"Путешествие с трупом" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)Глава 8Когда я возвращаюсь в номера мамаши Бордельер, атмосфера становится еще более тяжелой. Надвигающаяся гроза давит на мозги и легкие. Терпеть не могу такую погоду. Кажется, что планета сейчас разорвется, а это одно из самых неприятных ощущений. Прежде Чем подняться по лестнице дома, я вынимаю золотую булавку из лацкана пиджака, куда воткнул ее, выйдя из кабинета Старика, и втыкаю в плечо, точно в то место, куда ее сунул Бункс. Поднявшись на четвертый этаж, где обретается старуха, звоню Она открывает мне, держа в руке рахат-лукум. – Наконец-то вы вернулись! – восклицает она с набитым этой жуткой замазкой ртом. – Милая девочка начала отчаиваться... Я усмехаюсь. – Я, мамаша, как крупный выигрыш: заставляю себя ждать, но всегда прихожу к тем, кто умеет это делать. Старуха вытирает дряблые губы, на которых помада смешалась с сахаром. – Я угостила ее шоколадкой... Это дитя просто восхитительно. – Она заговорщицки толкает меня локтем в живот: – Вы не будете скучать, шутник! Будь это кто другой, я бы не потерпел подобной фамильярности, но к мамаше Бордельер питаю слабость. Она такой яркий типаж, настолько невероятна, что на нее невозможно сердиться. Стучу в дверь комнаты. – Входите! – отвечает Рашель. Она сидит в кресле, одетая в белый домашний халат, окружающий ее нимбом нереального света. – Было так жарко... – объясняет она. – Ну конечно. – И добавляю, гладя ее по затылку: – Я не очень задержался? Она взмахивает ресницами. – Я начала думать, что вы меня бросили... – И какое чувство это у вас вызвало? – Боль, – шепчет она, отводя глаза. Такого рода признания автоматически влекут за собой поцелуй. Я беру ее чуть повыше локтя, буквально поднимаю с кресла и прижимаюсь своими губами к ее. Прикосновение к девочке, у которой под халатом ровным счетом ничего нет, вызывает у вас желания, мягко говоря, весьма далекие от стремления проштудировать последние статьи о косвенных налогах. Я увлекаю ее на постель, бормоча бессвязные слова, разжигающие ей кровь. Когда мы достаточно наигрались в зверя с двумя спинами, я в последний раз целую ее. Как видите, любовь всегда начинается и заканчивается одним манером... – Если ты позволишь, милая, я немного побреюсь, – говорю я. – Чтобы вывести тебя в свет, это просто необходимо, а то у меня рожа, как у итальянского бродяги. – У тебя есть бритва? – Нет, но у хозяйка должна быть. С ее-то бородой! Я кладу пиджак и выхожу из комнаты. Как и предполагал, содержательница номеров крутится поблизости с фальшиво-невинным видом. Я подбегаю к ней и шепчу на ухо: – Говорите со мной, говорите, что в голову взбредет! Я снимаю ботинки и по-кошачьи подкрадываюсь к двери комнаты. Замочная скважина как раз на уровне моих глаз, когда я стою на коленях. Мне открывается великолепный вид на комнату... Как с центральной трибуны стадиона. А в глубине коридора мамаша Бордельер трещит как заведенный попугай. Вижу, Рашель выходит из туалета, где была, когда я уходил из комнаты. Она подходит к двери и запирает ее на задвижку. К счастью, мамаша Бордельер любит подсматривать за тем, как резвятся ее постояльцы, и потому снабдила комнаты задвижками, а ключи спрятала... Рашель, думая, что теперь находится в безопасности, идет прямиком к моему пиджачку и ощупывает карманы. Первое, что она достает, – пистолет. Она вытаскивает обойму, вынимает из нее все патроны и ссыпает их в китайскую вазочку, после чего вставляет обойму в рукоятку и сует пистолет обратно в мой карман. Затем берется за мой лопатник и изучает мои бумаги на имя швейцарского подданного Жана Нико... Пожав плечами, кладет бумажник на место. Для девушки, претендующей на место секретарши, у нее редкостная ловкость. Очень скоро она находит под подкладкой мой специальной жетон, смотрит на него, и на ее губах появляется улыбка. Красавица продолжает свои поиски. Теперь она ощупывает плечи и тут же находит булавку. Ее удивление просто неописуемо. Она разевает рот, округляет глаза. Радостно щелкнув пальцами, она вытаскивает булавку и кладет ее в свою сумочку. Я покидаю наблюдательный пост и возвращаюсь к мамаше Бордельер. – У вас есть бритва? – спрашиваю я ее. – Хотите побриться? Я пожимаю плечами: – Ну уж не перерезать же кому-нибудь горло. За кого вы меня принимаете? – Да, есть... – И кокетливо добавляет: – Некоторые господа забывают свои. – Ну конечно, – соглашаюсь я. – А сами вы никогда не бреетесь... чаще двух раз в сутки. Она задыхается от возмущения, но решает засмеяться – Какой же вы шутник! Она не задает мне вопросов по поводу моего заглядывания в замочную скважину. Возможно, думает, что я маньяк... Она ведет меня в свою личную ванную. С точки зрения техники для удаления растительности у нее все в порядке. Бритва электрическая. Я к таким не очень привык, а потому справляюсь неважно, но я не претендую, особенно сегодня, на то, чтобы строить из себя красавца Бруммеля... Я освежаю себе морду, поправляю узел галстука и, налив на котелок полфлакона одеколона, возвращаюсь к малышке Рашель. Она открыла задвижку и спокойно одевается. Когда я вхожу, она встречает меня ослепительной улыбкой. – Ну, – спрашиваю, – как я тебе в парадном виде? – Великолепен! – шепчет она. – О, мой милый... Я сажусь в кресло. – Сдохнуть можно, – говорю. – Никогда не видел такой тяжелой ночи... Ты себя нормально чувствуешь? – Да. Она открывает окно. – Как красив Париж, – произносит она, задержавшись возле него. Я не отвечаю. Продолжаю думать... Передо мной стоит дилемма: вмешаться сейчас или подождать? Своим поведением Рашель мне доказала, что тоже состоит в банде. Значит, через нее я могу пройти по всей цепочке. Но это слабое звено. Если я ее отпущу, она предупредит сообщников, что Бункс жив. Эта булавка дала ей доказательство... Что я должен делать? Господи, как неприятно принимать такие решения! Я готов отдать десять «штук», чтобы узнать мнение шефа... Но позвонить ему невозможно. Я должен решать сам и быстро. Я смеюсь. – Что с тобой? – спрашивает она меня. Я смеюсь, потому что Бунксу пришла великолепная идея. Когда я сказал, что встречаюсь с Рашель, он захотел дать ей знать, что жив. Догадываясь, что киска станет внимательно изучать мои действия и слова, копаться в моих шмотках и тому подобное, он решил послать сообщение через меня. Выбрал посланником тюремщика... Признаемся, что работа великолепная! Она подходит ко мне, ласкаясь, с влажным взглядом, какой бывает у всех девок, которым вы только что доказали, что кое-что можете. – Что с тобой? – повторяет она. Возможно, именно это ее обольщающее поведение заставляет меня принять решение. Я встаю, надеваю пиджак, достаю пушку, беру вазу, опрокидываю ее на кровать, собираю маслины и неторопливо вставляю их в обойму, нежно глядя на Рашель. Надо признать, она немного побледнела. Но не шевелится. Я открываю ее сумочку, беру булавку, прикалываю к лацкану пиджака и поворачиваюсь к милашке. – Ну и?.. – спрашиваю. Она стоит неподвижно. Щеки ввалились, ноздри поджались, в глазах тревожные огоньки. Я подхожу к ней, влепляю оплеуху, от которой она летит на ковер, и повторяю: – Ну и?.. Тон приглашает к разговору. Рашель встает. Ее щека пылает. – Вы хам! – скрежещет она. – Откровенность за откровенность, красотка; ты маленькая шлюшка! – И я добавляю: – Но шлюхи не только занимаются любовью и шарят по карманам. Они еще и разговаривают... И ты у меня заговоришь тоже! Она подходит ко мне. – Мне нечего вам сказать, господин комиссар! – Да что ты говоришь! Никогда не поверю, что женщине бывает совсем нечего сказать! Я хватаю ее за руку. – Например, скажи, что вы сделали с русским? – Я ничего не знаю! – Так уж прямо и ничего? – Да. – Даже как можно связаться с молодчиками Карла? Она встает передо мной, глаза горят диким гневом. – Слушайте внимательно, комиссар. Я ничего не скажу. У нас нет... как вы это называете?.. хлюпиков! Мы умеем молчать. Вы меня поймали? Отлично. Но предупреждаю вас сразу: вы из меня ничего не вытянете. Она говорит не столько под влиянием вспышки ярости, сколько резюмируя ситуацию. И я понимаю, что это правда. Она не заговорит, и я получу еще одного секретного узника. Тогда в моих мозгах появляется дьявольская идея, одна из тех, что, по счастью, возникают у меня редко и которыми совсем не хочется гордиться. Я надвигаюсь на нее с недобрым видом. Чувствую, моя печенка вырабатывает синильную кислоту. Должно быть, моя морда по-настоящему страшна, потому что Рашель начинает в ужасе пятиться. – Ах, ты ничего не скажешь! – рычу я сквозь зубы. – Нет... – Ах, не скажешь! Теперь она стоит, прислонившись к подоконнику. Я быстро нагибаюсь, хватаю ее за лодыжки и выбрасываю из открытого окна. Из темных глубин звучит жуткий крик... Мисс Автостоп не доживет в Париже до старости! Открываю дверь в коридор. Мамаши Бордельер не видать. Мне нравится, что свидетелей нет, даже боязливой свидетельницы, подглядывающей через замочную скважину, как лакеи в шикарных отелях. Она варит себе какао, а в ожидании, пока бурда будет готова, мажет кусочки хлеба маслом и конфитюром, от которых сблеванула бы даже живущая на помойке крыса – Мамаша, – говорю я ей, – у меня для вас плохая новость; одна из ваших постоялиц то ли случайно, то ли вследствие нервной депрессии выбросилась из окна. – Господи! – вскрикивает она. – Кто это? – Малышка, что была со мной. Она недоверчиво смотрит на меня. – Вы опять шутите? Мое лицо убеждает ее в обратном. – Я совершенно серьезен. Малышка выпала из окна. Теперь слушайте меня внимательно: вы меня не видели; она пришла одна, сказала, что ждет мужчину, который так и не появился... Вы ничего не знаете. За остальное не волнуйтесь. Неприятностей у вас не будет. Я все улажу. Договорились? Она утвердительно кивает. – Я из-за вас поседею, – говорит она. – Ничего страшного, – отвечаю, – вы все равно краситесь! |
|
|