"Прелестная сумасбродка" - читать интересную книгу автора (Дэвис Мэгги)11.— Ваша ночная рубашка, милорд, — торжественно объявил Краддлс, предъявляя герцогу ночное одеяние из ирландского льна с кружевным воротничком. Доминик обернулся, чтобы взглянуть на свой предполагаемый наряд. Сейчас на нем не было ровно ничего — если не считать мыльной пены на подбородке. Рубашка ему не понравилась. Слишком уж у нее супружеский вид, подумал Доминик. В такой рубашке хорошо ложиться в постель полгода спустя после свадьбы, когда медовый месяц остался далеко позади и жена уже сообщила тебе застенчивым шепотом, что, кажется, ждет первенца. А нынче ночью герцог не хотел вспоминать о помолвке, браке и тому подобных неприятных материях. — Рубашки не надо, — приказал он, вновь поворачиваясь к зеркальцу, — только халат. Халат, накинутый на голое тело, — идеальная одежда для соблазнения, это знает любой лондонский денди. Доминик, однако, не стремился соблазнять свою невинную невесту: он предпочел бы, как делали его предки на протяжении многих веков, подождать до брачной ночи. Угораздило же его связаться со сторонницей свободной любви! Черт бы побрал эту Уоллстонкрафт, раздраженно думал герцог. Развратительница молодежи, вот она кто! Все эти теории о «дружбе, уважении и доверии» замечательно звучат в устах наивной юной девушки, но попробуем-ка представить, как это будет выглядеть на практике. Пары сходятся и расходятся по собственному желанию, приюты и работные дома наводняются незаконными детьми, лет через двадцать на улицы Лондона выплескивается армия бродяг, готовых на убийство, грабеж и мятеж… «По счастью, — думал герцог, облачаясь с помощью Краддлса в шелковый халат цвета красного вина, — в моих силах остановить этот процесс. По крайней мере, в том, что касается моей невесты». Но, черт побери, почему она не хочет, как все нормальные люди, подождать до свадьбы? Выбор одежды, уборка в спальне и прочие приготовления к ночи любви вызывали у герцога смущение и неловкость. К счастью, слуги в особняке были выдрессированы на славу: они понимали хозяина с полуслова и не задавали лишних вопросов. Горничные под руководством миссис Кодиган застелили герцогскую кровать роскошным бельем и накрыли сверху темно-синим бархатным покрывалом, на котором был вышит золотой герб Уэстермиров. В мраморном камине весело пылал огонь. Помфрет принес из погреба лучшее белое вино. Бутылка в серебряном ведерке со льдом стояла на столике у кровати, а рядом располагались закуски — хлеб, сыр и копчености. Порывшись на верхних полках своей библиотеки, Доминик достал оттуда несколько книг и велел Краддлсу отнести их в спальню. Книгам герцог отводил самую важную роль в предстоящем событии. С этими девственницами, размышлял он, одна морока; невозможно сказать заранее, что они знают, а что нет. Сам он имел дело с девственницей только раз в жизни и до сих пор вспоминал об этом опыте с неприятным чувством. Ему тогда только исполнилось пятнадцать; девушка — дочь камердинера покойного деда — была несколькими месяцами старше. Кто кого соблазнил, Ник за давностью лет уже не помнил. Сама близость не доставила Доминику ни малейшего удовольствия: ему было стыдно и неловко, он боялся опозориться и себя не помнил от радости, когда неприятная сцена наконец подошла к концу. Но на этом дело не кончилось. Несколько дней спустя камердинер явился к дедушке-герцогу и потребовал возмещения ущерба, заявив, что развратный внучек его светлости погубил честь его дочери и опозорил всю семью. Самое удивительное, что дедушка с ним согласился. Девушку поспешно выдали замуж — потом Ник слышал, что она счастлива в браке, — а юный преступник предстал пред грозными очами деда. Старик, известный крутым нравом, обошелся с внуком на удивление мягко. «Ты взрослеешь, мой мальчик, — сказал он в заключение, — и тебе нужна опытная женщина, которая поможет тебе стать взрослым». И в тот же день отправил его с визитом к одной известной куртизанке. После этого случая Доминик старался не связываться с неопытными девушками. Герцог остановился перед большим зеркалом и окинул себя критическим взором. Ночные туфли он решил не надевать — босиком он будет выглядеть более интимно, по-домашнему. И причесываться не надо — в постели волосы все равно растреплются. — Духи, милорд? — предложил камердинер, беря с туалетного столика флакон итальянских духов. Доминик хмуро покосился на Краддлса. Ему не нравились собственные ноги. В босых ступнях, думал он, нет ни красоты, ни величия: вид у них нелепый и даже смешной. Может быть, лучше надеть домашние туфли? С другой стороны, сегодня прекрасной мисс Фенвик предстоит увидеть его полностью обнаженным. Возможно, для невинной девушки это будет некоторым потрясением. Пусть привыкает к нагому мужскому телу постепенно, начиная с ног. — Духов не надо, — ответил он, отстраняя камердинера. — Это лишнее. Доминик последний раз взглянул на себя в зеркало и сел на край кровати, где Краддлс уже разложил книги. Он взял одну — редкое иллюстрированное издание персидского трактата «Радости любви». Многочисленные гравюры изображали персидских шахов с их возлюбленными на мягких диванах, на качелях, под сенью пальм и на берегу ручья в самых разнообразных и живописных позах. Именно многочисленные красочные иллюстрации и привлекли герцога; кроме того, ему понравилось, что даже в самых головоломных позах красавицы-персиянки радостно улыбались. Взглянув на эти картинки, подумал он, даже самая робкая девственница уверится, что ничего страшного в этом нет. Остальные две книги герцог отложил в сторону. Учебник анатомии был всем хорош, но уж больно сух в изложении и неэстетичен в иллюстрациях. В третьей книге — японском трактате о семейной жизни — тоже подкачали иллюстрации: японский художник придал своим героям столь огромные половые органы, что изображенные им соития больше походили на жестокое насилие. Неудивительно, что японки на картинках и не думали улыбаться. Итак, Доминик выбрал «Радости любви». Герцог полагал, что его невеста может не иметь ни малейшего представления о мужском теле. Что делать — в школах не учат анатомии человека, да и книги на эту животрепещущую тему в Англии найти непросто. А Уэстермир придерживался мнения, что теория должна всегда предшествовать практике. Пусть Мэри полистает персидскую книгу, посмотрит картинки и получит общее представление о том, как это делается. А затем он уложит ее в постель и сделает своей… При одной этой мысли сердце герцога начинало биться быстрее обычного. После ночи страстной любви строптивая мисс Фенвик наконец поверит, что намерения его серьезны и сопротивляться бесполезно! Дверь распахнулась, и Краддлс с поклоном пропустил мисс Фенвик в спальню. Герцог поднялся с кровати, сердце его заколотилось, как сумасшедшее. По пятам за мисс Фенвик следовали двое лакеев со свечами, и в бликах света и игре теней герцог не видел ее лица. Мэри присела в глубоком реверансе. — Добрый вечер, ваша светлость, — послышался ее тихий нежный голос. Герцог склонился в низком поклоне, снова вспомнив о своих босых ногах. Ну да требовать домашние туфли было уже поздно. — Добрый вечер, — ответил он. Лакеи исчезли за дверью. Теперь герцог мог рассмотреть свою возлюбленную без помех. Наряд мисс Фенвик неприятно поразил герцога. На ней был глухой шерстяной халат, больше подошедший бы миссис Кодиган: из-под него выглядывал высокий ворот ночной рубашки. Герцог с сожалением сообразил, что заставил ее сменить весь гардероб, а вот о халате и белье не подумал. Однако даже строгий халат не мог скрыть ее соблазнительных форм, и Ник почувствовал, как разливается по жилам сладостный огонь. Горничные тщательно расчесали Мэри волосы — золотистые кудри ее лежали на плечах крупными кольцами и роскошной волной спускались по спине. Часть волос была перехвачена розовой лентой; концы ее игриво ниспадали в поток золотых локонов. Лазурные глаза в обрамлении густых ресниц сияли, в их ясном и чистом взгляде герцог читал тревогу, даже страх — и вместе с тем жгучее любопытство. Щеки порозовели, искусанные губки алели, словно розовый бутон. Герцог почувствовал, как нарастает в нем возбуждение. — Я вижу, вы без туфель? — с трудом выговорила она, глядя на его ноги. — Может быть, мне снять свои? — Конечно, снимайте, не стесняйтесь, — ответил Ник. «Главное — начать, — думал он, — а все остальное я сниму с нее и сам». Он сделал Краддлсу знак подать вино, которое выбирал сам вместе с Помфретом. Несколько бокалов белого, полагал он, помогут мисс Фенвик расслабиться. Сам же он кларету предпочел бренди. Мэри хотела сесть в кресло, но Ник поспешно подхватил ее под руку и подвел к кровати. — Сядьте сюда, — предложил он, указывая ей на свободное место рядом с книгами, затем одним духом осушил бокал и вернул его Краддлсу. — А теперь… — начал он, садясь рядом с ней. В нос ему ударил нежный и пряный запах цветочных духов, и герцог похвалил себя за то, что не надушился сам. Настало время поговорить, и Ник пододвинул к себе «Радости любви». Сказать по совести, сейчас ему вовсе не хотелось разговаривать. Все тело его горело от возбуждения, перед глазами проносились соблазнительные воспоминания: мисс Мэри Фенвик в разорванном платье, ее чудесные полные груди, стройные ножки, теплое дыхание, обнаженные плечи в модном декольте… Да, он страстно желал Мэри — желал уже давно, хоть и не признавался в этом даже самому себе. Эта очаровательная сумасбродка сделала-таки с ним то, что уже давно не удавалось холодным светским красавицам: разбудила в нем чувственность, заставила сердце биться быстрее обычного, зажгла желанием плоть и душу… Ник тряхнул головой, гоня чувственные мысли прочь. Так нельзя, он все испортит! Не стоит забывать, что перед ним девственница: накинувшись на нее, словно дикий зверь, он перепугает ее до полусмерти. Нет, не стоит отступать от заранее продуманного плана. Герцог налил своей невесте вина, и та выпила бокал одним духом. — Благодарю вас, — проговорила она и облизнула губы розовым язычком. — Мне очень хотелось пить. Какой чудесный вкус! Это вино? Только сейчас Ник сообразил, что дочь бедного провинциального священника могла ни разу в жизни не попробовать вина. — Очень вкусно! — воскликнула она, не сводя с него удивительных небесных глаз. — Можно мне еще немножко? Герцог не стал спорить, но на этот раз налил ей меньше половины бокала. Мэри все смотрела на него — смотрела так серьезно и пристально, что Нику стало не по себе. Когда он наклонился над бокалом, халат его распахнулся, и глаза девушки расширились от удивления. Все как он и думал. Мэри никогда не видела обнаженного мужчину. Она оглянулась кругом, и взгляд ее упал на книги, сложенные на кровати. — А это что? — Она взяла первую книгу из стопки и раскрыла. Слишком поздно Ник сообразил, что Мэри схватила — Боже мой! Это что, китайцы? — Мэри недоверчиво покачала головой. — Не может быть! Я хочу сказать… не может же его… ну… он… быть таким большим! — Дурацкая книга! — рявкнул Ник и выхватил у нее книгу, да так резко, что толкнул ее под руку и пролил вино. — Японцы совсем не… в общем, художник выдает желаемое за действительное. Мэри раскрыла глаза еще шире, и герцог поспешил объяснить: — На самом деле эти органы у японских мужчин даже меньше, чем… Он споткнулся и замолк, сообразив, что вступает на опасную почву. — Откуда вы знаете? — изумленно поинтересовалась Мэри. — Вам часто случалось видеть голых японцев? Теперь настала очередь Ника округлить глаза. — Разумеется, нет, черт побери! Я читал об этом в книгах. Люблю читать, если вы еще не заметили, — саркастически добавил он. — И, пожалуйста, когда в следующий раз попадете на бал к тетушке Бесси, не вздумайте рассказывать, что я провожу все свободное время за разглядыванием голых японцев! Вы и так уже совершенно погубили мою репутацию! На прекрасном лице Мэри отразилось смущение. — Уэстермир, я прошу у вас прощения за свое поведение на балу, — тихо промолвила она. — Друзья не должны так шутить друг над другом. Поверьте, больше я никаких слухов распространять не стану. — Она придвинулась к нему ближе. — Так что же вы хотели мне прочесть? Герцог замялся. Персидский эротический трактат уже потерял в его глазах все свое очарование. Но любопытство Мэри было разбужено, и Доминик опасался, что перевести разговор на более безопасную тему не удастся. «А, черт побери все!» — мысленно воскликнул он и заговорил: — Видите ли, Мэри, прежде чем приступить к делу, я намеревался… э-э… просветить вашу неопытность в вопросах интимной жизни. Мне подумалось, что, прежде чем увидеть мужчину… гм… в натуре, вам стоит ознакомиться с этим предметом по рисункам. Синие глаза Мэри смотрели ему прямо в душу. — О, Уэстермир, — воскликнула она, порывисто схватив его за руку, — как это благородно и деликатно с вашей стороны! Но я не боюсь. Как говорит Мэри Уоллстонкрафт: «У женщин и у мужчин одни и те же влечения, страсти и желания, и женщины, как и мужчины, не должны скрывать и подавлять в себе голос природы». «Интересно, — подумал герцог, — что ты скажешь, если я перестану „подавлять в себе голос природы“, опрокину тебя на постель и как следует расцелую?» — Так что же это за книга? — напомнила ему Мэри. Ник обреченно протянул ей «Радости любви». Девушка придвинулась к нему и положила книгу себе на колени, Доминик ощущал нежное тепло ее тела, и в душе его поднималось смятение. «Наверно, надо было начать с руководства по анатомии, — думал он. — Или… может быть, лучше всего обойтись вовсе без книг?» Мэри удивленно ахнула и повернулась к нему. — Уэстермир, неужели это возможно? Посмотрите: они… гм… занимаются этим, стоя на качелях, причем мужчина одновременно стреляет из лука в мишень! Этого же не может быть! — В Персии все возможно, — мрачно пробормотал Доминик, хотя полагал, что персидский художник проявил себя ничем не лучше японского. На следующей картинке, слава богу, никто не качался на качелях и не стрелял из лука: шах со своей шахиней уединились на берегу ручья и занимались любовью в самой обычной, древней, как мир, позе. И все же, на взгляд герцога, этой гравюре недоставало романтики. Бог знает, в чем тут дело — может быть, в огромном тюрбане шаха и его вислых усах, а может, в неестественной улыбке персидской красавицы, но картинка эта вызвала у Доминика неприятное чувство. «Никогда не видел, чтобы женщина в этот момент так глупо ухмылялась», — думал он. Девушка, очевидно, почувствовала его неудовольствие. — Ваша светлость, — начала она, — все это очень интересно, но должна признаться, что я не так невежественна, как вы полагаете. Герцог уставился на нее, словно громом пораженный, и Мэри поспешно продолжила: — Нет-нет, я, конечно, девственница. Но… я ведь рассказывала вам, что отец моей подруги Со-фронии Стек — доктор? У него много медицинских книг, в том числе и посвященных этой тематике. И мы с подругами из вполне понятного любопытства… короче говоря, мы изучили эти книги вдоль и поперек. С этими словами она встала и сбросила халат, оставшись в одной ночной рубашке. И рубашка эта оказалась вовсе не так скромна, как сперва показалось Доминику. Несмотря на высокий ворот и длинные рукава, она почти ничего не скрывала. Полная грудь, тонкая талия, широкие бедра, изящные босые ножки — все поражало герцога в самое сердце и пробуждало в нем почти невыносимое желание. Мэри подошла к столу с закусками. — Боже мой, — воскликнула она в восторге, — земляничные пирожные! Мои любимые! И бутерброды с цыпленком! Ник не мог больше ждать, он вскочил и, подбежав к ней, оттащил от стола с угощением. — Потом! — прорычал он. — Все потом! Не в силах сдерживаться, он провел пальцами по ее нежной шее и почувствовал, как затрепетало в ответ ее тело. Дрожащими руками Ник нащупал крошечные пуговки на вороте рубашки… — Мы уже начали? — прошептала Мэри, подняв на него лазурные глаза. Сердце герцога гулко забилось в ответ на ее невинный, доверчивый взгляд. — Да, радость моя, — глухо ответил он. — Мы уже начали. Но тугие пуговицы никак не поддавались его усилиям. Доминик чувствовал, что чересчур замешкался; Мэри нетерпеливо вздохнула. — Позвольте мне, — попросила она. Он опустил руки — и через мгновение Мэри уже стянула рубашку через голову. — Вот и все, — сказала она. Ник застыл, словно мраморная статуя, весь обратившись в зрение. Впервые он видел свою невесту обнаженной — и не мог себе представить более прекрасного зрелища. Все женщины, которых он знал до сих пор, не шли с ней ни в какое сравнение. Гордая посадка головы, каскад золотистых кудрей, крепкие, гордо поднятые груди, тонкая талия, округлые бедра, длинные ноги — все в ней было удивительно и неповторимо. Она казалась богиней, вышедшей из морской пены, чистым, неземным олицетворением красоты. Щеки Мэри пылали стыдливым румянцем; но Доминик чувствовал, что вино и размышления о свободной любви придали ей смелости. — Надеюсь, ваша светлость, — заговорила она, гордо подняв подбородок, — вы не собираетесь стрелять из лука? — Что вы, моя милая, — хрипло ответил Ник. — У меня ведь и качелей нет! Мэри села на кровать. Доминик смотрел на нее молча, чувствуя, как расплывается по лицу широчайшая и глупейшая улыбка. Впервые за много-много лет он потерял власть над собой: не знал, что говорить, что делать, знал только, что счастлив, как никогда в жизни. Мэри подвинулась, освобождая ему место. — О чем теперь поговорим? — лукаво улыбнувшись, спросила она. |
||
|