из-за выпитого рома он потел. К тому же коварный алкоголь придал ему безграничную уверенность в себе.

Он заметил стоявший на рельсах одноколейки Гаитянско-американской сахарной компании "линкольн", принадлежавший человеку, которого он собирался убить: Жозефу Бьенэме. Машину начальника полиции с гордостью охранял мальчуган. "Касабланка" была всего лишь деревянной хижиной, изгрызенной термитами и освещенной зелеными и красными неоновыми огнями. Просто ужас. Оркестра не было, его заменял беспрерывно играющий музыкальный автомат. После того, как подгулявший тонтон-макут разрядил свой магазин в хозяина, требовавшего с него монет для продолжения игры автомата, доступ к музыке стал свободным.

Обойдя гору ящиков от пива "Хейнекен", Сезар Кастелла остановился на пороге в зал, где царил такой шум, как будто наступил конец света. Слева от входа был битком набитый бар. Все столики были заняты. Тонтон-макутами.

У доминиканца подкосились ноги: только поблизости от себя он насчитал их семь человек, у каждого из них за поясом торчала деревянная рукоять пистолета. Не считая тех, кого он не видел. Как не видел он и Жозефа Бьенэме. Девушка толкнула его, и он узнал ее: одна из шлюшек, работающих в этом заведении...

- Ты знаешь Жозефа Бьенэме? - тихо спросил он.

- Конечно. Он танцует за колонной. Ты хочешь его увидеть?

- Нет, нет. Спасибо.

Сезар вытер потную ладонь о брюки. Теперь он видел начальника полиции, тот прижимался к веселой высокой доминиканке в черных брюках. "Касабланка" была излюбленным местом для встреч макутов... Бьенэме соизволял приходить сюда, чтобы развлечься.

Доминиканец отступил: в большом зале невозможно выстрелить и уйти после этого живым.

Девушка, с которой он заговорил, стояла, прислонившись к двери. Нагнувшись к ней, ин протянул ей десять гурдов, стоимость одного пистона в деревянном бараке, примыкавшем к дансингу.

- Подойди к Жозефу и скажи ему, что я хочу поговорить с ним.

Спрятав деньги, девушка направилась к танцующим. Сезар Кастелла сделал вид, что собирается уйти, затем, как только она скрылась, рванул направо, к туалетам. Глядя в разбитое зеркало над рукомойником, он следил за дверью дансинга. Таким образом он сможет выстрелить Жозефу Бьенэме в спину.

Минута медленно тянулась. В зеркале Кастелла видел свое отражение: бледное лицо, глаза, налитые кровью. От страха его рот обметало белым... Сейчас отступать было поздно.

Коренастая фигура Бьенэме появилась в поле его зрения, когда он уже его и не ждал. Инстинктивно он отошел назад: начальник полиции внушал ему животный страх. Он был лучшим стрелком в стране. Говорили, что для тренировки он приказывал бросать заключенных из Форт-Диманша и стрелял по ним на лету между тюрьмой и морем. И никого потом не приходилось амнистировать...

И все же он обязан был убить его, прежде чем продолжать свой план.

Вырвав из-под рубашки кольт 38 калибра, Сезар Кастелла оторвал пуговицу. Затем он бросился в открытую дверь и столкнулся с девушкой, выходящей из женского туалета.

- Сезар!

Ее звали Рафаэлла, иногда он удостаивал ее своих милостей, когда ссорился с Гуапой.

Жозеф Бьенэме резко повернулся: хочешь быть начальником полиции в Порт-о-Пренсе, имей хорошие рефлексы. В какую-то долю секунды он успел увидеть в метре от себя вытянутую руку Кастеллы, который десять раз мог разнести ему голову, но доминиканца как парализовало. Он ничего не мог с собой поделать: он не мог стрелять в лицо.

Схватив толстую доминиканцу, Жозеф Бьенэме бросил ее в тот момент, когда Сезар Кастелла, наконец, выстрелил. Попав в грудь внушительных размеров, пуля вышла из спины, оставив отверстие величиной с тарелку, но рикошетом она пришлась по Бьенэме, свалив его на пол. Он и сам уже выстрелил, но пуля ушла в потолок. Как сумасшедший. Сезар Кастелла жал на курок кольта. Две пули никого не задели, две другие попали в орущую негритянку.

Оглушенный Кастелла бросился к выходу. Он сумел разглядеть лежащего на боку Жозефа Бьенэме, на военной форме которого расплывалось пятно крови. Вытянув руку, он выстрелил еще раз.

На ступеньках он споткнулся и упал. Из окна дансинга кто-то выбросил стул и он инстинктивно нагнулся. К счастью для себя: вслед за стулом последовал огромный макут с кольтом в руке.

Сезар Кастелла вскочил с ловкостью змеи и схватил на бегу спасающуюся девушку. В тот момент, когда макут вставал, он бросил ее в него. Она буквально попала под дождь пуль кольта и, обливаясь кровью, упала. Сезар выстрелил в свою очередь, буквально оторвав тонтон-макуту макушку.

Мальчуган вцепился ему в ноги, и он выбил ему глаз рукоятью пистолета. Затем он выстрелил наугад в сторону двери, где лежал Жозеф Бьенэме, и бросился к дороге, чудом не попав под тап-тап. Его машина стояла в сотне метров отсюда. На бегу он вставил в кольт новую обойму и взвел курок. Макуты стреляли наугад по всему, что двигалось. Парочка, которой не повезло приехать именно в этот момент, была изрешечена пулями.

Скользнув за руль, Сезар Кастелла трижды не мог завести машину: так тряслись его руки. Он заметил, что у него из головы идет кровь: наверно, его задела пуля. Он выругался по-испански. Наконец, самое трудное было сделано.

Ольга Мирбале читала газету "Нуве Монд", когда она услышала, что перед домом остановилась машина. Она не пошевелилась. Все было открыто настежь, но ей ли бояться? Ей, матери одной из самых могущественных женщин в Порт-о-Пренсе. Да ни один злоумышленник не рискнет забраться в виллу.

Было уже поздно, и она никого не ожидала. Вилла находилась в конце разбитой дороги в тупике, слева от дороги, ведущей в Петионвиль. Случайно сюда никто не мог приехать.

Старуха встала и через гостиную прошла к входу. Ольга Мирбале была высокой, у нее были седые волосы, а кожа была светлой, как и у ее дочери.

В дверь дважды постучали. Ольга колебалась: пока слуга проснется, визитер, не дождавшись, уйдет. Включив наружное освещение, она пошла сама открыть дверь.

Сезар Кастелла вытер с одежды кровь, поправил прическу и придал себе уверенный вид. Увидев его, Ольга Мирбале нахмурилась: она знала его и не любила.

- Что вам нужно? - спросила она. - Моей дочери здесь нет.

Сезар Кастелла не ответил. К нему вернулось хладнокровие. Спокойно достав из пиджака кольт, он наставил его на старую дам.

- Получай, старая стерва!

Ольга Мирбале не успела испугаться. Пуля разорвала ей аорту, и она умерла на месте, захлебнувшись кровью. Скрестив на груди руки, пытаясь защититься, она отступила к двери под градом пуль.

Доминиканец продолжал стрелять, мстя ей за страх, который он испытал в "Касабланке". Это напоминало ему благословенное время при "Благодетеле", когда целые семьи оппозиционеров безнаказанно уничтожались среди бела дня.

Старуха рухнула рядом с дверью, у нее были открыты глаза, всюду были пятна крови. Сезар Кастелла услышал, как в доме раздались крики. Хорошо, что старуха упала снаружи: никто не осмелится притронуться к телу до приезда Амур Мирбале, а во дворе молодая женщина будет служить прекрасной мишенью. Кастелла убежал. В доме был телефон, значит, Амур предупредят, и она примчится сюда. Вряд ли в такой ситуации она будет чересчур осторожной...

Все было просто, но до этого надо было додуматься.

Сев в машину, он подал ее задним ходом до дороги, ведущей в Петионвиль. Затем, повыше, он повернет машину к Американскому клубу, спрячет там машину, и пешком вернется к вилле Мирбале. У него был американский карабин с автоматическим прицелом, из которого невозможно промахнуться в молодую женщину.

Когда он убьет ее, у него будет полно времени, чтобы скрыться. Затем в игру вступят американцы и Габриель Жакмель. Он подумал, возьмет ли его Жакмель начальником полиции, несмотря на ненависть, питаемую доминиканцами к гаитянам. В конце концов, Сезар Кастелла был хорошим профессионалом, во всяком случае, он превосходил всех этих негров.

- Свиньи, - пробормотал он, трясясь по разбитой дороге. - Даже дороги не умеют делать.

Головная машина неслась так быстро, что ее на метр заносило на разбитой дороге. В десяти метрах от нее в облаке пыли следовали два джипа.

Кастелла быстро перекрестился. Ему было приятно думать, что Бог на его стороне. Это частенько давал ему понять епископ города Куидад-Трухильо. Лежа под хлебным деревом, доминиканец поднял ствол карабина. В темноте его совсем не было видно. Услышав глухой и мерный шум, он подскочил. Но это было всего лишь его сердце.

Взвизгнув тормозами, "форд" остановился. Амур Мирбале выскочила почти что на ходу и побежала к телу матери. Кастелла услышал крик ужаса.

Склонив голову, он поискал цель. Амур Мирбале стояла к нему спиной.

Внезапно на свету появилась фигура, загородившая ему жертву. На секунду Кастелла подумал, что это ему снится.

Это был Жозеф Бьенэме. Его левая рука висела на перевязи, непокрытая голова была забинтована - верх лба и щека. В правой руке он держал оружие, при виде которого у Сезара заледенела кровь. Это была многозарядная винтовка марки "Армалит", затвор и ствол которой были позолочены по приказу Бьенэме. Издали можно было подумать, что винтовка сделана из золота. В руках такого хорошего стрелка, как Жозеф Бьенэме, она была грозным оружием.

Как будто почувствовав его присутствие, начальник полиции медленно повернулся в ту сторону, где прятался Сезар Кастелла. Здоровой рукой он прижимал винтовку к бедру. Она была заряжена и готова к бою.

От бессилия и ярости Сезар Кастелла чуть не задохнулся. Именно для того, чтобы избежать его присутствия, он пошел на огромный риск убить Жозефа Бьенэме в его вотчине. Он знал, что тот будет первым, кого предупредит Амур Мирбале... Теперь разом надо было убить обоих.

Доминиканец постарался прицелиться, но остановился: так он дрожал.

Бережно уложив тело матери, на коленях подле нее рыдала Амур Мирбале. На почтительном расстоянии от нее держались два макута. Кастелла снова постарался прицелиться. Мельком он представил себе, что стреляет, промахивается... Он уже почувствовал, как пули из винтовки Жозефа Бьенэме разрывают его тело. Но это была слишком легкая смерть. Он вспомнил, как однажды начальник полиции приказал привязать одного раненого коммуниста к бамперу машины и с километр волок его. Потом у несчастного была содрана кожа с лица и половины тела. Затем Бьенэме налил бензина на раны и поджег...

Кастелла глубоко вздохнул. Перед собой он видел грубые черты лица Жозефа Бьенэме. Он навел на грудь и спустил курок.

Еле слышный щелчок показался ему громом. Он забыл снять с предохранителя... Это было уже слишком. Впрочем, Жозеф Бьенэме уже переместился в тень.

Не выпуская карабина и ругаясь про себя, Сезар Кастелла отполз на четвереньках. Когда был уже достаточно далеко, он вскочил и побежал. Он был в такой панике, что с трудом нашел свою машину.

Вскочив в машину, он сразу тронулся. Теперь ему оставалось одно: просить убежища в американском посольстве и ждать, когда режим рухнет. Загвоздка была в том, что в это время посольство было закрыто, и нужно было ждать завтрашнего утра... Возвращаясь на бешеной скорости по петионвильской дороге, он зацепил молодую крестьянку. В зеркале он увидел, как она барахтается в канаве, услышал крики, но даже не остановился. В его-то состоянии!

Он колебался, стоит ли заезжать за Гуапой. Но в последний момент подумал, что она может ему пригодиться. Ни один мужчина не мог устоять перед ее чарами.

Гуапа радостно вскрикнула: после семнадцати бесплодных попыток автомат выдал ей горсть монет по пятьдесят центов. Толстый мулат, следовавший за ней по пятам, как только она вошла в казино, угодливо захлопал в ладоши.

- Очень хорошо, мадам.

Она страшно возбуждала его. Иногда, пользуясь толчеей, он слегка прижимался к ней. Прикосновение эластичного тела привело его в такое состояние, что он был вынужден отправиться в бар и проглотить ром-пунш, чтобы умерить страсть. Гуапа обдала его взглядом, полным презрения.

Молодая женщина даже не успела собрать монеты. Сезар Кастелла ворвался в казино как пуля, чуть не сломав дверь. Он так сильно дернул ее, что чуть не утащил и автомат.

- Эй, ты с ума сошел, - запротестовала она, - я ведь выигрываю.

Она резко высвободилась. Удар, которым наградил ее Кастелла, мог свалить с ног лошадь. Из-за этого она выпустила несколько монет.

- Пошли, идиотка.

Даже в самых сложных обстоятельствах Сезар Кастелла оставался джентльменом до кончиков ногтей. Покорившись, Гуапа, наконец, заметила, в каком состоянии находится ее муж, и молча последовала за ним.

Желая воспользоваться подобной ситуацией, мулат серьезно встрял между ними.

- Месье, вы не имеете права так обращаться с женщиной, я беру ее под свое покровительство...

Уважаемый коммерсант так и не узнал, как близко к смерти он находился. Кастелла секунду колебался, затем выбрал презрение: у него и так хватало забот.

С трудом нагнувшись, он принялся собирать разбросанные монеты. Крупье хотел было оспорить его право на них, но передумал: стоило ободрить игрока, и, псе равно, он снова опустит их в автомат.

Сезар и Гуапа бежали по разбитому тротуару авеню Гарри Трумэна. Наконец молодая женщина обрела дыхание.

- Что произошло?

Впервые в жизни у Сезара Кастеллы не было желания бахвалиться. Рухнув в машину, он сказал:

- Мы пропали.

Глава 14

Ветка, воткнутая в кучу грязи, заменяла запрещающий проезд знак на улице дю Ке. У грузовика сломалась ось, и вываленный из кузова груз перегородил улицу.

Малко припарковался и вышел из машины. Спрятавшись в аркаду, он огляделся. Сезара Кастеллы нигде не было, хотя он должен был быть здесь уже более получаса. Если только его не схватили макуты... Он ворвался в комнату Малко в час ночи, потерянный, заикающийся от страха. Малко как будто заледенел от его рассказа. Видя его холодную ярость, доминиканец бросился на колени, объясняя, что он хотел сделать Малко приятный сюрприз...

Вот чем закончилось подготовленное похищение! Малко представил себе, в каком состоянии находится Амур Мирбале... Чтобы отделаться от Сезара Кастеллы, Малко пообещал ему встретиться на углу улиц дю Ке и Паве в половине одиннадцатого и препроводить его в американское посольство.

Малко зевнул. Сразу после визита доминиканца Малко побрился бритвой "Ремингтон", с которой никогда не расставался, и ушел из номера, захватив сверхплоский пистолет. Он ездил полчаса по пустынным улицам Петионвиля, прежде чем нашел темную каменистую тропинку, остановил там машину и заснул. Хотя при этом ощущался недостаток комфорта, все же такой сон был предпочтительнее, чем если бы его разбудила брошенная тонтон-макутами Амур Мирбале граната...

На рассвете он проснулся, охваченный безумным желанием поехать к Симоне Энш.

Проявляя предусмотрительность, он катался наугад, избегая центра города. Ему казалось, что каждый проходящий негр был тонтон-макутом. Но Кастеллы нигде не было! В конце концов, он не выдержал: перейдя улицу, он вошел в кафе "Тропикаль", заказал фруктовый пунш и попросил разрешения позвонить. Глупо было так рисковать, а вдруг Кастелла уже спрятался в посольстве.

Он набрал номер посольства США. К счастью, зал был пустым, а хозяин принимал ставки на петушиные бои.

На другом конце провода сняли трубку.

- Я хотел бы поговорить с Фрэнком Джилпатриком, - сказал Малко.

Бледный, как смерть, Франк Джилпатрик вцепился в трубку:

- Говорю же вам, что он убил мать Амур Мирбале, к тому же с неслыханной жестокостью! Он сумасшедший, дикарь, зверь!

Малко слышал, но отказывался понимать. Это было хуже, чем он предполагал. По голосу американца слышалось, что он на грани истерики. Малко осознал, что по его лицу струится пот, а Фрэнк уже трижды повторяет один и тот же вопрос...

- Зачем вы его ждете?

- Он хочет просить убежища в американском посольстве...

От рева советника ЦРУ трубка чуть не вывалилась из рук Малко. Американец заикался от ярости.

- Никогда! - прорычал он. - Никогда! Вы совсем сошли с ума? У этого парня даже нет американского паспорта! После того, что он сделал, ни один дипломат не позволит ему приблизиться к посольству ближе, чем на милю... Пусть это ничтожество само разбирается с макутами.

И американец резко повесил трубку. Малко на секунду задумался. Ему казалось, что проклятия Фрэнка Джилпатрика разносились но всей улице.

Он не испытывал никакой симпатии к Сезару Кастелле, но доминиканец ринулся в эту авантюру по его приказу. Даже если он таким страшным образом нарушил инструкции...

Положив на стойку пять гурдов, грустный и подавленный, он вышел, решив подождать еще немного. Только для того, чтобы сказать Кастелле, что больше ему не приходится рассчитывать на кого-нибудь. Иначе говоря, что он приговорен к смерти.

Сезар Кастелла остановился на углу улиц Паве и Гамильтона Киллека. В ушах у него гудело. Ему казалось, что прошла целая вечность, как он уехал на Буа-Берпар, где он провел ночь вместе с Гуапой в заброшенном доме. Ему хватило смелости срезать Марсово Поле перед Дворцом на виду у казарм имени Франсуа Дювалье, вотчины Жозефа Бьенэме. Затем он устремился по улице Паве. Пробираясь от лавки к лавке.

Гуапа следовала за ним по противоположному тротуару. Ее пышные волосы были спрятаны под платком, на глазах были черные очки. Напуганная, она молчала.

Они тоскливо переглянулись. Жизнь в Порт-о-Пренсе, казалось, шла своим чередом. Все же Кастелла был уверен, что его разыскивают все макуты. Если Амур Мирбале схватит его, она живьем сдерет с него кожу.

Вместе с Гуапой он продумал запасной вариант, если не удастся достичь посольства: на набережной был пришвартован английский пакетбот. Если им повезет проникнуть на него, может быть, командир не выдаст их макутам.

Посмотрев на голубое небо, доминиканец подумал, что ему не хочется умирать. Опустив глаза, он взглянул на террасу над Электрической компанией, и ему показалось, что земля разверзлась под его ногами.

На террасе стоял человек в гражданской одежде с карабином в руках и смотрел на него. Поняв, что его видят, человек резко подался назад. Сезар Кастелла не мог сдвинуться с места. Значит, с ним играют, как кошка с мышкой! Они ждут, когда он достигнет посольства, а там его и схватят, чтобы преподать американцам урок...

Его нервы не выдержали: внезапно, не предупредив Гуапу, он бросился по направлению к улице де Пер. До посольства оставалось два квартала.

Свисток подействовал на него, как пуля. Задыхаясь, он бежал под аркадами. Повернувшись, он увидел ехавший по встречной полосе джип с четырьмя людьми в гражданском. Вдруг на другом конце улицы, перед Народным Колумбийско-Гаитянским Банком, появились три полицейских в форме и с автоматами. Это была травля.

Оставшись на месте, Гуапа колебалась. Джипа она не заметила. Если бы она повернулась, то, может быть, и спаслась бы. Хотя бы на время. Но, охваченная паникой, она также побежала, пытаясь догнать мужа. Ей так не хотелось оставаться одной.

Прохожие и машины остановились: никто не хотел становиться поперек дороги тонтон-макутам Амур Мирбале.

Малко выходил из кафе в тот момент, когда первый из четырех тонтон-макутов - гаитянин с золотыми зубами, в летней куртке с короткими рукавами и кепке - ловко выпрыгнул из джипа. Он побежал к Сезару Кастелле, помахивая длинной деревянной дубинкой.

Кастелла заметил его. Выбежав из-под аркад, он ринулся через залитое солнцем шоссе. Прохожие внезапно исчезли. Остались только загнанный человек и его убийцы.

Бросив джип посреди шоссе, три тонтон-макута также вылезли из него. Один из них был толстопузый, в синем свитере, двое других были среднего телосложения в одежде защитного цвета. У них были такие же дубинки, а за поясом пистолеты. Их глаза скрывали черные очки. Они перегородили улицу.

Сезар Кастелла остановился и вытащил кольт, но не успел выстрелить: толстый макут бросил дубинку, которая попала доминиканцу по запястью. Вскрикнув от боли, он выпустил оружие. В тот момент, когда он нагнулся за ним, макут с золотыми зубами ударил его но плечу. Издали все казалось невинной игрой.

Кастелла упал на колени. Сразу же сбоку подскочил третий макут и ударил его прямо в лицо. Испустив нечеловеческий крик, доминиканец упал на спину, лицо его было залито кровью. Он попытался подняться, но макут, который еще не ударил его, не торопясь приблизился к нему, и его дубинка скользнула между ног Сезара Кастеллы.

От невыносимой боли раненый приподнялся, затем рухнул.

Под ним уже расплывалась большая лужа крови. Теперь четыре тонтон-макута окружали его. Не торопясь, расслабившись, они избивали его по очереди дубинками по голове, рукам, ногам, животу.

Малко хотелось заткнуть себе уши. При каждом ударе было слышно, как рвется тело, ломаются кости. Бросившись к одному из трех полицейских в форме, он схватил его за руку.

- Они убьют его, - выкрикнул он, - остановите это!

Полицейский в синем чуть повернулся, и ствол его автомата уперся Малко в живот.

- Они только слегка колотят его, - сказал он на хорошем французском.

Малко поискал глазами союзника: напуганные, люди не вмешивались в кровопролитие, их парализовало от страха. Один из полицейских развернул такси, в котором было полно туристов.

В нечеловеческом усилии Кастелла встал на четвереньки. Толстый макут в синем свитере обошел его и, как в гольфе, изо всех сил нанес ему удар в лицо, сломав Кастелле нос.

У доминиканца еще хватило сил закричать. Его правая нога была сломана. Макуты продолжали бить его по рукам, которые превратились в окровавленные культи.

Отчаянно подпрыгнув, Сезар Кастелла перевернулся и скользнул под джип. Макут с золотыми зубами расхохотался. Бросив дубинку в машину, он вытащил доминиканца за ноги. Подбежавшие остальные макуты принялись вновь избивать Кастеллу. Было видно, что они хотят скорее покончить с этим делом.

Когда голова Кастеллы показалась из-под машины, один из макутов ударил сбоку. Малко увидел, как у того вылез и остался на щеке один глаз.

Невыносимо.

Но Кастелла еще жил. В отчаянии он схватился за джип. Разъярившись, толстый макут разбежался и ударил его по затылку изо всех сил, сломав позвонки. Сезар Кастелла подпрыгнул и упал лицом на землю. Макуты продолжали по инерции бить его.

Гуапа, в свою очередь, побежала по улице. С дьявольской ловкостью толстый макут бросил дубинку, которая ударила ее под колени, и она рухнула. Макут с золотыми зубами быстро направился к ней. Ее ожидала та же участь, что и Кастеллу, только макуты били ее сильнее: у них пропало желание позабавиться. За одну секунду лицо Гуапы превратилось в кровавое пятно, месиво хрящей и тканей.

Ничего не видя, она встала и бросилась к аркадам. Зрители этой кровавой бойни посторонились. За ней бросились два макута. Малко не видел удара, размозжившего ей затылок, но услышал его.

У него было ощущение, что это ему разбили череп. При виде этой кровавой расправы на людях его чуть не стошнило.

Из тени показались два макута, они тащили тело Гуапы за руки, лицом к асфальту, на котором оставался кровавый след. Положив тело молодой женщины рядом с Сезаром Кастеллой, они кратко посовещались. На улице жизнь как будто замерла. Впервые макуты не торопились: прислонившись к джипу, они болтали. Два трупа лежали перед ними.

Они смотрели на зрителей.

Наконец один из макутов сделал знак полицейскому открыть улицу для движения. С улице дю Ке подъехало такси. Толстый макут в синем свитере украдкой остановил его. Тот остановился так резко, что на дороге остался след от шин.

Убитый горем Малко видел, как макуты открыли багажник этой старой американской машины, втроем забросили туда Сезара Кастеллу и закрыли багажник. Затем они просунули головой вперед в салон тело Гуапы. Толстый макут в синем свитере быстро переговорил с шофером, и машина тронулась.

Четыре макута тихо совещались. Малко тошнило, он не мог отвести глаз от четверых мужчин. Если бы они посмотрели на него, это означало бы для него смерть. Он задержал дыхание, как будто это могло сделать его невидимым.

Бесконечно медленно протекли несколько секунд.

Затем тонтон-макуты сели в джип. Полицейский, наблюдавший за Малко, опустил автомат и отошел. На асфальте оставалось несколько пятен крови. Гаитянин проскользнул вдоль стены, как крыса. Поравнявшись с Малко, он опустил глаза.

Малко сел в "мазду". Ноги у него дрожали. Он не переставал удивляться, как ему удалось избежать опасности. Наверняка Амур Мирбале считала его причастным к операции, проведенной Сезаром Кастеллой. Оставалось одно: попытаться попасть в посольство. Смерть Жюльена Лало и Сезара Кастеллы поставила под вопрос операцию "Вон-Вон".

Он повернул на авеню Мари-Жан, ожидая, что дорогу ему перекроют макуты. Хотя насилие претило ему, он готов был дорого продать свою жизнь.

Перед зданием миссии ООН он резко свернул на бульвар Гарри Трумэна. Посольство уже было видно. Не снижая скорости, он направил к нему машину и остановился только перед дверью.

Теперь макуты не могли достать его.

Шофер реквизированного макутами такси спорил с охранявшими посольство морскими пехотинцами. На заднем сиденье виднелась шевелюра Гуапы.

Бледный Фрэнк Джилпатрик старался смотреть Малко в глаза. Он был так взволнован, что не замечал, как сигарета обжигает ему пальцы.

- Я не могу обеспечить вашу безопасность, повторил он.

Малко показалось, что он ослышался.

- Вы хотите сказать, что макуты могут прийти за мной сюда?

Раздражение у американца сменило замешательство, и он с яростью погасил окурок в пепельнице.

- Я хочу сказать, что вы не можете оставаться в этом посольстве, сказал он, - потому что это обещал мой посол министру иностранных дел гаитянского правительства. Вам ясно? Я думал, что вас предупредили... В случае неудачи мы вас не знаем. Сама Амур Мирбале лично просила сегодня утром, чтобы вам было отказано в праве убежища. Я сожалею...

Малко с трудом сохранял хладнокровие. Вот почему люди Амур Мирбале допустили его в посольство... Еще никогда ЦРУ не подводило его так основательно. А снаружи ждали трупы Кастеллы и его жены как напоминание о том, что его ожидает...

Он хотел было протестовать, но передумал. По крайней мере, надо сохранить достоинство. Если суждено пропасть, лучше сделать это как джентльмен. Он не даст расправиться с собой, как с доминиканцем: последняя пуля сверхплоского пистолета предназначена ему.

Его золотистые глаза искали взгляд Фрэнка Джилпатрика.

- Прошу вас извиниться за меня перед вашим послом, - сказал он холодно. - До свидания.

У дверей Джилпатрик окликнул его:

- Подождите. Есть один шанс. Постарайтесь попасть на Радио-Пакс. Джон Райли поможет вам. Я... я...

Он униженно склонил голову, ругаясь сквозь зубы, явно недовольный собой.

- Спасибо, - сказал Малко.

Он тихо закрыл за собой дверь. В холле он на секунду задумался. Два морских пехотинца, замершие от ужаса, продолжали следить за такси со зловещим грузом. Перед Малко была лестница, ведущая на второй этаж. Если ему удастся достичь кабинета посла, может быть, он сможет выиграть время и добиться, чтобы его не выбросили вон. Затем он мысленно представил холодное лицо Рекса Стоуна, объясняющего ему условия сделки в Вашингтоне... пятьсот тысяч долларов за смертельный риск.

Его Светлость, кавалер Ордена Черного Орла, даже будучи шпиком, не откажется от своего слова. Что поделать, славянский фатализм... От этого ощущения он как будто покрылся льдом. Из кабинета слышались треск пишущей машинки, разговоры. Он почувствовал себя ужасно одиноким. Голова была пуста, тяжелый груз лежал на плечах.

Резко открыв стеклянную дверь, он направился к "мазде", покинув надежное убежище с кондиционером. Когда он садился за руль, то увидел длинный желтый капот "ламборджини", занявшей подъезд к посольству.

Чтобы тронуться с места, ему потребовалось взять себя в руки. Он направился к желтому чудовищу, похожему на хищника в засаде, готового к прыжку.

Он четко осознал, что жить ему осталось несколько минут.

Глава 15

С комком в горле Малко выехал из посольства, свернул налево. "Ламборджини" осталась сзади. В зеркале он увидел, что за рулем сидела Амур Мирбале, - она была одна в машине.

Он взглянул на поперечную улочку: там не было ни одной машины. Он машинально свернул налево, к бульвару Гарри Трумэна, чтобы еще раз проехать мимо посольства.

"Ламборджини" стояла на месте.

С бьющимся сердцем, как автомат, он поехал по широкому бульвару. Он приготовился ко всему, кроме такого отсутствия реакции. Он безнадежно пытался разгадать план метиски, чтобы избежать позора внезапной смерти.

Яростно гудя, его обогнало такси.

Он добрался без приключений до площади перед казино, как будто тонтон-макуты разом пропали в Порт-о-Пренсе: не слышно было автоматных очередей, ни одна машина не зацепила его машину, не было и полицейских заслонов.

В сотый раз он посмотрел в зеркало: "ламборджини" по-прежнему не было видно.

Он снова притормозил, его обгоняли машины и тап-тапы.

Вдруг он все понял: Амур Мирбале приготовила ему медленную смерть: она хочет, чтобы он от страха сошел с ума, чтобы он пытался вырваться из западни. Это было приятнее, чем убить его одним выстрелом. У него не было ни малейшего шанса вырваться из Порт-о-Пренса. Присутствие Амур Мирбале у посольства объяснялось только тем, что она хотела убедиться, что он там не остался.

У нее было достаточно времени, чтобы убить его.

Старые зеленый "понтиак" медленно обогнал его. В нем сидели четверо мужчин, они пристально посмотрели на него, затем "понтиак" прибавил скорости...

Еще одна сеть паутины...

Он, в свою очередь, тоже прибавил скорости. Нужно было обязательно что-то предпринять. Эта нежданная отсрочка заставляла его еще сильнее хотеть жить. Но куда податься?

Оставался только Джон Райли.

Может быть, пастор из ЦРУ сотворит чудо. Во всяком случае, Малко будет не один.

Несмотря на огромные ямы на бульваре, он поехал быстрее, чтобы доехать до дороги Карефур. Если макуты не остановят его, через десять минут он будет на Радио-Пакс. Он безумно захотел увидеть флегматичного Джона Райли.

Когда Малко вошел, Джон Райли резал ножницами магнитофонную ленту. Положив инструмент, он горячо пожал визитеру руку.

- Ну, какие новости?

Его теплый прием успокоил Малко, и он присел, сняв очки.

- Плохие, очень плохие.

И он быстро изложил пастору ситуацию. Тот слушал его, не перебивая, нахмурившись.

- Я не буду оплакивать Сезара Кастеллу, - сказал он, когда Малко закончил свой рассказ. - Поднявший меч от меча и погибнет. Я не могу также ругать Франка Джилпатрика: зачастую политика не поддается объяснению.

Малко оценил его эвфемизм. Внезапно Джон Райли показался ему весьма снисходительным.

- Вы можете мне помочь?

Сложив обе руки, американец слегка вздохнул.

- Это будет трудно.

Шум машины помешал пастору продолжить. Он выглянул в приоткрытое позади него окно. В его лице еще была безмятежность, но глаза стали внезапно серьезными.

- Мне кажется, что уже слишком поздно строить планы, - мягко сказал он.

Малко рванулся к окну.

К дверям Радио-Пакс направлялась Амур Мирбале в окружении Жозефа Бьенэме и дюжины тонтон-макутов, разношерстно вооруженных. "Линкольн" с позолоченным номером начальника полиции стоял перед входом в Радио-Пакс.

- А вот и антихрист, - пробормотал Джон Райли.

- Они идут за мной, - сказал Малко без выражения.

На фоне тропических джунглей эти вооруженные люди с тревожными лицами казались нереальными.

В коридоре послышались голоса, дверь распахнулась от удара ногой одного из макутов, и на пороге появилась Амур Мирбале. Ее лицо напугало Малко: серые большие мешки под глазами, две горестные складки вокруг рта, глаза, налитые кровью, опухшие от слез.

- Добро пожаловать на Радио-Пакс, - примиряющим тоном сказал Джон Райли.

Положив руки на стол, пастор благодушно разглядывал вновь прибывших. Амур Мирбале аж передернуло от презрения.

- Вы, "отец мой", убирайтесь-ка отсюда, - грубо приказала она. - Мне надо поговорить с этим господином.

Она в первый раз при Малко мешала в одну кучу креольский и утонченный французский. Значит, она, действительно, вышла из себя.

Джон Райли и не пошевелился.

- Я нахожусь у себя, - сказал он. - Этот кабинет служит для молитв и размышлений. Выйти придется вам...

В комнату вошел толстый тонтон-макут. Хотя он был в очках, Малко сразу же узнал его: он прикончил Сезара Кастеллу. В руках он небрежно держал короткий американский автомат "Кольт".

Он наставил его на Джона Райли.

- Мне еще никогда не приходилось убивать святого отца, - любезно произнес он. - Надеюсь, это не приносит несчастья?

Джон Райли взглянул со спокойной невозмутимостью на этого высокого негра.

- Бог слышит все, сын мой, - заметил он. - Однажды вам придется держать перед ним ответ за все ваши злодеяния. Может быть, очень скоро...

Смущенный тонтон-макут сплюнул на пол и надвинул поглубже на свою курчавую голову матерчатую шляпу.

Малко повернулся к Амур Мирбале, не стоило увлекать в падении еще и Джона Райли.

- Я предполагаю, что вы приехали за мной... - сказал он.

Амур Мирбале зло улыбнулась.

- Я не приехала за вами. Пока еще нет. Мне всего лишь надо поговорить с вами.

Малко с трудом скрыл облегчение.

- Я вас слушаю.

- Не здесь. Пойдемте со мной.

Малко взглядом показал Джону Райли, чтобы тот не двигался. Он вышел из комнаты первым, два макута остались в комнате с Джоном Райли.

Амур Мирбале молча последовала за Малко. В коридоре было полно тонтон-макутов. Метиска толкнула дверь крохотной студии звукозаписи и сделала Малко знак войти. Повернувшись к нему лицом, она сказала без всякого выражения:

- Кастелла убил мою мать. По вашему приказу.

Малко с трудом сдержал себя, услышав такое чудовищное обвинение.

- Прошу вас поверить мне, что я не хотел этого...

Пожав плечами, Амур Мирбале продолжала играть связкой ключей.

- Похороны моей матери через три дня, - сказала она. - Я хочу, чтобы в тот же день был похоронен Габриель Жакмель. И Сезар Кастелла, и Жюльен Лало уже расплатились. Но не они главные виновники, главная вина - на вас. Я уже предлагала вам обменять вашу жизнь на жизнь Жакмеля. Вы же пытались расправиться со мной и потерпели неудачу. Теперь я не выпущу вас. Если через три дня вы не найдете Габриеля Жакмеля, я прикажу содрать с вас кожу кусочками. Если же вы принесете мне его голову, может быть, и останетесь в живых... Я сказала, может быть...

У Малко пересохло в горле, ему показалось вдруг, что в студии очень-очень жарко...

- Как же я могу разыскать Жакмеля, ведь он знает, что вы следите за мной.

- Однажды вам уже удалось встретиться с ним, удастся и во второй раз. Если нет...

Открыв дверь, не глядя на него, она направилась к выходу. Малко пошел в кабинет Джона Райли. Два негра переминались с ноги на ногу, еле удерживая свое оружие.

Увидев Малко, оба тонтон-макута молча вышли из кабинета. Оставшись наедине с Малко, пастор иронично улыбнулся:

- Эти нечестивцы всегда дрожат перед настоящей верой.

Выглянув в окно, Малко наблюдал за отъездом Амур Мирбале и ее людей. Она села за руль "линкольна": у Жозефа Бьенэме рука была перевязана, и он не мог вести машину.

В десяти метрах от входа в Радио-Пакс осталась машина с тремя макутами.

- Что ей нужно было? - спросил Джон Райли.

- Она предупредила меня, что мне осталось жить три дня...

Он объяснил суть ультиматума, поставленного Амур Мирбале. У пастора пропало желание шутить. Он в задумчивости потер подбородок.

- Это будет трудно, - мягко сказал он. - Я не могу выйти из города вместе с вами: дороги всюду перекрыты. А сюда они придут за вами, как приходили только что.

Мне необходимо разыскать Габриеля Жакмеля, - сказал Малко. - Он - мой единственный шанс. Ведь уже несколько месяцев он сопротивляется макутам, он поможет мне, хотя бы для того, чтобы сорвать планы Амур Мирбале...

Джон Райли вздохнул.

- Все так, но где же Габриель Жакмель?

- Кое-кто может знать об этом, - сказал Малко, - Берт Марней...

Американец нахмурился.

- Этот разбойник... Малко грустно улыбнулся.

- В моем положении не приходится выбирать союзников. Я не хочу доставить Амур Мирбале радость разрезать меня по кусочкам... Единственное, что нужно, - это выйти отсюда так, чтобы меня не увидели эти люди. Если я приеду к Берту Марнею с эскортом макутов, он выставит меня за дверь.

Джон Райли погладил библию, лежащую на столе.

- Есть один способ, но для этого вы должны уместиться в багажнике "тойоты". Моя машина стоит во дворе, им не видно ее, и, конечно, им не придет в голову обыскивать багажник, особенно в том случае, если я еду в город. А здесь мы оставим свет, чтобы они думали, что вы еще здесь...

Малко почувствовал, что к нему возвращается вера, как в детстве. Глаза Джона Райли хитро блестели.

- С наступлением темноты мы уедем отсюда, - сказал он.

Малко чуть не закричал от боли: он снова стукнулся головой о выступ багажника. Уже несколько минут "тойота" Джона Райли яростно тряслась, из чего он сделал вывод, что они въехали в Ла Салин. "Выход" удался.

Машина остановилась. Малко затаил дыхание. Хлопнула дверь, и багажник открылся.

- Мы на месте, - мягко объявил Джон Райли. С затекшим телом, разбитый, Малко вылез из своего не столь комфортабельного укрытия. Несколько желтых огней пронизывали темноту. От моря шел тошнотворный запах. Они находились в самом центре бидонвиля. Джон Райли показал Малко освещенную хижину, отстоящую в двадцати метрах от них.

- Это здесь. Я буду ждать вас.

Малко постучал в дверь и вошел. В маленькой комнатке, где были только стол, этажерки, кушетка и два холодильных шкафа, царил тошнотворный запах.

Повернувшись спиной, Берт Марней рылся в одном из шкафов, дверцы которого были открыты, и Малко увидел десятки флаконов с этикетками: кровь нищих из Ла Салин...

Услышав шум, американец повернулся. Увидев Малко, он нахмурился и с трогательными предосторожностями поставил флакон.

- Что вам нужно?

Его голос звучал явно враждебно, но Малко не обратил внимания.

- Вы мне нужны, - сказал он. - Мне нужно как можно скорее связаться с Жакмелем.

Показалось, что подбородок Берта Марнея еще больше уменьшился, а в маленьких голубых глазках мелькнула паника.

- Жакмель! Вы совсем сбрендили. Даже если бы я знал, где он находится, я бы вам не сказал. После всего того, что произошло! Весь Порт-о-Пренс знает, что за вами следят и что вас ожидает. С вами даже говорить опасно. Убирайтесь.

- Мне нужно связаться с Жакмелем, - повторил Малко, - это вопрос жизни и смерти.

- Убирайтесь, - повторил Марней. - У меня нет времени на глупости. Через два часа ко мне придут за двумястами флаконами, и мне нужно успеть разобрать их. Ведь не вы же дадите мне три тысячи долларов, чтобы расплатиться завтра утром с моими простофилями. А если я им не заплачу, они распотрошат меня.

Малко не обратил внимания на этот страстный монолог.

- Послушайте, - сказал он. - Я дам вам пять тысяч долларов, если вы отведете меня к Габриелю Жакмелю.

Берт Марней, не отвечая, зашел за стол и сунул туда руку. В ней блеснуло мачете, подняв которое, он направился к Малко.

- Я уже сказал вам, чтобы вы убирались, - прорычал он, - или я перережу вам глотку.

Отступив к двери, Малко достал свой сверхплоский пистолет. Берт Марней замер, затем плюнул на пол:

- Сволочь, лучше стреляй мне в живот, но Жакмеля я не продам.

Слова здесь уже не могли помочь. Малко не мог смириться: без Марнея он никогда не разыщет Жакмеля, и тогда его ожидает смерть. Вдруг ему в голову пришла идея.

Взяв из открытого шкафа левой рукой флакон с кровью, он бросил его на пол. Из разбитого флакона хлынула кровь, испачкав ноги Берта Марнея. Тот испустил крик матери, у которой отбирают дитя.

- Сука, подонок, псих!

Малко холодно смотрел на него:

- Нет, я не сошел с ума. Раз вы отказываетесь помочь мне, я уничтожу ваш склад... Вы не сможете заплатить донорам, и они убьют вас. Если вы передумали, скажите, пока есть время.

Направив мачете, Берт Марней вдруг бросился, на него. Левой рукой Малко отвел запястье американца, одновременно ударив его по лицу стволом пистолета. Берт с криком отступил. Два шатающихся в его рту клыка выскочили, пошла кровь...

- Сволочь, - прошептал он. - Надеюсь, мамаша Мирбале разрежет вас на кусочки.

Не отвечая, Малко взял следующий флакон и бросил его на пол, затем он наставил на Марнея пистолет:

- Если вы броситесь на меня, я пущу вам пулю в лоб.

Американец в растерянности смотрел, как разливается кровь. Потом, встав на четвереньки, он обследовал грязный пол в поисках зубов...

- Не тратьте зря время, - сказал Малко, - я вам все флаконы разобью.

Чтобы слова не расходились с делом, он отправил на пол целый ряд флаконов, которые с шумом разбились. Берт Марней встал. В его глазах горела бешеная ненависть.

Малко был готов идти до конца, пока нервы у американца не сдадут. Взяв левой рукой флакон, он швырнул его о стену, в календарь с голой девицей. Осколки попали в Марнея.

- Они убьют вас, - сказал он, - если вы не заплатите им за их кровь...

Малко в изнеможении прислонился к стене "диспансера". Комната буквально вся была в крови, ею были запачканы стены, потолок, кушетка. Полки обоих холодильников были пусты. Пол был покрыт разбитыми флаконами и кровью, от этого запаха тошнило. Как будто находишься на бойне или в пакистанском университете.

С патетическим видом, дряблый, мерзкий, с осколками стекла повсюду - в волосах, на одежде, на коже - Берт Марней прижимал к сердцу чудом уцелевший флакон, который он смог вырвать у Малко. Прислонившись к столу, он растерянно смотрел на осколки, пятна крови.

Затем он с ненавистью взглянул на Малко:

- Если бы я не был таким трусом, я заставил бы вас пустить мне пулю в голову, - сказал он. - Но у меня еще осталась бутылка виски. Я предпочитаю выпить ее и дожидаться завтра, когда местная публика придет перерезать мне глотку. А теперь убирайтесь...

Казалось, пистолет в руке Малко потяжелел. В течение пятнадцати минут он крушил все подряд, методично, с жестокостью. По Марней никак не реагировал. Как будто его оглушили.

- Отведите меня к Жакмелю, - повторил Малко. - У вас не будет никаких неприятностей, через час у вас будут три тысячи долларов.

- Убирайтесь! - проревел Марней.

Изо всех сил он бросил последний целый флакон в Малко, но тот с трудом успел пригнуться. Флакон разбился о дверь. Раздавленный, Марней покачал головой:

- Вы всего лишь болван. Может быть, мне удастся ускользнуть от типов из Ла Салин, но от Жакмеля я не отделаюсь.

- Ладно.

Малко открыл дверь. Относительно свежий воздух был приятен. Он обернулся. Марней и не пошевелился.

- Я приду посмотреть, как они придут завтра утром, чтобы перерезать вам глотку, - сказал он. - Когда они потребуют своих денег.

Видя, что Малко уходит, американец внезапно опустил плечи.

- Вы ведь не бросите меня, - сказал он. - Вы блефуете, правда?

Он подошел к двери. Из рубашки у него торчал живот. От пота у него образовались на шее красные пятна, его веснушки стали еще виднее.

Малко удалялся широким шагом.

Только в нескольких метрах от машины Джона Райли Берт Марней нагнал его. Брызгая слюной, с патетическим видом, он вцепился Малко в плечо.

- Одолжите мне эти бабки, - захныкал он. - Я верну вам, я подпишу любой договор, что угодно. Ведь вы не хотите, чтобы я сдох?

Он был настолько возбужден, что у него опять вывалились в грязь два зуба. Марней продолжал сюсюкать, даже не помышляя нагнуться за ними.

У Малко мелькнула надежда. Наконец, Берт Марней раскололся. Он перебил его:

- Я уже сказал вам, что мне нужно. До свидания.

Он ускорил шаг. Берт Марней отпустил его только тогда, когда он садился в машину, и, запыхавшись, он вдруг пробормотал:

- Ладно, ладно. Приходите завтра утром с деньгами, после девяти часов.

Быстро развернувшись, он пошел к "диспансеру". Малко сел в "тойоту".

- Пришло время молиться за меня, - сказал он Джону Райли.

Он был уверен, что Берт Марней сделает невозможное, чтобы разыскать Габриеля Жакмеля - на карту была поставлена его жизнь.

Затем придется иметь дело с восставшим гаитянином, опасным, как заряженная бомба...

Но это было уже другое дело, ведь ему оставалось только два с половиной дня. И еще при условии, что Амур Мирбале не передумает. Только чудом можно объяснить то, что он до сих пор не гниет в камере Форт-Диманша. Только потому, что ей захотелось заполучить голову Габриеля Жакмеля...

Глава 16

Дом был закрыт, и Малко подумал, что Симона Энш скрылась. В зеркале он увидел приближающийся "понтиак" тонтон-макутов. С того момента, как он "официально" выехал на "мазде" с Радио-Пакс, они неотступно следовали за ним. Он машинально доехал до Петионвиля, чувствуя себя как белка в колесе.

Кроме Джона Райли, он не мог ни на кого рассчитывать в Порт-о-Пренсе. Посольство США стало запретной зоной; таковы были жестокие правила игры. Он подумал о Стейнере, наемнике, захваченном в Судане и брошенном на произвол судьбы "заказчиками". Голова его была пуста, ему хотелось только одного: забыть на несколько часов, что его ожидает.

Снова страх охватил Порт-о-Пренс, как в худшие времена террора Папы Дока. В головах людей отдавались удары, дубинок, которыми убили Сезара Кастеллу и Гуапу...

Вдруг при шуме машины дверь на верху внешней лестницы распахнулась, и на мгновение показалась Симона Энш. Узнав Малко, она распахнула дверь настежь. Макуты остались в своей машине, остановившейся чуть ниже. На голове у Симоны была повязка, делающая ее лицо жестким, но ее расцветшее тело в шортах и блузке понравилось Малко.

- Добрый вечер, - сказала она, - я собиралась спуститься к площади Святого Петра.

- Прятаться уже не имеет смысла, - сказал Малко, - им столько известно.

Внезапно он почувствовал себя очень уставшим. Сколько же приятных моментов он мог провести с этой красивой девушкой! И вся тщетность его миссии стала ясна ему. Но только он понимал это.

Его рука скользнула по бедрам Симоны Энш.

Она еще сильнее прижалась к нему.

- Будьте сегодня прекрасной, - сказал вдруг Малко, - мы забудем все на несколько часов.

Золотистые глаза Малко озарились радостью: древний славянский фатализм побеждал. Бог с ней, со смертью, жизнью нужно пользоваться до последней секунды. Уже много раз в течение своей полной приключений жизни Малко переживал удивительные моменты, в которых мешались смертельный риск и острое наслаждение.

Подняв глаза, Симона сплела руки на его шее.

- Я люблю вас, - серьезно сказала она, - потому что вы хотите спасти мою несчастную страну.

Малко не осмелился сказать ей о полумиллионе долларов: человек живет иллюзиями.

Внезапно Симона впилась ему в губы, и они страстно поцеловались. Потом, взяв Малко за руку, молодая женщина увлекла его к дивану.

Он больше не хотел ни о чем думать. Янтарная кожа молодой женщины была гладкой и теплой. Он начал ласкать ее, и она постанывала от счастья. Шорты и блузка упали на пол.

Симона страстно прижималась к нему.

Он не мог больше сдерживаться и овладел ею.

Она сразу же напряглась. Затем, через какую-то долю секунды, она начала двигаться, но уже по-другому. Открыв глаза, Малко встретил ее взгляд.

- Я счастлива, - прошептала она.

Он остановился, и пальцы Симоны быстро пробежали но его спине.

- Продолжай, - сказала она, - не обращай на меня внимания.

Но он не успел: дверь распахнулась, и два негра с пистолетами в руках ворвались в комнату. Остановившись в двух метрах от дивана, они жадно смотрели на обнаженное тело Симоны Энш. Опьянев от ярости, Малко оторвался от молодой женщины. Та повернулась на живот, всхлипнув от стыда.

Малко пошел на тонтон-макутов и остановился только тогда, когда ощутил, что ему в живот уперся ствол кольта 38 калибра.

- Уходите, - приказал он с такой злостью, что оба негра потеряли на мгновение самоуверенность.

Тот, который был меньше ростом, глупо рассмеялся.

- Мы не делаем ничего дурного.

Продолжая угрожать Малко оружием, он жадно смотрел на Симону Энш. Высокий обошел Малко и подошел к дивану.

- Посмотри на красивую девочку, - смеясь, сказал он по-креольски.

Медленно его толстый черный указательный палец прошелся по позвоночнику Симоны, дошел до ягодиц. Вскрикнув, молодая женщина перевернулась, ее лицо было искажено ненавистью. Ее ногти вцепились в щеку макута, и тот инстинктивно отступил...

- Мы еще увидимся, - пригрозил он.

Оба тонтон-макута вышли. Малко кипел от ярости.

Это тоже входило в тактику Амур Мирбале. Спрятав голову, Симона Энш рыдала.

Малко молча оделся.

Оглядев ужинающих, Симона Энш наклонилась к Малко, ее лицо выражало живейшее неодобрение.

- Невероятно, - прошептала она, - здесь полно негров...

Они сидели на террасе одного из самых элегантных, конечно, по меркам Петионвиля, ресторанов "У Жерара Бальтазара", находящегося в глубине разбитой улицы. Действительно, метисы встречались редко. Малко внутренне рассмеялся: весьма неожиданное замечание в устах девушки, считавшей саму себя негритянкой... Откуда еще ждать проявления расизма? Притом, что последнего европейца гаитяне съели еще двести лет тому назад...

Малко хотелось расслабиться, выпить, смеяться.

Молодая метиска была восхитительна в белом платье из легкой ткани, плотно облегавшем ее фигуру, с большими сережками, слегка накрашенная. Несмотря на жару, она была в колготках, что было высшей степенью элегантности на Гаити...

Они залпом осушили по три ром-пунша. Глаза молодой женщины блестели, а Малко был настроен чуть более оптимистично.

- Раньше негры не посещали такие заведения, - вздохнула она, - но со времен Дювалье их можно увидеть повсюду. Посмотрите на них: они ужасны. Спокойно еще только в Белвью, куда они пока не осмеливаются показаться...

А ведь еще ее мать была черной, как головешка... От дуновения ветра она вздрогнула, а под легкой тканью платья обрисовались ее соски. Перехватив взгляд Малко, она покраснела.

- Вы, наверно, считаете меня распущенной, - сказала она, - но я так рада, что нравлюсь вам. Если бы только вы могли увезти меня отсюда. Я стану вашей самой преданной рабыней...

Малко ограничился тем, что только поцеловал ей руку, не беря на себя иных обязательств: он представил себе выражение лица Александры, когда он вернется с Караибов с такой рабыней, как Симона. Вряд ли это укрепит их союз...

Им принесли счет, и он оставил на столике десять долларов. С застенчивостью юной девственницы Симона положила свою руку на его.

- Мне хочется пойти в кино, - призналась она, - в Драйв-ин, там показывают "Историю любви".

Вдоль дороги Дельмас было три или четыре кинотеатра типа "драйв-ин", что составляло гордость гаитян. Совсем как в Соединенных Штатах. "Почему бы и нет?" - подумал Малко. На два часа это отвлечет его от забот.

Выйдя из ресторана, он не торопился, чтобы дать время людям Амур Мирбале догнать их. Он надеялся, что тонтон-макутам понравится "История любви".

Рука Симоны Энш касалась кожи Малко, как маленький и теплый домашний зверек. Чуть слышно застонав, он открыл глаза в темноте. Впервые в их отношениях молодая метиска позволила себе такой жест, недвусмысленный по своим намерениям. Может быть, она подумала, что он уснул.

Из кино они сразу вернулись домой, но Малко не мот уснуть: он безнадежно пытался найти способ, как уехать с Гаити, а если можно, то вместе с Симоной Энш. Никакой возможности он не видел. Единственный выход перестрелять трех следивших за ним тонтон-макутов. Это было не так уж и сложно. Но что потом?

На его поимку Амур Мирбале бросит всех своих людей.

Аэропорт, набережные, все дороги, ведущие к доминиканской границе, сильно охранялись. А гаитяне слишком боялись дювальеристов, чтобы прийти им на помощь, особенно европейцу, чужаку.

Оставалась только хрупкая надежда на Берта Марнея, ведь он тоже боролся за спасение собственной шкуры.

Горячие губы молодой метиски прикоснулись к его коже, и сразу все мысли Малко исчезли в темноте. Ее нежный рот возбуждал лучше, чем местный напиток "буа-кошон"... Хотя она и заметила, что он проснулся, она продолжала молча ласкать его, нежно и неустанно. Затем она скользнула под него, спрятав голову на его плече.

Он еще не притронулся к ней, а она уже двигалась все быстрее и быстрее. Он услышал ее короткое прерывистое дыхание и сам возбудился. Тогда он обнял ее за спину, чтобы она еще крепче прижалась к нему.

Она вздрогнула, как кошка, которую неожиданно погладили. Ее страстные движения возобновились, но уже по-другому: теперь Малко слышал ее мерное, ровное дыхание. Затем она с новой силой принялась ласкать его. Он старался сдерживаться, но почувствовал, что чуда не произойдет. Из-за него. Зловещие призраки, которые сдерживали Симону, еще не совсем рассеялись.

Он покорился ей. Симона шептала ласковые слова на креольском, затем замерла, как пораженная громом.

Гораздо позже, засыпая, он ощутил на своей шее ее слезы, там, где лежала голова Симоны.

Малко первым покинул виллу. Вместе с Симоной он составил план, как снова избежать слежки тонтон-макутов. Для молодой женщины это представляло определенный риск, но она настояла на своей помощи. Он не мог отказаться: слишком велики были ставки.

Все зависело от того, где поставили машину те, кто следил за ним.

Он сразу заметил их серую машину: она находилась чуть выше, при въезде в незанятую виллу. Сразу же повернувшись, он позвал:

- Симона.

Он сел в свою "мазду" и подождал, пока Симона сядет в свою машину, зеленый "маверик". Они тронулись одновременно, их разделяло меньше метра. Тонтон-макуты потратили несколько секунд, чтобы кинуться вдогонку. Малко и Симона специально ехали очень осторожно. После ее виллы дорога поворачивала, затем сужалась: здесь не могли разъехаться две машины.

Малко слегка погудел. Симона выключила зажигание, ее машина резко остановилась, как будто наткнувшись на препятствие. Макуты, следовавшие за ней, чуть не столкнулись с "мавериком". А Малко тем временем прибавил скорость. Шофер макутов еще не успел выйти из своей машины, а он был уже в самом низу дороги, затем он свернул налево, к Петионвилю, переключил на вторую передачу и прибавил газ.

Симона снова поехала, проехала три метра и остановилась. На этот раз бампер машины макутов ударил "маверик" в зад. Один из макутов, высунув голову, направил на Симону кольт с коротким стволом.

- Проезжай, сука, - закричал он.

И он выстрелил в откос.

Симона Энш посчитала в уме до десяти, включила мотор и медленно тронулась. Малко опережал преследователей на пятьсот метров.

Малко ехал на полной скорости по дороге, петлявшей между убогими хижинами Ла Салин. Извилистую дорогу он проехал меньше, чем за десять минут. До логова Берта Марнея оставалось сто метров. Было десять минут десятого. Он старался не думать о том, что макуты могут сделать с Симоной Энш.

Вдруг из-за землянки выскочили худые мальчишки, преследуя кошку с торчащими ребрами. Оказавшись между машиной Малко и преследователями, она повернулась, шерсть у нее была взъерошена, глаза вытаращены. Один из мальчишек смог быстро набросить ей на шею петлю, резко дернув за нее. Кошка отчаянно замяукала, ее трясло, она открыла пасть и выпустила когти.

Парень еще раз дернул, чтобы задушить животное. Кошка подпрыгнула в последний раз и больше не двигалась. Таща свою жертву, мальчишка, страшно довольный, удалился. Гаитянин постарше, худой, как смерть, "лысый, позвал его, протягивая несколько купюр. В Ла Салин кошка стоила до двух долларов. Это был единственный вид мяса, который они знали.

Ощущая тошноту, Малко остановился перед "диспансером". Лишь бы Берт Марней сдержал слово... Он постучал и вошел.

Голова Берта Марнея лежала на железном блюде, глаза были открыты. Из шеи вытекла струя крови, оба зуба исчезли. Малко еле сдержал рвоту. Гул в его голове был похож на гул круживших вокруг головы больших зеленых мух.

Преодолевая тошноту, он заставил себя подойти ближе и заметил еще одну страшную деталь: рядом с головой, на краю блюда, лежал маленький темный предмет длиной в шесть-семь сантиметров. Малко потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что перед ним человеческий язык.

Язык Берта Марнея.

Казнь свершилась.

Значит, американец разыскал Габриеля Жакмеля.

Малко обошел стойку. За ней в луже крови лежало тело. Шея была начисто перерезана мачете, как у теленка. На теле не было других ран, Берт Марней умирал в сознании. А, может быть, ему сперва вырвали язык...

Бедняга Марней, он не заслужил такой страшной кончины. Спотыкаясь от ужаса, Малко вышел из "диспансера". После тошнотворного запаха смерти и крови вонь Ла Салин показалась ему благоуханием. Он взглянул на деревянную хижину, в которой Берт Марней пытался сколотить состояние. Малко чувствовал себя частично ответственным за эту смерть, но время для сантиментов было выбрано неудачно.

Он сел в "мазду". Оставалось только с помощью Симоны Энш попытаться тайно покинуть эту страну.

Симона Энш исчезла.

Малко в тоске пятый раз обошел все комнаты крохотного домика. Они договорились, что она будет его ждать здесь.

Зеленый "маверик" молодой женщины стоял на стоянке. Это означало одно: в ярости макуты увезли ее с собой.

Эта страшная догадка не сразу дошла до Малко. И тогда его охватила слепая ярость. Это было единственное, что могло его вывести из себя.

Сев в "мазду", он резко тронулся с места.

Охранник вернулся с визитной карточкой Малко, сделав ему знак следовать за ним.

- Мадам Мирбале скоро примет вас.

В огромном коридоре Дворца не было ни души. Встревоженный и напряженный, Малко шел за лейтенантом в военной форме. Они зашли в маленький кабинет, уже знакомый Малко.

Амур Мирбале выглядела очень элегантно в шелковых брюках и такой же тунике. Она сидела в кресле, скрестив ноги. Она повернула к Малко бесстрастное лицо. Ее глаза были до сих пор распухшими, под ними висели тяжелые мешки. Ее пальцы непрестанно двигались, играя со связкой ключей.

- Вы нашли Габриеля Жакмеля?

Малко продолжал стоять.

- Где Симона Энш?

Он говорил так резко, был так напряжен, что метиска и не подумала увиливать. Она с презрением рассмеялась.

- Симона Энш? Я думала, что она в вашей постели. Впрочем, это недостойная для вас связь.

- Ваши тонтон-макуты похитили ее, - грубо сказал Малко. - Немедленно освободите ее.

Амур Мирбале нахмурилась, ее пальцы замерли.

- Мои люди никого не похищали. Вы же скрылись от них. Где вы были?

Малко не терял надежды.

- Возможно, они действовали без вашего разрешения, - сказал он. - В прошлый раз они вели себя, как проходимцы...

На лице молодой женщины читалось презрение.

- Этого не может быть. Ну-ка, ну-ка, кажется, на сцене появился Габриель Жакмель... Вот вам еще одна причина, чтобы разыскать его. Когда она попала ему в руки в прошлый раз, он был не очень любезен с ней...

Малко не ответил. У Жакмеля не было причин похищать Симону. Если только эта дьявольская комбинация не была придумана Амур Мирбале, чтобы еще подтолкнуть его к поискам Габриеля Жакмеля. Это было похоже на нее.

Метиска с иронией посмотрела на него.

- Может быть, я дам вам отсрочку, - сказала она, - кажется, вы искренне хотите обезвредить Габриеля Жакмеля...

- Он убил Берта Марнея, - сказал Малко.

Амур Мирбале с жестокостью улыбнулась.

- Я знаю. Таков обычай, - сказала Амур спокойно. - У нас принято отрезать предателю язык.

Гаити, жемчужина Антильских островов... Малко испепелил ее взглядом.

- Избавьте меня от ваших макутов. Пока я не найду Симону Энш, я не уеду с Гаити, и вы это знаете.

- Я ровным счетом ничего не знаю, - запротестовала Амур Мирбале, - и я никому не верю.

Больше от нее ничего нельзя было добиться. Малко молча вышел. После кабинета с кондиционером в коридоре с несоразмерными потолками он задыхался. Он старался убедить себя, что, если Габриель Жакмель хотел убить Симону Энш, он бы сделал это на месте.

В "мазде", припаркованной у министерства внутренних дел, было жарко, как в парилке. В растерянности Малко решил поехать в Эль-Ранчо, чтобы оценить ситуацию.

Войди в холл, он сразу же заметил, что в его ячейке торчит свернутая бумажка. Портье подал ему ключ.

С бьющимся сердцем он развернул записку и прочел единственную строчку, отпечатанную на машинке: "Немедленно приезжайте на Радио-Пакс. Джон".

Глава 17

В голосе пастора Джона Райли больше не звучала духовная елейность. Он четко сказал Малко:

- Со мной связался Жакмель. Он похитил вашу подружку. Если мы не свяжемся с ним сегодня вечером, он разрежет ее на куски и отошлет вам.

На Джоне Райли была рубашка с короткими рукавами и джинсы... Он курил сигарильо, коротко и отрывисто затягиваясь.

- Откуда вам это известно?

- Только что от Жакмеля приходил посланец. Кстати за вами по-прежнему следят?

От дворца за ним неотступно следовала машина макутов.

- Да.

- Сколько их?

- Двое или трое.

Американец погасил сигарильо и машинально погладил Библию, лежащую рядом с пепельницей.

- У вас два выхода, - сказал он. - Первый - ответить на ультиматум Жакмеля, приняв необходимые меры предосторожности. Второй - постараться ускользнуть отсюда с помощью моих знакомых контрабандистов. Вместе со мной.

Малко подскочил.

- Вместе с вами?

Джон Райли устало улыбнулся.

- Да. Я узнал, что в любом случае меня вышлют. В частности, из-за вас. Тогда лучше уйти с пользой.

Малко недолго колебался. Любой агент ЦРУ ухватился бы за предложение Джона Райли. Но оставалась Симона Энш.

Несмотря на жестокость выбранного Малко мира, он не мог оставить человека, зная, что ему грозит смерть.

Он снова ощутил горячее тело Симоны.

- Я пойду к, Габриелю Жакмелю, - сказал он.

- Мы пойдем, - сказал Джон Райли.

- Почему "мы"? Вы-то здесь ни при чем.

Американец пожал плечами.

- Я не отпущу вас одного в этот гадюшник, не хочу получать куски вашего тела...

Очаровательная деликатность.

Малко пришла в голову другая идея:

- Жакмель - хищный зверь. Единственное, что можно попробовать, - это отправиться к нему вместе с макутами Амур Мирбале и постараться ликвидировать его раньше, чем он ее ликвидирует.

Джон Райли поднял глаза к небу.

- И тогда ОНА разрежет вас на куски... Не думайте, что она забыла свою мать... Я пользуюсь у Жакмеля некоторым авторитетом. Когда его ранили, я прятал его на нашей станции в Артибоните. Думаю, он не забыл этого. И потом, я духовное лицо, а все гаитяне суеверны.

- Мне не хотелось бы, чтобы вы рисковали...

Джон Райли снисходительно покачал головой.

- Было ошибкой отправлять вас на Гаити. Вам не хватает жестокости... Гаитяне непредсказуемы, как акулы, и всегда безжалостны.

Он посмотрел на часы.

- Пора отправляться.

- А макуты?

Не отвечая, Джон Райли достал из стола сверток, обернутый вощеной бумагой, развернул его, и на свет появился блестящий от смазки автомат "томпсон" с заряженный магазином.

Видя изумление Малко, Джон Райли улыбнулся краешком рта.

- Бог простит меня, - сказал он. - Подождите меня здесь.

Пастор вышел из комнаты. Малко бросился к окну: два тонтон-макута дремали в стареньком "форде". Сзади к машине подошел Джон Райли.

Подойдя к задней двери, он прижал к бедру автомат и открыл огонь. От пуль тела обоих гаитян задергались. В долю секунды голова одного превратилась в красный шар. Просунув автомат в открытое стекло, Джон Райли в упор расстрелял второго макута.

Малко выбежал во двор. Лицо Джона Райли было невозмутимым.

- Нужно торопиться, - сказал он. - Через час на наши поиски бросятся все тонтон-макуты Порт-о-Пренса.

Пастор быстро бросил старый автомат в чемодан, уже наполовину заполненный магазинами.

"Тойота" пастора стояла во дворе. Сев в нее, Малко заметил на полу "винчестер 30/30".

Этим можно было обратить в истинную веру неверующих...

Джон Райли сел за руль, и они поехали по ухабистой тропинке, прежде чем попали на дорогу Карефур.

Малко следил за узкой извилистой дорогой, петлявшей между морем и склоном горы. Они объехали город немыслимыми тропами, затем попали на дорогу к Кап-Гаитьен, уже после военных постов. Движение было небольшим, исключая старые, тяжело идущие от перегрузки грузовики.

Внезапно машину охватил смрад: такой запах бывает рядом с некоторыми нефтехимическими заводами. Только хуже. Джон Райли свернул направо, на тропу, уходящую в гору. Запах усилился.

- Скоро приедем, - объяснил Джон Райли.

- Что это за запах?

Пастор хихикнул:

- Здесь это называют вонючими источниками... Это выбросы серы. Здесь полно болот. Над этим местом властвуют злые духи. С наступлением темноты сюда никто не приходит. Даже макуты: они, как и все другие, верят в Вуду.

- Но Жакмель тоже верит, - заметил Малко.

- Правильно, - сказал Джон Райли. - Но, чтобы находиться здесь, он велел умгану сделать фильтр.

Они подъехали к ближним домам деревушки. Американец остановился под большим деревом, запер "тойоту" и взял чемодан с автоматом. Без очков он был скорее похож на коммандо, чем на служителя баптистской церкви.

Кругом не было ни души. Малко вытер лоб, покрытый потом. Его сердце учащенно билось. В нескольких километрах отсюда Амур Мирбале наверняка обнаружила уже трупы двух своих тонтон-макутов. Такое оскорбление простить было нельзя. Скоро он встретит человека, который накануне пытался убить его...

Они подошли к сараю, стоящему поодаль. Райли тихо сказал:

- Мы пришли. Доверьтесь мне, что бы ни произошло.

Он сначала постучал два раза, затем еще три в деревянную дверь. Дверь сразу распахнулась, и на пороге появилась странная фигура: остроконечный капюшон и длинное белое одеяние, как у члена ку-клукс-клана, скрывали человека высокого роста. На капюшоне было два выреза для глаз.

Джон Райли тихо поговорил с человеком, и тот распахнул дверь. Малко, в напряжении, вошел первым. Сначала он увидел в темноте только белую массу. Пол был земляной. Три свечки на столе еле освещали помещение.

Он насчитал с десяток фигур, похожих на того человека, который открыл им дверь. У некоторых "призраков" были винтовки. Выпуклости под белыми одеждами указывали на более мелкое оружие.

- Что это за маскарад? - спросил Малко.

Американец даже не улыбнулся и ответил по-английски:

- Это - Оболо. Это тоже ритуал Вуду. Так называют умганов, которые иногда собираются, чтобы предсказать судьбу, загипнотизировать на расстоянии. Ни один здравомыслящий гаитянин не осмелится приподнять покрывало на лице...

Малко не успел задать следующего вопроса. Одна из белых теней медленно приблизилась к нему. Приказ прозвучал по-французски:

- Разоружите его.

Голос принадлежал Габриелю Жакмелю. Два других "призрака" подошли к Малко, обыскали его и взяли сверхплоский пистолет. Американец сел на землю. Чемодан стоял перед ним. Он нарушил тишину:

- Габриель, - сказал он по-французски, - вот мой друг Малко. Поговори с ним.

Он выделил слово "друг". Несмотря на спокойный голос, Малко почувствовал, что он настороже, готов отразить любую неожиданность.

- Почему вы пытались выдать меня Амур Мирбале? - сурово спросил Габриель Жакмель. - А ведь я верил вам.

- Это неправда, - ответил Малко, пытаясь сохранить спокойствие. - Я только хотел, чтобы вы помогли мне уехать с Гаити.

Белая фигура едва пошевелилась. Под одеждой Малко различил выпуклость, образуемую оружием большого калибра. Если ему внезапно придет в голову убить его, Джон, даже с автоматом, не успеет вмешаться.

- Где Симона Энш?

Несколько секунд Габриель Жакмель колебался, затем показал на белые силуэты.

- Она здесь.

- Да, я здесь, - сдавленно сказала молодая женщина.

- Вот голова Франсуа Дювалье, - мягко сказал Габриель Жакмель. - Я поклялся моим людям, что голова того, кто предаст меня, будет лежать в мешке вместе с головой Папы Дока.

- Я не предавал вас, - повторил Малко.

Габриель Жакмель слегка пожал плечами:

- Тем хуже для вас. Я вам не верю. Вы прибыли на Гаити, чтобы поставить мне ловушку. Вместе с Амур Мирбале.

Его рука скользнула под белое одеяние, и он вынул новенькое мачете, которое передал стоящему за ним человеку, приказав по-креольски:

- Отруби ему голову.

Как в кошмаре, Малко услышал спокойный голос Джона Райли:

- Габриель, я твой друг. Если я кое-что скажу, ты мне поверишь?

Пастор казался по-прежнему спокойным, но чемодан был открыт.

Белый капюшон скрывал выражение лица Жакмеля, который повернулся к Джону Райли.

- Говори.

- Я хочу предложить тебе что-то, Габриель.

Левой рукой гаитянин непрестанно играл с пулей 45 калибра. Как будто он и не видел автомата.

- Я скоро выслушаю тебя.

Одним мановением руки он мог перерезать горло Малко, чья жизнь зависела от спокойного голоса Джона Райли, который не спускал глаз с мачете. Малко подумал, что кровопролитие неизбежно.

Но Джон Райли, спокойно поднявшись, встал между ним и гаитянином. Без оружия.

- Нет, ты выслушаешь меня сейчас, - сказал он, не повышая голоса. Когда-то я спас тебе жизнь. Сегодня я предлагаю тебе сделку. Если ты пощадишь этого человека, мой друг поможет тебе в исполнении твоей мечты. Я гарантирую тебе это.

Огонек интереса зажегся в глазах Габриеля Жакмеля. Малко заметил, что он уже не так крепко сжимал рукоять мачете. Резким жестом он снял капюшон.

- Каков твой план? - нехотя спросил повстанец.

Малко сразу понял, что Джон Райли нащупал слабинку. Пришло время изложить план "Вон-Вон", каким его задумали в кабинетах ЦРУ в Лэнгли.

- Вы должна будете захватить на короткое время Радио-Метрополь, объяснил он. - Это радио слушают чаще других. Вы выступите и скажете, что вы уже в Порт-о-Пренсе, а эмигранты высадились на Кап-Аитьен, и что вы убьете всех американцев, живущих на Гаити...

- Убить американцев? Но это же неправда! Габриель Жакмель явно был озадачен. Малко холодно улыбнулся.

- Конечно, нет, это неправда. Но это позволит высадить здесь два батальона морских пехотинцев для "защиты" американцев. Эти части находятся в ожидании между Гаити и Кубой: они смогут появиться здесь через полчаса, нейтрализуют войска Дювалье и обеспечат высадку эмигрантов в Порт-о-Пренсе. А дювальеристы будут ждать их на другом краю страны. После вас выступит Симона Энш. Она подтвердит, что эмигранты поддерживают вас.

Малко замолчал. Габриель Жакмель недоверчиво смотрел на него, но в его взгляде читалась и алчность.

- Это правда? - спросил он.

- Правда.

- А она?

- Спросите ее сами.

Габриель Жакмель отдал приказ по-креольски. Сразу же два привидения подняли Симону Энш, одним ударом мачете разрезав белое платье, скрывавшее ее, и вывели молодую женщину в центр.

Рядом с гематомой от удара Жюльена Лало у молодой женщины был большой кровоподтек рядом с глазом. Она была бледна и спокойна. Она бросила на Малко взгляд, полный обожания, затем повернулась к Габриелю Жакмелю.

- Вы согласны с этим планом? - спросил он.

- Да.

Это было единственное, что она сказала. Габриель Жакмель нахмурился.

- Как вы предупредите их?

- Нелегальная передача по радио послужит детонатором, - объяснил Малко. - Операция начнется только после ваших выступлений, вашего и Симоны Энш. Затем, меньше чем за три часа, корабли подойдут к гаитянскому побережью: уже десять дней они курсируют между Кубой и Гаити.

Гаитянин колебался, явно раздираемый страстями. Но то, что предлагал Малко, было мечтой всей его жизни, потрясающим реваншем. Он уже подсчитывал, сколько времени ему понадобится, чтобы избавиться от союзников.

- Я согласен, - сказал он.

Напряжение разом спало.

Малко подумал о Берте Марнее, который уже не примет участия во всеобщем веселье... Удалось не только спастись самому и спасти Симону Энш, но и операцию "Вон-Вон" чудом удалось вернуть в нормальное русло.

Глава 18

Микроавтобус "фольксваген" с надписью "Госпиталь зеленого дивана" остановился во втором ряду перед зданием Радио-Метрополь. Группа гаитян, сидевших на стуле посередине тротуара, не обратила на него никакого внимания.

Задние двери автобуса открылись, и оттуда появились четверо мужчин и одна женщина. Все были в черных очках, а двое несли маленькие чемоданчики.

Пять человек быстро вошли в дверь, ведущую на Радио-Метрополь. Микроавтобус сразу тронулся и припарковался справа, чуть подальше, после перекрестка. Было четыре часа дня, и Порт-о-Пренс дремал. Во всяком случае, здание Радио-Метрополь никогда не охранялось.

Да и кому могло прийти в голову, что Габриель "Жакмель, враг режима №1, загнанный макутами, осмелится, появиться в самом центре города, да еще и среди бела дня.

Малко увидел узкую лестницу, на которой с трудом могли разойтись два человека, ведущую на второй этаж здания, где над аптекой и базаром располагалось Радио-Метрополь. Больше этажей не было.

Симона Энш устремилась по крутым ступенькам за Малко, за ней следовал Габриель Жакмель, за ним - его любимый телохранитель, Тома. В своем пуленепробиваемом жилете негр выглядел еще более внушительно. На ходу он открыл чемодан и достал оттуда винтовку МР-44.

В пляжной сумке Тома был автомат "томпсон" и дюжина гранат. У Люка, следовавшего за ним, было такое же оружие.

С верха лестницы они могли противостоять всей гаитянской армии, но это не потребуется: за полчаса все будет сделано.

Малко вошел в маленький пустой холл, где на стенах висели фотографии с конкурса красоты. Через громкоговоритель напрямую шла программа станции.

Слева находился застекленный кабинет. Тома остался на лестнице, а Жакмель, обогнав Малко, вошел в этот кабинет. Как объяснили Малко, из этого кабинета, управляли двумя студиями, дискотекой, здесь же сидел главный редактор. В этот час передача велась из студии, находившейся в глубине, справа от коридора, расположенного рядом с кабинетом.

Через стекло Малко увидел девушку с длинным носом, встающую при виде автомата Жакмеля. Обезумевшие глаза были широко распахнуты, от ужаса она онемела. Схватив ее за руку, Люк вытащил ее в маленький холл, к двери, которую он открыл ударом ноги.

Этот закуток служил раздевалкой и гардеробом работников станции. Сидевшая за маленьким столиком Массилия, служанка, гладила смокинг. Увидев автомат, она от ужаса упала в обморок.

Подняв руки, из кабинета с надписью "Главный редактор" вышел высокий метис с седыми вьющимися волосами. Сзади его подталкивал винтовкой Габриель Жакмель. Метиса перехватил Люк. Малко и Симона смотрели, не вмешиваясь. За несколько минут Жакмель собрал в закутке шестерых мужчин и трех женщин весь персонал Радио-Метрополь, кроме техника и ведущего программы.

Трубки всех телефонов были сняты. Габриель Жакмель победно посмотрел на Малко. Операция заняла меньше пяти минут.

Вдруг на лестнице послышались шаги. Тома поднял автомат. Появились две девушки. Они едва успели вскрикнуть, как Тома затолкал их в раздевалку, где и так было полно народу, поэтому вновь прибывших приткнули к автомату пепси-колы.

- Если еще кто-нибудь появится, делай с ними то же самое, - приказал Жакмель.

Из-за переборки девушек не было видно. Тома вернулся на свой пост.

Жакмель, Малко и Симона углубились в коридор. Начиналась настоящая операция.

Абелен, охранник станции Радио-Метрополь, отдыхал на кушетке в своем помещении, когда в дверь постучали.

Он колебался, открывать или нет. Это мог быть только его кузен, пришедший с просьбой одолжить ему несколько гурдов, чтобы поставить их на петушиные бои. Никто никогда не проверял передатчик и антенну, запертые в металлической ограде. Надо сказать, что местоположение станции, равноудаленной от бидонвиля Ла Салин и тюрьмы Форт-Диманш, на пустыре, почему-то называемом администрацией парком, было не слишком привлекательным.

Стук в дверь возобновился. Может быть, внезапная проверка? Абелен зевнул, встал и открыл дверь. Удар резко открытой металлической двери отбросил его на середину комнаты. Когда он поднялся, то получил по голове удар рукоятью кольта, от чего образовалась рана в десять сантиметров. Он успел увидеть трех негров и потерял сознание. Вместо того, чтобы прикончить его, двое из нападавших бросили его на кушетку: Габриель Жакмель приказал быть повежливее.

Нападавшие быстро привели в боевое положение старый пулемет "шпандау МГ-30" у единственного окна, взяв под обстрел дорогу к Форт-Диманшу.

Один из них, зачарованный циферблатами, обошел оба передатчика. Абсолютно безграмотного, его распирало от гордости, что он контролирует радиостанцию. Другой уселся перед контрольным громкоговорителем, чтобы следить за событиями. В двухстах метрах отсюда над ними, казалось, насмехалось знамя над Форт-Диманшем. Третий начал вставлять в передатчики динамитные заряды.

Габриель Жакмель взялся за ручку двери рабочей студии. В другой руке он держал винтовку. Симона и Малко обменялись тревожными взглядами. Если дверь заперта изнутри, могут возникнуть осложнения.

Малко вытащил свой пистолет. Жакмель повернул ручку.

Дверь открылась без труда. Техник - парень с курчавыми волосами повернулся и приложил палец к губам. Затем он заметил автомат, но его реакция запоздала. Вырвав его из кресла, Жакмель толкнул его в коридор, а Малко направил на него сверхплоский пистолет.

- Идите туда, к остальным, - приказал он. - Мы не причиним вам вреда.

С другого конца коридора на него наставил автомат Люк. Отупевший от неожиданности, техник повиновался.

Кабина техника выходила прямо на крохотную студию. Через стекло была видна со спины девушка, пританцовывавшая под музыку, транслируемую по радио. Она была ведущей этой программы.

Габриель Жакмель открыл дверь, схватил ее за руку и вытащил из студии. Вскрикнув, она пыталась отбиться. Малко узнал ее: эту девушку он видел у Амур Мирбале. Тогда на ней было длинное цыганское платье, шарф удерживал волосы. Жакмель ткнул ее стволом винтовки в живот. Она прекратила вырываться, на ее лице застыло выражение ужаса и отвращения.

До конца пластинки оставалось около минуты. Жакмель толкнул девушку к Малко.

- Быстро отведите ее туда же.

- Да, и проследите, чтобы им не причинили вреда, - добавила Симона.

Малко толкнул девушку перед собой, в то время как Жакмель усаживался перед микрофонам.

Через несколько секунд начнется операция "Вон-Вон". Услышав эту передачу, корабли, курсировавшие в Антильском море между Кубой и Гаити с того дня, как Малко покинул США, возьмут курс на Порт-о-Пренс. Учитывая мощность передатчиков Радио-Метрополь, все приемники Караибов поймают это выступление, в том числе и угрозы в адрес американцев.

Алиби было превосходным. Никто не будет виновен, если несколько случайных снарядов разрушат казармы Десалин и Дворец.

Человеку свойственно ошибаться...

Малко подумал о Джоне Райли. Лишь бы Райли смог добраться до дома Фрэнка Джилпатрика и предупредить его. Посол был в Нью-Йорке, и в субботу вечером посольство было закрыто.

Девушка, которую он держал за руку, прижалась к нему и прошептала:

- Вы не убьете меня?

Ее выпуклые глаза были полны животного ужаса.

- Я даже не изнасилую вас, - уточнил Малко.

Ему претило держать молодую женщину под пистолетом. Приличный человек не может этим гордиться.

Уже несколько минут Габриель Жакмель вещал по-креольски в микрофон. Он так торопился, что временами заикался. Левой рукой он сжимал микрофон, как бы желая задушить его, в правой была винтовка. Его лоб был покрыт потом. Он как будто хотел расплатиться за два года изгнания и страха.

Справа от него стояла Симона Энш. Ее загорелые голые ноги были на уровне лица негра. Она подошла еще ближе. В такой незабываемый день она надушилась и накрасилась, как на танцы. Когда гаитянин поднял глаза, она чувственно и жарко улыбнулась, выдержав взгляд Габриеля Жакмеля. То, что он прочитал в ее глазах, возбудило в нем желание послать гаитянскую революцию подальше. Горячая и восхитительная волна поднялась у него в животе, в висках застучало.

Ноздри его плоского носа раздулись, перед глазами поплыла пелена. Он не понимал, что говорит. Он подумал, что женщины любят победителей. Ему уже представились длинные ноги, обнимающие его, горячее гибкое тело открывалось ему.

Прижав МР-44 ногой, Габриель Жакмель освободил правую руку и положил ее на ногу Симоны. Его пальцы поползли вверх, проникли под платье. Молодая женщина не сопротивлялась. Нежно улыбаясь, она нагнулась и взяла стоящий между ними автомат, чтобы Жакмелю было удобнее ласкать ее.

Опьяненный страстью, Габриель Жакмель позволил ей сделать это. Затем все произошло так быстро, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять. С быстротой гремучей змеи Симона отскочила к двери, прижав к бедру оружие. Ее палец был на курке. Левой рукой она заперла дверь.

Нежность на ее лице сменилась неописуемой ненавистью. Она тяжело дышала. Жакмель встал, забыв о включенном микрофоне. Он понял, что сейчас умрет, и никакое увещевание не сможет остановить этот сгусток ненависти, стоящий перед ним. Симона Энш смотрела на него с ужасающей холодностью. Наконец она добилась своего!

Пришлось долго ждать, пока Жакмель ослабит бдительность.

- Ты думаешь, я просто выстрелю тебе в голову, - нежно сказала она. Это было бы слишком хорошо для тебя...

Выругавшись по-креольски, она перевела предохранитель в положение стрельбы одиночными выстрелами.

Малко показалось, что он ослышался. Из стоящего в холле маленького громкоговорителя страшно четко раздалась фраза, произнесенная Симоной. Люди Жакмеля, Люк и Тома, не пошевелились: они были неграмотны и понимали только креольский язык. Малко бросился в коридор.

Он отчаянно ломился в дверь студии: закрыто. Сквозь стекло он увидел стоящих лицом друг к другу Симону и Жакмеля. Поймав его взгляд, молодая женщина грустно улыбнулась ему. Он закричал:

- Откройте!

Если она убьет Жакмеля, операция "Вон-Вон" будет окончательно погублена.

Он видел тяжелый автомат, наставленный на Жакмеля. Малко мог и сам выстрелить сквозь стекло и убить молодую женщину. Но зачем? Для того, чтобы корабли, задействованные в операции "Вон-Вон", взяли курс на Порт-о-Пренс, нужно было, чтобы в микрофон говорили они оба - и Жакмель, и Симона Энш.

Звукоизоляция в студии донесла глухой выстрел из автомата. Малко в ужасе увидел, как Жакмель согнулся и поднес руки к животу.

Первая пуля попала Жакмелю в низ живота. От нечеловеческой боли он скорчился и закричал.

Симона Энш холодно следила за ним. Три года она мечтала об этой минуте. У ее ног Жакмель превратился в стонущую кучку, он пытался руками остановить кровь, немного передвинулся, но боль была такой острой, что он по-звериному закричал. В его глазах Симона увидела смерть.

Опустив ствол автомата, она выстрелила ему в живот второй раз, прямо над поясом. От запаха пороха у нее защипало в глазах, но ее рука не дрожала. Она хотела, чтобы это мгновение длилось вечно, чтобы агония Жакмеля длилась до Страшного Суда. Она поймала себя на том, что молится:

- Боже, сделай так, чтобы он умер не сразу...

Но обе пули сделали свое дело. Пятно крови увеличивалось. В нечеловеческом усилии Габриель Жакмель попытался встать, но ему показалось, что нижняя часть его тела превратилась в свинец. Он не мог знать, что вторая пуля задела ему позвоночник.

Он поднял к Симоне глаза, замутненные смертью. Молодая женщина поняла, что ее месть свершилась.

Через несколько секунд Габриель Жакмель отойдет в мир иной.

Ствол автомата придвинулся ко лбу Жакмеля, чтобы он увидел вылетающую оттуда смерть. Затем Симона мягко нажала на курок.

Кровь и мозг, разлетевшись, испачкали всю студию, включая и ее платье. Отброшенное ударом то, что оставалось от головы Габриеля Жакмеля, лежало на полу. Мышцы его расслабились, и ужасный запах окутал студию. Симона Энш бросила тяжелый автомат. Она чувствовала себя уставшей и опустошенной. И счастливой. Все для нее было ясно. Операция "Вон-Вон" сорвалась по ее вине. Как и все те, кто слушал радио, радисты флота вторжения присутствовали при убийстве Габриеля Жакмеля в прямой трансляции.

Она машинально вытерла платком остатки мозга и открыла дверь.

От ее безумного взгляда Малко чуть не отступил. Она протягивала ему платок в чем-то сером.

- Посмотрите, - прошептала она отсутствующе, - хорошенько посмотрите. Это - мозг этого чудовища.

Глава 19

От глухого далекого взрыва задрожали стекла. Грубо возвращенный к реальности, Малко потряс Симону Энш: взорвался передатчик Радио-Метрополь. Люди Габриеля Жакмеля выполнили приказ своего начальника.

Люк и Тома продолжали следить за заложниками. Те, почти все понимающие французский, были еще больше напуганы. Потерпеть неудачу, когда цель была так близка! Симона Энш отомстила за свое страшное унижение, но операция "Вон-Вон" умерла. ЦРУ явно не везло при высадках на Караибах...

- Нужно уходить, - сказал Малко. - И быстро.

Через несколько минут тонтон-макуты Амур Мирбале будут здесь, не говоря уже о солдатах... Симона Энш вцепилась в него:

- Извините меня. Но Габриель был хуже, чем все Дювалье вместе взятые.

Встревоженный Люк повернулся к ним; его автомат по-прежнему был нацелен на пленников.

- Скажите им, что все идет нормально, - шепнул Малко, - они могут уходить, а Жакмель нагонит их через минуту. Пусть ждут в "фольксвагене".

Симона обратилась к обоим мужчинам по-креольски. Они сразу же исчезли на узкой лестнице.

Запуганные пленники Радио-Метрополь не шелохнулись.

Симона и Малко выждали несколько секунд, прежде чем спуститься. Улица Паве была такой же спокойной, как и при их приезде. Симона повернулась к Малко, в глазах у нее стояли слезы.

- Прощайте. Я причинила вам неприятности. Если я выживу, никогда не забуду вас. Благодаря вам, я смогла отомстить Габриелю Жакмелю. Желаю вам удачи.

Прежде чем он успел удержать ее, она убежала к бульвару Жан-Жак Десалин. Малко колебался, бежать ли за ней, и позвал ее:

- Симона, Симона!

Молодая женщина обернулась и помахала рукой. Так, бывает, весело прощаются друзья. А затем она исчезла, слившись с толпой под аркадами.

Теперь для Малко каждая секунда была опасной. Он огляделся: такси нигде не было. Дом Франка Джилпатрика находился более чем в двух милях, пешком он не сможет дойти. Вдруг он заметил на другой стороне улицы, на бензозаправочной станции, машину, в которую заливали бензин. Он перебежал улицу.

Увидев его пистолет, шофер старенького "шевроле" вышел из машины, серый от страха. Не вдаваясь в объяснения, Малко сел за руль, включил зажигание и рванул с места так быстро, как позволял кашляющий мотор.

Свинцовое небо, казалось, придавило Порт-о-Пренс. Через сто метров он был вынужден притормозить: три потных полуголых гаитянина толкали тележку с длинными оглоблями - такие встречаются на Килиманджаро. Когда ему удалось обогнуть их, они безразлично взглянули на него. Для них лошадиная тяга еще не кончалась.

Прибавив газа, Малко доехал до дороги Карефур, ожидая каждую секунду увидеть в зеркале машину макутов. Всюду были видны гаитяне, собравшиеся в группы: они что-то обсуждали со встревоженным видом. Военный джип на полной скорости пересек дорогу перед Малко. Во Дворце, наверное, поднята боевая тревога. Но на дороге Карефур движение было по-прежнему интенсивным.

Малко понял, что он потеет так же, как и три гаитянина, тащившие тележку.

Его шансы выжить на Гаити зависели от следующих минут.

- Какой бардак, нет, ну что за бардак!

Суровый и изнуренный Фрэнк Джилпатрик ходил по гостиной. Малко еще не успел восстановить сердцебиение. Джон Райли казался, как всегда, спокойным.

- Фрэнк, - сказал он, - мы не можем здесь оставаться. Дайте нам ключи от посольства. С минуты на минуту сюда могут заявиться макуты... После этого случая на радио они могут приписать наше исчезновение Жакмелю...

Фрэнк Джилпатрик резко остановился.

- Ключи от посольства... - произнес он сдавленным голосом. - Но это невозможно. Посла нет на месте...

- Это возможно, - мягко сказал Джон Райли, - они в правом кармане ваших брюк.

Как по волшебству, в его руке очутился автоматический пистолет "радом".

Фрэнк Джилпатрик недоверчиво раскрыл глаза. Палец Джона Райли лежал на курке.

- Вы что, с ума сошли?

- Может быть, вы предпочитаете поехать с нами, - предложил пастор. - В этом случае по дороге нас ожидает меньше приключений.

Поскольку Фрэнк молчал, Джон Райли подошел к нему, сунул руку в его карман, вытащил оттуда связку ключей и положил к себе в карман.

- До свидания, Фрэнк, - сказал он. - До встречи в понедельник, в посольстве.

Малко стоял уже у дверей. Они перебежали через сад. Когда они садились в машину, начался дождь. Перед Малко, который вел машину, выросла плотная стена дождя. Казалось, гигантские невидимые руки лили воду из ведра. Он нашел на ощупь незаасфальтированную дорогу. Тени голых людей задевали машину, даже не пытаясь укрыться от дождя: за десять секунд человек промокал до нитки, как под душем.

Джона Райли передернуло, он был не в своей тарелке.

- Трудно нам будет добраться до посольства, - сказал он. - Во время дождя бульвар Гарри Трумэна превращается в озеро... Они забыли построить стоки.

Наконец, они добрались до дороги Карефур. Тап-тапы двигались со скоростью улиток, их пассажиры вымокли, но были покорны судьбе. Ни одного пешехода не было видно. "Тойота" закашляла и встала. Джон Райли выругался.

Малко, сжав зубы, поворачивал ключ, нажимал на педаль газа. Наконец, мотор завелся на двух свечах. Газ на полную мощность - и "тойота" тронулась. Дождь продолжал лить, стуча по крыше с адским шумом.

Вдруг этот шум был заглушен автоматной очередью.

Задние стекла "тойоты" разлетелись вдребезги. На краю дороги стоял большой черный "мерседес" с опущенными стеклами. Малко успел заметить, что за рулем была Амур Мирбале. В машине было полно негритянок с автоматами, у всех были жестокие лица.

- "Фийет-лало"! - воскликнул Джон Райли.

- Что это еще такое?

- Женщины тонтон-макуты. Железная гвардия Амур Мирбале.

Они без конца улюлюкали...

Он прибавил газа, и "мерседес" скрылся за стеной дождя, но ненадолго. Через минуту Малко увидел в зеркале его белые фары. Пуля попала в водителя тап-тапа, следующего навстречу, прямо в лоб, и автобус свалился в канаву.

Высунувшись в окно, Джон Райли трижды выстрелил из пистолета.

- Они едут в два раза быстрее нас, - заметил он. - Мы никогда не приедем в посольство: они расстреляют нас.

- Вы пастор, - сказал Малко, - постарайтесь выпрыгнуть и скрыться.

Джон Райли грустно усмехнулся.

- Даже будь я апостольским нунцием, это ничего бы не изменило. Сегодня день сведения счетов. Они слишком напуганы, чтобы простить нас.

Насколько позволял дождь, Малко ехал зигзагами, чтобы огонь преследовательниц не был слишком точным.

Дождь становился все сильнее. Движение практически прекратилось. На мокрой земле "тойоту" заносило, как парусник под сумасшедшим ветром.

Вдруг лобовое стекло стало непроницаемым. Малко инстинктивно резко нажал на тормоз, но Джон Райли закричал:

- Ради Бога, скорее, они прямо за нами! Малко лихорадочно вертел кнопку сломавшихся дворников: без них они могли ехать лишь со скоростью десять километров в час, настолько плотной была стена дождя.

- Мы пропали, - сказал Джон Райли без всякого выражения. - Мне следовало погибнуть во Вьетнаме.

- Во Вьетнаме?

Джон Райли горько усмехнулся.

- Я прослужил три года в "зеленых беретах", в племени Мео. Меня откомандировали из ЦРУ.

- Указывайте мне дорогу, - сказал Малко, - быстро. Джон Райли наполовину высунулся из машины, не обращая внимания на "фийет-лало".

- Немного левее, - закричал он, - там что-то лежит.

Малко сдал налево, и машина пошла быстрее. Несмотря на ослепляющие его струи дождя, Джон Райли худо-бедно указывал Малко путь.

Вдруг Малко заметил красные огни вереницы машин, стоявших при въезде на бульвар Жан-Жак Десалин: из-за дождя дорога стала непроходимой.

Он резко затормозил, и "тойоту" развернуло поперек дороги. Погода не улучшалась, хотя по-прежнему было жарко. Малко промок, вода булькала на полу машины. Ему еще никогда не приходилось видеть такую сильную грозу.

- Нас зажали, - закричал Джон Райли.

На полной скорости к ним приближался "мерседес" Амур Мирбале.

Малко машинально повернул руль налево, пересекая дорогу, чтобы попасть на бульвар Гарри Трумэна. Когда не было дождя, это был обычный проспект с двусторонним движением, наполовину залитый бетоном, с огромными ямами. В этой стороне дорога была свободной.

Но Джон Райли бросился к рулю, стараясь развернуть "тойоту" к бульвару Жан-Жак Десалин.

- Нет, не сюда!

"Тойота", как ракета, проскочила мимо рыбного базара и выехала на бульвар Гарри Трумэна. Малко повернулся к Джону Райли.

- В чем дело?

- Там настоящий потоп, мы не сможем проехать, - проворчал пастор. - По меньшей мере, на метр воды...

- Для них будет то же самое, - сказал Малко. - И потом, у нас нет выбора.

Перед ними открылось буквально море, из которого торчали фонари и сломанные машины. Бульвар Гарри Трумэна скорее походил на Женевское озеро, чем на цивилизованный проспект...

Он еще прибавил газа, вздымая фонтаны грязной и теплой воды. Вдруг машина затормозила. Вода доходила до дверей: Джон Райли был прав. Малко взглянул в зеркало: "мерседес" тоже повернул и догонял их...

В отчаянии он выжал газ. "Тойота" слабо дернулась, левое колесо зацепилось за что-то твердое, и Малко повалился на Джона Райли.

- Это центральная орудийная площадка, - закричал американец, заберитесь на нее.

Форсируя мотор, Малко удалось загнать машину на площадку. Невероятно! Вода доходила только до половины колеса. И это в самом центре Порт-о-Пренса!

На площадке дело пошло лучше. Пробираясь между кокосовыми деревьями, Малко снова вырвался вперед... Иногда колеса с правой стороны исчезали на метр под водой, и он сомневался, сможет ли машина выпрямиться. Вцепившись в руль, он не обращал внимания на преследователей. За ними следил, высунув голову, Джон Райли.

Слава Богу, из-за ухабов они не могли прицельно стрелять... Дождь стал слабее, но вода продолжала стекать с холмов вокруг Порт-о-Пренса настоящими горными потоками.

Площадка заканчивалась. Малко затормозил. Вместо бульвара Гарри Трумэна перед ним стояла грязная вода. Несколько машин, остановившись на той же высоте, что и он, колебались, ехать ли дальше.

Конечно, у них не было причин мочить мотор. Немного дальше из илистой воды торчал полузатопленный грузовичок. Пассажиры, занявшие крышу, с философским видом ожидали, когда спадет вода...

Послышалось рычание мотора: разбрызгивая воду, появился "мерседес" Амур Мирбале. Одна из негритянок трижды выстрелила из пистолета. Вокруг "тойоты" образовались маленькие гейзеры.

У Малко больше не было выбора. Он рванул на первой скорости. Ему сразу показалось, что он плывет по реке. Вода доходила до окон "тойоты". Они ехали со скоростью меньше, чем десять километров. Так не могло длиться долго...

В зловещей неразберихе мотор замер: до него дошла вода. Джон Райли открыл дверь и выпрыгнул. Вода доходила ему до пояса. За ним последовал Малко.

В тридцати метрах от них остановился "мерседес". Из него вылезли две негритянки в мини-юбках с автоматами. Машина пыталась проехать по противоположному тротуару, где было не так глубоко.

Раздалась автоматная очередь, и они нырнули за окончательно остановившуюся "тойоту". С пистолетами они долго не продержатся против автоматов "фийет-лало".

- Посмотрите, - вдруг сказал Малко.

Прямо перед ними, в десяти метрах, но с другой стороны "озера", стоял тап-тап. Там вода поднялась только на метр. Его мотор работал. Спереди над кабиной был вывешен его девиз: "Незапятнанная обновленная идея". Если им удастся развернуть его, они уйдут от "мерседеса".

- Нужно добраться до него, - сказал Малко. Чтобы отвадить "фийет-лало", он вытащил пистолет и выпустил наугад обойму в сторону "мерседеса". Тогда, то плывя, то идя, Они отправились в путь, как будто пересекая реку в паводок... Ничего не понимающие пассажиры тап-тапа со смехом наблюдали за ними.

Амур Мирбале разгадала их маневр. "Мерседес" подал назад, пробуя проехать с другой стороны в ряд с тап-тапом. Но первым до автобуса добежал Малко. Он вскочил на подножку. Увидев его пистолет, водитель превратился в симпатичную серую мышку.

- Быстро разворачивайся, - приказал Малко. Тот открыл рот, что-то проблеял и одним прыжком выскочил наружу. Джон Райли подтолкнул Малко, он сел за руль и судорожно искал, как включается задний ход.

В тот же момент одна из негритянок выпустила по тап-тапу длинную очередь. Малко услышал позади себя крики: пассажиры выпрыгивали и разбегались во все стороны. В облегченном виде тап-тап лучше держался.

Поворот удался. "Незапятнанная обновленная идея" рванулась к своей новой судьбе. За ней, поднимая фонтан воды, шел отставший "мерседес".

Спотыкающийся тап-тап набрал скорость. Действительно, здесь воды было поменьше. В течение одной минуты Малко видел в пятистах метрах перед собой только красное здание казино. В ста метрах от него было посольство Соединенных Штатов. "Незапятнанная обновленная идея" внезапно завалилась на правый борт. Малко попытался восстановить равновесие, но колеса завязли в колее, полной грязи, и безуспешно буксовали.

Снова они были зажаты.

По тротуару, примыкающему к пляжу, приближался "мерседес".

Малко выскочил, за ним - Джон. Шлепая по лужам, они пошли через широкий бульвар к маленькой улочке, поднимающейся к центру города.

Если им удастся добраться до нее, они могут спрятаться в окружающих ее развалинах. Вода доходила им до пояса, когда в двадцати метрах от них остановился "мерседес". Малко поднял свой пистолет и нажал на курок. Раздался только щелчок: оружие намокло.

Они услышали возбужденные крики "фийет-лало", высыпавших из машины.

Они собирались расстрелять их в упор, как зайцев. Вдруг Джон Райли сдавленно вскрикнул:

- Посмотрите!

Настоящая стена желтоватой грязной воды потоком спускалась с улицы, где они хотели спрятаться: она катилась прямо на них.

Инстинктивно они прижались к ближайшей кокосовой пальме. Вода хлынула, вырывая камни, таща за собой ветки деревьев, разный мусор. Прижатые к пальме, Малко и Джон затаили дыхание.

Волна шла прямо на "мерседес"!

Одну из "фийет-лало", целившуюся в них, унесло, как соломинку, я она исчезла. Амур Мирбале успела приоткрыть дверь. "Мерседес" подняло, несколько секунд он плавал, как плот, затем осел набок, колесами вверх, и исчез на пляже вместе со всеми пассажирками.

Как будто удовлетворившись этой добычей, стена воды сразу уменьшилась. А Малко и Джон Райли уже бежали к посольству.

Глава 20

Малко тщательно побрился, положил свой "Ремингтон", освежился одеколоном "Меннен" и посмотрел в зеркало. Его золотистые глаза еще больше выдавались на загорелом лице, но тревога придала резкость его чертам. Он выглянул в окно: небо было абсолютно голубым. Как и после грозы, спасшей ему жизнь. Уже десять дней гостевая комната посольства США была всем его миром. От страха быть похищенным он даже не выходил в сад.

Амур Мирбале отделалась сломанной рукой, что, впрочем, не уменьшило ее запаса ненависти. Две "фийет-лало" утонули.

Без Джона Райли Фрэнк Джилпатрик, возможно, не устоял бы перед плохо замаскированными угрозами гаитян. Посольство окружали бронетранспортеры и патрули тонтон-макутов.

Во время бурного объяснения с послом пастор заявил о своей солидарности с Малко. Если его выдадут гаитянам, он тоже им сдастся. После краткого обмена телексами Государственный департамент официально объявил гаитянскому правительству, что Малко получил политическое убежище.

Оба мужчины жили в одной комнате, и Фрэнк еле разговаривал с ними. Макуты с жестокостью шли по следу последних членов банды Жакмеля. Одного из них убили два дня назад, когда он пытался попасть в посольство. Его тело, охраняемое тонтон-макутом, оставалось весь вечер под солнцем...

Зазвонил телефон. Малко снял трубку.

- Здравствуйте, это я.

Его тоска разом исчезла. Это уже стало ритуалом. Каждое утро, в один и тот же час, ему звонила Симона Энш из посольства Доминиканской республики, рядом с отелем Эль-Ранчо, где она получила убежище. Конечно, их разговоры прослушивались, но так плохо, что при параллельном включении нарушалась связь по всей линии...

- Добрый день, - ответил Малко.

Нежный голос молодой женщины был его единственным утешением. От всей его гаитянской авантюры оставалась только Симона. Хотя она была в Петионвиле, а он в Порт-о-Пренсе, они были дальше друг от друга, чем если бы находились на разных континентах. Но горячий голос молодой метиски заставлял его забыть о своем "плене".

Операция "Вон-Вон" была закрыта ЦРУ. Мало-помалу отношения между США и гаитянским правительством нормализовались. Оставался только Малко. Официально он считался авантюристом, которому посольство предоставило убежище, но гаитяне ежедневно, требовали его выдачи. Он знал, что Фрэнк Джилпатрик каждый день ведет переговоры с Амур Мирбале, чтобы добиться пропуска. Сначала гаитяне потребовали миллион долларов.

Малко не успел ничего сказать: связь прервалась. Их, наверно, подслушивал целомудренный тонтон-макут.

В дверь постучали. Малко повесил трубку.

В комнату вошел Фрэнк Джилпатрик. В костюме, с галстуком, он обливался потом. В отношении галстуков гаитяне были весьма придирчивы. Можно ходить босиком, но обязательно с галстуком... Американец явно враждебно смерил Малко взглядом.

- Все в порядке!

Сердце Малко забилось сильнее.

- Вы хотите сказать...

- Вы отправляетесь прямым рейсом "Америкэн Эйрлайнз" в Нью-Йорк в воскресенье. Вас обменяла на шестьсот тысяч доз противомалярийной вакцины и сто тысяч долларов наличными парню, который подписал вам пропуск.

Малко не верил своим ушам: ведь он уже написал Александре, что рискует провести зиму на Гаити.

- Спасибо, - сказал он, - это великолепно. Я обожаю это посольство, но в моем замке мне будет лучше...

Джон Райли вошел в комнату и остановился за спиной второго советника. Фрэнк сразу вышел, и Малко остался наедине с пастором.

- А Симона?

Малко еле осмелился задать этот вопрос... С момента своего заточения он искал способ, как вывезти ее с Гаити.

- Я уже думал об этом, - сказал Джон Райли. - Это немного притянуто за уши, но может получиться. Если вы хотите вывезти ее из страны, другого способа нет. Вот в чем суть: Симона Энш умрет. Доминиканцы положат ее в гроб, их будет, заботить только одно - поскорее избавиться от нее... За небольшую сумму в гурдах гробовщик отвезет ее сюда, а не похоронит в Петионвиле. Затем гроб уйдет с дипломатической почтой, а вы встретите ее в Нью-Йорке...

- Скажите мне... - начал он.

Джон Райли тихо рассмеялся:

- Успокойтесь, я не сошел с ума. Есть один трюк. Эта молодая особа умрет не по-настоящему. Ей дадут выпить "конкомбрзомби", наркотик Вуду. Используя его, умганы создают в сельской местности зомби, чтобы напугать крестьян. Симона будет находиться в каталептическом состоянии, и потребуется серьезный осмотр, чтобы признать, что она жива... Затем надо будет только дать ей противоядие... Несколько дней она будет как в тумане, затем все придет в норму. Что вы скажете?

Малко ничего не сказал. Это было так неожиданно...

- Но кто констатирует смерть?

- Врач из доминиканского посольства. Он в курсе и ненавидит макутов.

- А Амур Мирбале? Ей не покажется странной внезапная смерть Симоны?

Американец тонко усмехнулся:

- Никоим образом. Смотрите сами: Симона Энш узнает о вашем отъезде, зная, что сама принуждена оставаться здесь, пока у куриц зубы не вырастут... В отчаянии она выпивает упаковку снотворного. Самоубийство. Раз все прослушивается...

План казался выполнимым, задумано достаточно хитроумно.

- А она в курсе? - спросил он.

- Скоро будет в курсе. Если с вами все о'кей. С помощью некоторых благонадежных друзей я все улажу.

Раздумья Малко заняли всего лишь несколько секунд. Удаются только самые дерзкие планы.

- Вы уверены, что гробовщик...

- Уверен.

- Хорошо, - сказал Малко. - Скажите ей, что я согласен.

Покидая Гаити, Малко снова превратился в элегантного мужчину. Сотрудникам посольства удалось забрать его вещи из Эль-Ранчо. Его костюм из черного альпака был безукоризненно отутюжен.

Но внутри он был напряжен, нервничал. Он не покидал посольства, ожидая только гроб с телом Симоны Энш. Он хотел увидеть молодую женщину до отъезда, убедиться, что в гробу именно она.

Накануне утром они поговорили, в последний раз, естественно, без какого-либо намека на план. Наоборот, для подслушивающих Симона плакала. Каждое из слов, несущих второй смысл, осталось в его памяти...

- Целую вас, - сказала молодая метиска, - надеюсь, что когда-нибудь мы увидимся...

- Я тоже надеюсь, - сказал Малко.

И он повесил трубку.

Через три часа Симона покончила жизнь самоубийством... Все, казалось, шло по плану. Гаитяне никак не отреагировали. Никто вроде бы и не заметил смерти Симоны Энш.

От шума мотора он вздрогнул. Перед посольством остановился грузовичок. Трое негров, выйдя из него, открыли задний борт кузова. Сердце Малко забилось сильнее: это был гроб с Симоной Энш.

Удалось!

Он едва дождался, пока отъедет грузовичок, и бросился на первый этаж.

У Джона Райли уже была в руках отвертка. Малко провел рукой по красному дереву гроба. Они расположились в кабинете второго секретаря. Джон Райли четко и усердно орудовал отверткой.

Винты один за другим поддались. Малко горел желанием оторвать крышку гроба ногтями. Он приложил ухо к дереву, но ничего не услышал. Один морской пехотинец приоткрыл дверь и в ужасе захлопнул ее. Среди членов американского дипломатического корпуса некрофилы достаточно редки!

Серый "кадиллак" остановился перед входом, шофер погудел.

- Вот наш катафалк, - объявил Джон Райли, выглянув в окно.

От пота его рубашка прилипла к телу. Он отвинчивал отверткой, а Малко завершал пальцами. Наконец, очередь дошла до последнего винта.

Осторожно взявшись за крышку, они подняли ее и положили на пол. Малко склонился над открытым гробом.

Симона Энш лежала на спине, светлые волосы были зачесаны на виски, глаза закрыты, лицо спокойно, руки были сложены на груди. Ее одели в белое платье, выгодно подчеркивавшее ее фигуру. Но на месте сердца торчал вертикально воткнутый в грудь стальной гвоздь.

Немного крови вытекло, образовав красное пятно. Тело еще было теплым, она умерла несколько часов тому назад. От гирлянды магнолий, положенной в гроб, исходил сладковатый тошнотворный запах...

- Подонки, - прошептал Джон Райли.

Американец был смертельно бледен. Он наклонился над лицом умершей, как будто он мог воскресить ее, затем выпрямился, лицо его было искажено.

- Простите, - сказал он. - Я не имел права ошибиться.

- Что это за гвоздь? - спросил Малко бесцветным голосом.

Ему казалось, что он переживает кошмар, он еще слышал веселый и горячий голос Симоны. Это было вчера. Этого больше никогда не будет. Редко он так отрешенно чувствовал смерть.

- Еще один трюк Вуду, - хмуро сказал Джон Райли. - В деревнях, когда боятся, что умерший превратится в зомби, ему протыкают гвоздем сердце, чтобы он не мог воскреснуть...

Убийца был известен: Амур Мирбале. Она разгадала уловку и пошла в контратаку. Гробовщик был ее соучастником. Малко смотрел на Симону с невыразимой грустью. По крайней мере, она не почувствовала, что умирает. В дверь постучали, снова появился морской пехотинец, еще более напуганный.

- Его превосходительство господин посол ожидает вас, - объявил он.

- Мы идем, - сказал Малко.

Вдруг Джон Райли взял его за руку, его глаза заблестели от ярости.

- Послушайте, давайте набьем гроб взрывчаткой и отправим его тонтон-макутам. Малко покачал головой:

- Нет. Она имеет право на покой.

Нагнувшись над гробом, он коснулся губами губ Симоны Энш.

Затем он вырвал из букета одну орхидею и положил ее ей на грудь, скрывая страшный смертельный гвоздь...

Это все, что он мог сделать для Симоны Энш...

Посол принял его холодно, но пригласил сесть рядом с собой. Он ничего не знал о Симоне Энш. "Кадиллак" вскоре уехал. Выезжая, машина была вынуждена резко затормозить, потому что другая машина загородила ей дорогу. Малко машинально повернулся. Перед катафалком медленно проезжала желтая "ламборджини".

В какую-то долю секунды он разглядел вполоборота лицо Амур Мирбале.

Она улыбалась.