"Поместье-зверинец" - читать интересную книгу автора (Даррелл Джеральд)

Глава третья. ХОЛОДНОКРОВНАЯ КОГОРТА

Я понимаю, что это равносильно признанию в сверхизвращенной эксцентричности, и все-таки признаюсь: я очень люблю рептилий. Спору нет, они не блещут разумом. От них нельзя ждать таких реакций, как от млекопитающих, даже от птиц, и тем не менее я их люблю. Они своеобразны, ярко окрашены, нередко грациозны. Чего вам еще надо?

И все же большинство людей (причем таким тоном, будто речь идет об особенности, присущей только им) сообщат вам, что у них «инстинктивное» отвращение к змеям. Вращая глазами и гримасничая, они приведут вам массу причин своего страха, от высоких («это инстинктивно») до смехотворных («они все какие-то скользкие»). Я столько наслышался всяких исповедей от страдающих «змеиными комплексами», что едва кто-нибудь заводит речь о пресмыкающихся, как мне сразу хочется убежать и спрятаться. Спросите среднего человека, что он думает о змеях, и за десять минут он наговорит больше вздора, чем дюжина политиков.

Начнем с того, что для человека вовсе не «естественно» бояться змей. С таким же успехом можно говорить о естественном страхе перед автобусом. Между тем большинство людей убеждено, что у них врожденный страх перед змеями. Опровергнуть это очень просто, достаточно вручить безобидную змею ребенку, которому еще не успели забить голову всякой ерундой. Малыш безбоязненно возьмет змею и с удовольствием будет ею играть. Помню, я однажды привел этот довод одной женщине, которая прожужжала мне все уши, рассказывая, как ненавидит змей.

Моя собеседница возмутилась.

— Ничего подобного, меня никто не учил бояться змей, я всегда их не выносила, — надменно сказала она. И торжествующе добавила: — И моя мать тоже не выносила змей.

Что противопоставить такой логике?

Сдается мне, что страх перед змеями основан на сплошных недоразумениях. Особенно распространено убеждение, что все они ядовиты. В действительности неядовитых змей в десять раз больше, чем ядовитых. Далее, многие считают, будто эти рептилии покрыты слизью, тогда как на самом деле змеи сухие и холодные и на ощупь ничуть не отличаются от туфель из змеиной кожи или сумочки из крокодиловой. Тем не менее находятся люди, утверждающие, что из-за слизи они просто не могут заставить себя коснуться змеи. А мокрое мыло их не пугает.

Наш павильон рептилий невелик, но в нем демонстрируется достаточно представительная коллекция. Мне доставляет невинное удовольствие зайти туда, когда много посетителей, и послушать, как люди с потрясающей самоуверенностью выставляют напоказ свое невежество. Взять, к примеру, язык змеи. Это просто орган обоняния, змея улавливает им запахи, вот почему он у нее постоянно в движении. Кроме того, он служит и для осязания (вроде усов у кошки). Но эрудиты, которые посещают павильон рептилий, осведомлены лучше.

— Бог мой, Эм, — слышишь взволнованный возглас, — иди скорей, посмотри на это жало… Представляешь, если тебя ужалит такая змея!

Подбегает Эм, с ужасом обозревает безобидного ужа и брезгливо содрогается.

Известно, что рептилии могут подолгу лежать неподвижно. Даже не сразу разглядишь, дышат они или нет. Вот типичная реплика, которую я подслушал в павильоне. Один посетитель, осмотрев несколько клеток с неподвижными пресмыкающимися, повернулся к жене и с видом нагло обманутого человека прошипел:

— Да это все чучела, Милли.

Трудно найти что-нибудь грациознее змеи, скользящей по земле среди ветвей. Это зрелище тем более примечательно, если вспомнить, что она «ступает» ребрами. Присмотритесь хорошенько к ползущей змее, и вы увидите, как под кожей у нее двигаются ребра. Ее немигающий взгляд (еще одна особенность, которая не нравится людям) объясняется вовсе не тем, что змея пытается вас загипнотизировать, просто у нее нет век. Глаз, словно линзой, покрыт тончайшей прозрачной пленкой. Это особенно хорошо видно, когда змея линяет. Все змеи периодически линяют. Линька начинается от краев пасти. Змея трется о камни или ветки и постепенно сбрасывает старую «одежду». Осмотрите слинявшую кожу, и вы убедитесь, что глазные пленки тоже слиняли.

Все змеи глотают пищу одним и тем же способом, но добывают ее по-разному. Неядовитые и удавы (например, питоны) хватают жертву пастью, потом стараются быстро обернуться вокруг нее два или три раза. Они не дают добыче вырваться и душат ее. Ядовитые змеи кусают жертву и ждут, когда подействует яд. Обычно ждать приходится недолго и, как только кончились предсмертные корчи, можно поедать добычу. Ядовитые зубы расположены в верхней челюсти, чаще всего спереди. Пока они не нужны, они, как лезвие перочинного ножа, сложены и прижаты к десне, но, стоит змее раскрыть пасть, зубы опускаются, становясь на место. У одних змей они полые, вроде иглы медицинского шприца, у других вдоль задней поверхности зуба тянется глубокая борозда. Над десной помещается ядовитая железа. При укусе яд выжимается и по борозде или по внутреннему каналу стекает в ранку.

Хотя змеи атакуют жертву по-разному, заглатывают они ее одинаково. Нижняя челюсть у змеи соединена с верхней так, что может «вывихиваться», когда надо, а слизистая оболочка рта и глотки и вся кожа чрезвычайно эластичны. Это позволяет змее целиком глотать добычу, которая намного больше ее головы. После того как пища попала в желудок, начинается медленный процесс пищеварения. Все, что не усваивается (например, волосы), отрыгивается потом комочками. Во внутренностях одного крупного питона нашли четыре очень твердых клубка волос величиной с теннисный мячик. Клубки разрезали, и внутри каждого оказалось по копыту дикой свиньи. Острые копыта могли бы легко повредить стенки желудка, вот и появился толстый, гладкий предохранительный покров из волос.

В большинстве зоопарков змеям скармливают мертвых животных. Не потому, что это лучше для змей или они предпочитают такую пищу, а просто из ложной заботы о посетителях, которые воображают, будто белая крыса или кролик, очутившись в клетке змеи, переживает страшные муки. Я вполне убедился, что это вздор, когда в одном зоопарке увидел, как кролик сидел на спине питона (явно сытого) и невозмутимо чистил свои усы. Директор зоопарка сказал мне, что, если змей кормить живыми белыми крысами, уцелевших нужно тотчас убирать, не то они изгрызут змею.

В отличие от змей, в общем-то вялых и невыразительных с виду, ящерицы наделены характером и проявляют немалую сообразительность. У нас был один мастигур, которого я назвал Денди, большой любитель одуванчиков. Скажем прямо, мастигуры — не самые красивые среди ящериц, а Денди и вовсе не отличался красотой. И однако, живой нрав делал его очень привлекательным. У него была округлая тупая голова, жирное сплюснутое туловище, мощный, усеянный короткими острыми шипами хвост. А шея — длинная и тонкая. Казалось, что Денди слепили из двух разнородных частей. Его окраску вернее всего определить как буро-коричневую. Любовь Денди к одуванчикам граничила с одержимостью. Увидев из клетки, что вы идете с чем-нибудь желтым в руках, он бросался к передней стенке и нетерпеливо царапал стекло. И если вы принесли одуванчик, мастигур, запыхавшись от волнения, несся к вашей руке, как только стекло отодвигалось в сторону. Зажмурив глаза, он вытягивал свою длинную шею и широко разевал пасть, словно ребенок, которому сказали «закрой глаза, открой рот», собираясь угостить конфетой. Получив угощение, Денди упоенно жевал его, а лепестки торчали из пасти, будто залихватские рыжие усы. Я впервые встречал ящерицу, которая по-настоящему играла с человеком. Вот Денди лежит на песке, и ваша рука медленно подкрадывается к нему. Он следит за ней своими желтыми глазами, чуть наклонив голову… Как только рука окажется рядом с ним, Денди вдруг изогнет хвост, шлепнет им по руке и отскочит в сторону, а вы должны повторить номер. Это была самая настоящая игра, я в этом уверен, потому что он шлепал меня тихо, тогда как в потасовках с ящерицами не только сбивал их хвостом с ног, но и наносил кровоточащие раны.

Вскоре после того как мы расстались с Денди, у нас начались хлопоты с тегуэксинами. Это крупные и красивые, очень сообразительные вараны, уроженцы Южной Америки. В длину они достигают трех с половиной футов, а кожа у них украшена чудесным желто-черным узором. Тегу, как их называют для краткости, очень вспыльчивы и драчливы. У них три способа атаки, и все эти способы — вместе или порознь — они применяют с великим удовольствием, даже если их никто не задирает. Тегу кусаются, царапают своими мощными когтями или бьют хвостом. У нас в павильоне рептилий самым воинственным обитателем была самка тегу. Наша самка, как правило, сперва пускала в ход хвост. Откроешь клетку — она глядит на вас с подозрением и враждебностью, раздувает шею и шипит, а все ее туловище изгибается при этом, точно лук. Только вы протянете к ней руку, тегу бросается на нее и пытается цапнуть пастью. Вопьется и висит, как бульдог, а в это время вас поражает уже третье оружие — острые кривые когти задних ног. Вряд ли нрав этой самки был исключением. Я насмотрелся на тегу в их естественной среде и не сомневаюсь, что они самые злобные среди ящериц, к тому же настолько подвижные и сообразительные, что с ними надо держать ухо востро, если содержишь их в неволе. Наша самка тегу без конца колошматила нас хвостом, поэтому мы не очень-то горевали, когда однажды утром нашли ее в клетке мертвой. Правда, такая внезапная кончина меня удивила. Ведь по всем признакам тегу была в расцвете сил и весьма боевом настроении. Всего два дня назад она меня здорово укусила. Я решил произвести вскрытие, чтобы определить причину ее гибели, и с удивлением обнаружил в желудочке сердца комок беловатого вещества, напоминающего молоки. Какое-то новообразование? Но какое именно? Хотелось бы выяснить это поточнее. Я отправил ящерицу на дальнейшее исследование эксперту и с интересом ждал ответа. Оказалось, что это был попросту жир. Ящерица погибла от разрыва сердца, вызванного ожирением. Эксперт посоветовал нам впредь не так обильно кормить наших тегу. В самом деле, ведь на воле тегуэксины очень активны, а тут их держат в темном помещении да еще регулярно дают жирную пищу. Конечно, они разжиреют. Я поклялся, что следующие тегу, которых мы приобретем, будут содержаться иначе.

Случай представился вскоре. Один торговец предложил нам пару превосходных тегу — с блестящей кожей и выразительной раскраской. У самца была крупная тяжелая голова и мясистые челюсти, у самки голова подлиннее и поуже. Правда, если говорить о нраве, они оказались совсем не типичными тегу. Ни свирепости, ни строптивости — ручные, как котята. Больше всего на свете им нравилось лежать у кого-нибудь на руках, да чтобы при этом их укачивали. Стоило только подойти к клетке и остановиться, как они начинали тыкаться в стекло, стараясь пролезть сквозь него, так им хотелось на руки. Даже лестно.

Но больше они не проявляли никакой прыти, только возлежали в непринужденных позах, милостливо озирая людей, забредающих в павильон рептилий. Конечно, от такой жизни они жирели не по дням, а по часам. Мы встревожились. Надо скорее принимать меры, не то будет еще два разрыва сердца. Выход был один — моцион. И теперь по утрам, занимаясь уборкой, Джон выпускал тучную чету в павильон погулять. Первые несколько дней тегу, нам на радость, час-другой бродили по павильону. Но затем они открыли путь в черепаший загон, обогреваемый сверху инфракрасной лампой. И едва открывалась дверца клетки, как они, пыхтя, семенили к загону черепах, перебирались через низкую ограду и укладывались спать под лампой. Оставалось только уменьшить им паек. Теперь тегу питались как вдовствующие герцогини на курорте, и это им, естественно, не нравилось. С печалью во взоре смотрели они через стекло, как другие обители павильона уписывают всякие лакомства — сырые яйца, мясной фарш, дохлых крыс, нарезанные фрукты. Но мы были непреклонны и продолжали держать их на диете. Очень скоро тегу обрели свою былую стройность и сразу стали намного подвижнее. Теперь мы их не ограничиваем в пище, но при малейших признаках полноты придется их снова посадить на диету, пока они не сбросят вес.

Единственный житель павильона рептилий, который не выходил из своей весовой категории, сколько бы он ни ел, — гвианский дракон, по имени Джордж, представитель очень интересного рода ящериц, обитающего на севере Южной Америки. У гвианских драконов крупная мощная голова с большими умными глазами, в длину они достигают двух футов шести дюймов, их туловище и хвост напоминают крокодильи. Хвост покрыт мощными пластинами и сверху приплюснут. На спине выступают толстые, похожие на бобы чешуи. Окраска ржаво-коричневая, на морде переходящая в желтоватую. Все гвианские драконы спокойные, уравновешенные и привлекательные. Вот и у Джорджа был очень добродушный и покладистый нрав.

Особенно примечательно, как гвианский дракон ест. Еще до получения Джорджа мы постарались прочесть все, что написано об этих ящерицах. Но книги сообщали мало, никаких особых повадок не описывали, и мы решили, что гвианские драконы едят то же, что и любые крупные плотоядные ящерицы. Джорджа мы встретили очень радушно, повосхищались им и почтительно поместили в большую клетку с персональным бассейном — удобство, которое он вполне оценил. Очутившись в клетке, Джордж прямиком отправился в бассейн. С полчаса он посидел в воде, иногда окуная на несколько минут голову и задумчиво разглядывая дно. Вечером ему дали убитую крысу, но он отнесся к ней с явным отвращением. Предложили крохотного цыпленочка — та же реакция. От рыбы он шарахнулся так, будто это был страшный яд. Мы пришли в отчаяние. Что еще придумать, чем его соблазнить? И уже решили, что Джордж обречен на голодную смерть, но тут Джона вдруг осенило. Он сходил в сад, собрал там горсть жирных улиток и бросил их в бассейн. Джордж, с царственным видом сидевший на стволе у задней стены своей клетки, наклонил голову и обозрел всплывший на поверхность в ожерелье пузырьков лакомый дар. Потом спустился к бассейну, вошел в воду, с интересом обнюхал улитку. Мы с надеждой следили за ним. Джордж тихонько взял улитку зубами и поднял голову, пропуская добычу глубже в пасть. Тут я увидел самые поразительные зубы, какие мне когда-либо приходилось встречать у ящериц, отлично приспособленные для того, чтобы есть улиток. Передние зубы сравнительно маленькие, острые, чуть наклоненные назад, они служат для захвата добычи. Когда ящерица поднимает голову, моллюск съезжает вниз на большие, прямоугольные, бугорчатые коренные зубы, по строению удивительно напоминающие слоновьи. Действуя языком, Джордж поместил улитку между мощными коренными зубами и медленно сомкнул челюсти. Раковина хрустнула и лопнула, тогда он передвинул ее в середину рта, аккуратно собрал языком осколки и выплюнул их, после чего с явным наслаждением проглотил очищенную улитку. Вся процедура заняла полторы минуты. Джордж посидел, облизывая губы черным языком и о чем-то раздумывая, потом наклонился, бережно взял вторую улитку и расправился с ней таким же способом. За полчаса он съел двадцать штук. Мы ликовали. Теперь пристрастие Джорджа известно, нам будет легко его кормить.

Мы всегда радуемся, когда рептилия начинает сама принимать пищу, потому что, если она долго отказывается есть, надо применять насильственное кормление, а это дело трудное и неприятное. Многие удавы, прибыв в зоопарк, не едят. Пока они не освоятся, их надо кормить. Нельзя сказать, чтобы мы делали это охотно, ведь у змеи хрупкие зубы и челюсти, того и гляди что-нибудь сломаешь и в ротовой полости начнется воспаление. Пожалуй, тяжелее всего нам достались молодые гавиалы. В диком состоянии эти азиатские представители отряда крокодилов питаются рыбой. В отличие от тупорылых аллигаторов и крокодилов с их мощными челюстями, у гавиала челюсти длинные и узкие, вроде клюва, и очень слабые, а зубы совсем уж хрупкие, так и кажется, что они выпадут от одного вашего взгляда. Когда мы получили двух гавиалов, они упорно отказывались от всякой пищи, в том числе от живой рыбы, которую выпустили в их бассейн. У нас просто сердце обливалось кровью. Придется начать принудительное кормление. Мы кормили их целый год по одному разу в неделю, пока они не стали есть самостоятельно.

Судите сами, какое это трудоемкое дело. Сперва крепко берешься за хвост и загривок. Поднимаешь гавиала из бассейна и кладешь на какую-нибудь гладкую поверхность. Между челюстями, в самой задней части, где кончаются зубы, ваш помощник втискивает плоскую оструганную чурочку. Как только челюсти немного разомкнутся, вы отпускаете загривок, осторожно перемещаете руку вперед и просовываете большой и указательный пальцы между челюстями. Это в общем не так сложно, как кажется. Помощник вооружается длинной тонкой палкой и берет миску с сырым мясом или рыбой. Наколов на конец палки кусок мяса, он вводит его в пасть рептилии и проталкивает к глотке. Тут наступает самое трудное, потому что у всех членов семейства крокодилов глотка отделяется от ротовой полости подвижной складкой, это позволяет животному открывать пасть под водой без риска захлебнуться. Пищу надо проталкивать за эту складку возможно дальше, а потом массировать горло снаружи, пока вы не убедитесь, что пища пошла в желудок. Словом, утомительная процедура и для вас, и для гавиала.

Из всех обитателей павильона меньше всего хлопот у нас было с земноводными. Они обычно хорошо едят, и их не поражают все эти язвы, болячки и паразиты, от которых страдают змеи и ящерицы. А впрочем, и земноводные порой способны поднести вам для разнообразия что-нибудь из ряда вон выходящее. Показательный пример — наши пипы. Эти своеобразные животные из Гвианы буквально ни на что не похожи. Они почти квадратные, по «углам» торчат ноги, а заостренный выступ между передними ногами обозначает голову. Тело сплющенное, темно-коричневое, почти черное. В общем, вид такой, словно несчастное животное когда-то давно попало в катастрофу и с тех пор медленно разлагается. Но всего поразительнее у этих причудливых созданий способ размножения. Пипа носит свое потомство в кармашках. Во время обычного сезона кожа на спине самки набухает, становится мягкой и рыхлой; это значит, что пипа готова к спариванию. Самец обхватывает самку сверху, и та просовывает под него длинный яйцеклад. По мере появления яиц самец оплодотворяет их и вдавливает в рыхлую кожу спины самки. Они уходят туда почти целиком, а та частица, которая выдается над кожей, твердеет. Головастики развиваются каждый в своем кармашке, пока не превратятся в крохотное подобие родителей. Когда приходит пора им вылупливаться, твердая крышка отстает, лягушата отталкивают ее и выходят на волю, словно стратонавт из гондолы.

Мне однажды посчастливилось видеть, как вылупляются пипы, и я очень захотел проверить, можно ли добиться, чтобы они размножались в зоопарке. Я достал у торговца самца и самку и поместил их в павильоне рептилий. Держали мы пип в большом аквариуме, потому что они в отличие от других жаб ведут исключительно водный образ жизни. Пипы отлично освоились и десятками пожирали здоровых дождевых червей. Все в порядке, решил я, остается лишь ждать, когда появится потомство. Однажды утром пришел Джон и сказал, что одна из пип явно ушибла себе живот, вот только непонятно, каким образом. Я осмотрел пипу, но обнаружил не синяк, а громадный кровяной пузырь. Что делать? Будь это наземные животные с сухой кожей, я бы смазал пораженный участок пенициллином. Через сутки обе пипы погибли, причем вся кожа у них была усеяна красными пузырьками с кровью и слизью. Я отправил их на вскрытие и получил ответ, что они были убиты таинственной болезнью, называемой «красная нога». Чутье подсказывало мне, что виновата вода в аквариуме. Мы держали их в обыкновенной водопроводной воде, правда с кислой реакцией. Я приобрел новую чету, и мы поместили ее в прудовую воду. Пока что все идет хорошо, обе пипы процветают. Надеемся получить потомство, если только они не выдумают мне назло еще какую-нибудь каверзу.

Другое земноводное с почти таким же интересным способом размножения — толстенькая черно-зеленая сумчатая лягушка. Нам привезли из Эквадора пять штук этих замечательных маленьких лягушек. Они отлично прижились, ели за десятерых, но размножаться не собирались. Тогда мы перевели их в резервуар попросторнее, где воды и земли было больше, и дело пошло на лад. В обычное время сумка в нижней части спины лягушки едва заметна. Надо пристально всмотреться, чтобы разглядеть узкую полоску с неровным краем, словно на коже была ранка и теперь остался шрам. Но когда подходит брачная пора, щель становится сразу заметнее. Лягушки поют друг для друга, и наконец самки, забравшись в укромные углы, проделывают очень странный маневр: невероятно изгибаясь, закидывают на спину то одну, то другую заднюю ногу, просовывают пальцы в сумку и растягивают кожу. И уже после того, как сумка хорошо растянута, они готовы к спариванию. Каким способом яйца попадают в сумку, для меня по-прежнему остается загадкой, потому что этот момент я прозевал. Я даже не успел опомниться, как сумка была набита икрой через край, а лягушка выглядела так, будто ее выпотрошили. Самка вынашивает икру, пока не почувствует, что головастикам пора вылупливаться.

Тогда она забирается в воду. Из желатинообразных икринок выходят на волю головастики и расплываются в разные стороны. После этого мать ими больше не интересуется. Оказалось, головастики хорошо едят кусочки сырого мяса и белых червей, тех самых, которых разводят на корм рыбкам любители аквариумов. Когда у лягушат отросли ноги и они выбрались на сушу, мы стали скармливать им плодовых мушек и мелких дождевых червей, а потом они перешли на мух — обыкновенных и мясных.

Разводить амфибий куда проще, чем рептилий, — не надо думать о влажности. Рептилии откладывают яйца в скорлупе, напоминающей пергамент; у одних она тверже, у других мягче. Если в клетке неподходящая температура, если влажность воздуха чрезмерна или недостаточна, содержимое яйца либо высохнет, либо заплесневеет. Нам иногда удавалось довести до вылупливания яйца рептилий, но вообще-то шансов на успех один из девяноста. Мы очень гордились, когда вывелись детеныши у греческой черепахи. Греческая черепаха, наверно, одно из самых распространенных комнатных животных, и в неволе она прилежно откладывает яйца, но из них редко выходят детеныши. Когда у нас появилась очередная партия яиц, Джон, решив, что ее постигнет та же судьба, как и все предыдущие, не стал себе морочить голову, а попросту закопал их в песок на дне клетки. Температура вроде подходящая… Шли недели, и в конце концов он совсем забыл про яйца. Велико же было его удивление, когда он однажды утром увидел в клетке прогуливающегося черепашонка. Джон позвал меня, и мы вместе выкопали остальные яйца. Из шести штук четыре были в процессе вылупливания. Один детеныш почти выбрался на волю, еще три только-только начали разламывать скорлупу. Чтобы удобнее было наблюдать, мы положили их в небольшой аквариум на блюдце с песком. Яйца были величиной с мячик для настольного тенниса и такие же круглые. Для малышей выбраться из заточения явно было нелегко, очень уж оболочка плотная. Нам хорошо был виден черепашонок, который преуспел больше других. Он все время крутился, расширяя выход то передними, то задними ногами. На носу у него был маленький роговой «клюв», о котором пишут, будто им черепашата пробивают первую брешь в скорлупе (позже он отваливается). Я не видел, чтобы детеныш пользовался своим «клювом», он всю тяжелую работу выполнял ногами и часто делал передышку, чтобы набраться новых сил. Три четверти часа трудился черепашонок, наконец скорлупа лопнула посередине, и он пополз по песку, неся одну половину яйца на спинном щитке, словно шляпу. Сразу после того как черепашата вылупились, щиток у них был мятый, очень мягкий и рыхлый, величиной с двухшиллинговую монету. Но уже через час с небольшим произошла перемена, будто их накачали велосипедным насосом. Плоский прежде панцирь наполнился и принял красивую выпуклую форму. Он выглядел твердым, хотя на самом деле все еще был мягок, как влажный картон. Теперь черепашата были настолько крупнее яйца, что, не вылупись они у меня на глазах, я не поверил бы, что они вышли из такой тесной тюрьмы. У вылупившихся детенышей когти были длинные и острые, это, очевидно, помогало им разламывать скорлупу. Потом когти очень быстро сточились до обычной длины.

Я наблюдал за вылупливанием несколько часов и не пожалел о потраченном времени. Усердные круглые черепашата заслужили мое искреннее восхищение, ведь это было совсем не легко — выбраться из яйца. Особенно забавно было смотреть, как крохотная рептилия, поработав задними лапами, поворачивалась в скорлупе кругом и высовывала наружу крохотную, сморщенную, слегка печальную рожицу, словно хотела убедиться, что внешний мир никуда не исчез и так же заманчив, каким он был, когда она его обозревала в прошлый раз.

То, что из яиц вывелись детеныши, было, конечно, для нас большой удачей, но еще замечательнее, что в эти дни у меня гостил иллюстратор этой книги Ральф Томпсон и ему удалось от начала до конца зарисовать, как шло вылупление. И хотя очки Ральфа все время запотевали из-за высокой температуры в павильоне рептилий, он, по его словам, получил истинное удовольствие.