Глава XII, Что называется, взять языка

– Садитесь!

Улыбка Кайюка красноречива, как редакционная статья из «Фигаро». Когда знаешь людей так, как их знаю я, и когда поработал с ними так, как поработал с ними я (как сказал бы Шарпини), смекаешь сразу и, более того, «тотчас», что этот зуав не заговорит. В его улыбке ясно читается то слово из пяти букв, которое особым образом освещает великое наполеоновское сражение. И когда размышляешь над этим, поневоле ощущаешь живительную силу этого слова, которое превратило физическое поражение при Ватерлоо в своего рода моральную победу. В тот день бедная Франция потеряла своих лучших сынов, но ее словарь, уже такой обильный, обогатился двумя слогами. А ведь намного труднее произвести на свет слово, чем ребенка.

Каждый раз, когда я проезжаю через площадь Камбронна, мне приятно вспомнить этого храброго генерала, который сумел так благородно ответить англичанам и выразить одним словом то, что весь мир думает об этих островитянах33.

Сказав это, вернемся к эпической сцене, которая происходит в моей конторе под председательством гадкого господина Берю и его альтер его светлейшего Пино 1-го короля бычков.

Баден, потребитель напитков с малыми оборотами, успешно крутанулся и только что передал мне по треплофону сведения о Кайюке.

Сложив руки на бюваре, я начинаю:

– Вас зовут Серж Кайюк, родились в Копенгагене в семье русских эмигрантов. В возрасте шести лет вы приехали во Францию и по достижении совершеннолетия большинством голосов избрали французскую национальность

– Точно, – отбривает обвиняемый.

Берюрье, который имеет на него зуб, причем превосходный, считает своим долгом, в соответствии с контрактом, издать рев носорога. Я сражаю его смертоносным взглядом.

– В течение нескольких лет вы были генеральным представителем лаборатории фармацевтических изделий. Затем, вернувшись после стажировки в Соединенных Штатах, где были за счет фирмы, вы ее покинули?

– Точно, – подтверждает Кайюк.

– С этого времени источник ваших средств к существованию очень загадочен.

– Я живу на свою ренту.

– Это надо еще проверить... Вернемся к тому, что нас интересует. Два года назад вы связались с танцовщицей немецкой национальности из ночного бара. Ее звали Грета Конрад. Эта девушка оставила свою работу через три дня после знакомства с вами. Впоследствии она была в той или иной степени замешана в серии покушений против американских сил, расположенных в Европе...

Так как он молчит, я шепчу:

– Точно?

– Точно! – отвечает Кайюк, взглядом бросая мне вызов.

– В начале этой недели Грета Конрад была взята под наблюдение нашими службами. Я лично следил за ней в поезде Париж – Ренн, в котором ехали и вы, предварительно изменив внешность. Верно?

– Нет!

– Вы отрицаете?

– Я отрицаю.

– Это значит, что вы отказываетесь говорить об этом вообще?

– Мсье Ля Палис не смог бы подвести итог более ясно!

– 0'кей! Итак, я продолжаю. Вы загримировались. Следили за девушкой. В поездке принимал участие еще один сообщник. Третий следовал за рулем «Мерседеса»... Я уж не знаю, что вы там наболтали Грете. Но она вышла как будто в туалет, а ваш сообщник выбросил ее на рельсы. Тогда вы поспешили в мое купе, чтобы дернуть стоп-кран. Поезд остановился. Пока я ходил искать труп Греты, вы вместе с сообщником перебрались через насыпь, чтобы сесть в «Мерседес», который вас ждал. Почему вы уничтожили Грету Конрад? Но это загадка второстепенной важности. Другая интересует меня больше, и именно на ней мы остановимся.

– Как хорошо у тебя подвешен язык! – скалит зубы Берю. – Я же...

– Ты же свой прикуси! – выкрикиваю я. Он замыкается в своей обиде.

– Вчера вечером было совершено новое покушение на посольство США на авеню Габриель. Мы убеждены, что ответственность за это преступление несет ваша банда. Так, уважаемый, я говорю вам без обиняков, хотите вы того или не хотите, вы все равно выложите мне все, ясно?

– Не дождетесь, – утверждает Кайюк.

– Я испытываю отвращение к применению крайних мер, но, согласитесь, в данном случае я не имею права колебаться.

– Ты позволишь? – спрашивает Берю, поднимаясь. Он приближается к обвиняемому и начинает снимать куртку. Его намерения так же ясны, как летнее небо. Если я позволю ему вмешаться, то красавчик Серж очень скоро станет похож на мясной паштет.

Кайюк понимает, что пахнет жареным, и нервно теребит свою куртку. Когда Берю поднимает свой кулак в рыжих пятнах, как белые быки Пьера Дюпона, он выдыхает:

– Я хочу вам кое-что сказать!

Я не верю своим ушным раковинам. Уже! Неужели он расколется, этот спесивый тип? Тут что-то не так!

– Пусть мусье говорит! – приказываю я.

Толстый с тоской поглядывает на свои плечи кетчиста.

– Я вас слушаю, Кайюк.

– Я должен сказать вам следующее: вы бессильны против нашей организации. Рано или поздно она одержит полную победу. И, чтобы доказать ваше бессилие, я заявляю вам, что сегодня вечером дом генерала Бигбосса, командующего атлантическими силами, будет гореть!

– Неужели?! – иронизирую я, хотя и с некоторой дрожью в голосе.

– Увидите! А теперь я прощаюсь с вами, мсье! Прежде чем я успел вмешаться, этот недоносок поднес руку ко рту. Он падает как подкошенный.

Пино, дремавший на стуле, принимает его к себе на колени.

– Прошу вас! – ворчит достойный представитель Большого Дома.

Я бросаюсь вперед. Ножом для бумаг разжимаю сведенные судорогой зубы парня. Он умер так же, как Зекзак. Определенно, они действуют по инструкции: как только их берут, они глотают капсулу с цианистым калием!

Хотя его и обшарили сверху донизу, но все же ничего не нашли. Но объяснение у меня есть. Одна из пуговиц его куртки была с секретом и представляла собой капсулу с цианистым калием. Кайюку оставалось только оторвать ее и раздавить зубами.

Кончено, больше ничего... Тишина!

И тут вмешивается треплофон, и, хотите, верьте мне, хотите, вытатуируйте морское сражение на брюхе, Старик спрашивает меня, заговорил клиент или нет. Как всегда, в самых драматических ситуациях не следует терять чувство юмора.

– Как сказать, мсье директор, – хитрю я, – мне нужно срочно поговорить с вами о...

– Хорошо, поднимайтесь!

Я кладу трубку. Берю все понял, он замер как вкопанный, его руки скрючены, будто сжимают лопату.

– Пахнет жа... реным! – произносит он.

– Думаю, да. Это тот вид обмена ударами, который приводит вас прямо в бюро по безработице. Что делать, придется жениться на продавщице галантереи, не умирать же с голоду!

– Что делать с этим типом? – волнуется Пино.

– А что теперь с ним можно сделать? Отправь его на судебно-медицинскую экспертизу.

И я поднимаюсь наверх, чтобы грудью встретить грозовые удары судьбы.

Похоже на грозу, безусловно, но не так, как я себе представлял.

Босс справедлив в том, что расценивает арест Кайюка как победу своих служб. В конце концов он соглашается, что мы не могли предусмотреть трюк с пуговицей. Что его действительно взволновало, так это заявление о покушении на генерала Бигбосса.

– Вы не думаете, что Кайюк блефовал? – спрашивает он меня.

– Нет, патрон. Он казался уверенным в себе. Он бросил нам это перед смертью, как вызов.

– Ладно, это как раз тот случай, когда мы можем не ударить в грязь физиономией перед лицом наших американских друзей. Сейчас четыре часа. Вы поедете в генеральный штаб генерала Бигбосса, чтобы ввести его в курс дела и принять превентивные меры, вызванные серьезностью...

И чешет дальше, на сколько хватает глаз. Если у вас имеются для продажи точки с запятой, пришлите образец Старику, в их отсутствии его главный недостаток!

Все это заканчивается пожатием руки.

Пинюш и Берю стоят у лифта, как два ствола на лафете.

– Ну и как? – спрашивают они дуэтом. – Ты подал прошение об отставке?

– Еще нет, мои милые. Вы прекрасно знаете, что без Сан-Антонио это уважаемое заведение захиреет. Клиенты станут обращаться к другим.

– Короче, ты запудрил ему мозги! – делает вывод Толстый.

– Что-то в этом роде. Тепленького отправили?

– Да.

– Хорошо. Сейчас предупредите саперную службу. Пусть они срочно пришлют сюда трех специалистов по фейерверкам и ждут моих указаний, ясно?

– При чем здесь фейерверки? – спрашивает Пино. – Еще не 14 июля!34

Генерал Бигбосс очень милый человек, белокурый и спокойный, с ясными глазами и красным лицом. Как только я ввел его в курс дела, он улыбнулся:

– Все это ему не very35 важно! – говорит он.

– Но, мой генерал, вам сообщили, что вчера...

– Yes, но эти попытки очень смешной.

Еще бы! Он переплыл Тихий, высадился во Франции и все прочее, так что зажигательные бомбы, угрожающие его дому, лишь веселят его.

Он везет меня к себе. Его жилище находится в Вокресоне, в верхней части. Это уединенное красивое двухэтажное здание. Вокруг хорошо причесанная лужайка с цветниками Audi alteram partem; с бордюром Deo juvante и изгородью Corpus delicti, стриженной бобриком.

Здесь нас и находят три сапера. Они привезли свои инструменты обнаружения, а сопровождающий их Берю привез Пино и литр красного. Все начинают вкалывать. Тщательно осмотрен каждый квадратный миллиметр. Пока генерал продолжает забавляться, опустошая бутылку «Чинзано», жилище осматривается от погреба до чердака. Спустя два часа саперы все отрицнули (докладывает Берю): в доме нет ни поджигательных, ни подмораживающих бомб, как нет сострадания во взгляде крокодила. Надо признать очевидным и убедиться в этом собственными очами, что если опасность покушения и существует, то грозит она снаружи.

Я нахожу генерала Бигбосса в гостиной, чтобы доложить.

– Have a drink?36 – спрашивает он меня по-английски, улыбаясь по-американски.

– Yes, мой генерал, – отвечаю я ему по-английски, по-tp`mvsgqjh и садясь по-турецки.

– Итак, вы говорите, что кто-то пошутил?

– Пока нет, мой генерал. Я скажу это только завтра, если ничего не произойдет.

Он сначала улыбается, потом начинает хохотать.

– ФБР поставит двух людей снаружи this night37, чтобы вы не беспокоились, dear38 комиссар.

– Этого недостаточно, мой генерал, разрешите мне организовать все самому?

Он пожимает могучими плечами любителя борьбы.

– 0'кей, если вам это доставит удовольствие! Тогда я завладеваю трубофоном и требую Старика. Рассказываю этому завершившему эволюцию одноклеточному организму о бесплодности нашего обыска.

– Что вы предлагаете? – спрашивает он.

– Действовать так, как будто возможна атака снаружи.

– Я тоже так думаю. Итак?

– Итак, мы окружим дом. Две мигалки будут все время патрулировать вокруг особняка. Тогда мы будем спокойны.

– Чудесно, я дам соответствующие инструкции... Вы, естественно, остаетесь там?

– Конечно, патрон.

Облегченный, я даю отбой. Генералу пришла хорошая мысль налить два новых скотча.

– Это будет настоящая крепость, very смешной! – уверяет он, но ржет при этом слабее. – Поскольку вы остаетесь здесь, вы пообедаете со мной, комиссар?

– Это большая честь для меня, мой генерал. Он отдает распоряжения, в чем, собственно, и заключается его работа. За окнами медленно сгущается ночь. Входит денщица, чтобы закрыть ставни и зажечь керосинки. Почему мое сердце сжимает глухая тоска? У меня такое чувство, будто я запутался в густой крепкой паутине. Эти люди кажутся всемогущими. К тому же таинственными. Их действия так неожиданны!

Чем больше я думаю об убийстве Греты, например, тем больше оно мне кажется странным. Зачем им надо было громоздить такую мизансцену, в духе Рокамболя, когда они спокойно могли ликвидировать малышку в укромном владении в Рамбуйе и зарыть в саду на грядке с салат-роменом. А? Вот уж действительно, мои страдания еще не кончены.