Глава 2

Мой спортивный «ягуар» стоит в нескольких метрах от дома. Садясь за руль, я бросаю прощальный взгляд на окна Морпьона. Маленький человечек, вынырнувший из прошлого, задел какую-то чувствительную струну в моей душе, и, не стыжусь признаться, на глазах у меня выступили слезы. Его жалкая бледная физиономия виднеется пятном за грязными стеклами окна. Я дружески машу ему рукой, чего он не видит, потому что слеп не хуже крота. Я жму на стартер, и двадцать две лошади, спрятанные под капот, начинают фыркать. В тот момент, когда я трогаюсь с места, меня вдруг охватывает дрожь. Пока я махал Морпьону рукой, о чем сообщил выше, мое подсознание, никогда не отрывающееся от реальности, засекло одну странную деталь. Ему потребовалась десятая доля секунды, чтобы передать это моему котелку. Я выключаю зажигание и смотрю на седьмой. На подоконнике вижу привязанную белую ленточку. Весенний ветерок тихо шевелит ее. Секунду изучаю ее, потом мой взгляд уносится за крыши, к горбатым облакам, придающим горизонту мрачный вид.

Я читаю в них правду. Морпьон не спятил. Почему я сразу поверил в это, хотя до сего момента держал старого учителя за выжившего из ума?

Из-за ленточки, привязанной к окну.

Я как сумасшедший выскакиваю из машины и поднимаюсь в квартиру Морпьона. Он не особо удивлен, видя меня вновь.

– Я знал, что вы вернетесь, – говорит он мне.

– Правда?

– Вы всегда были таким, Антуан. У вас первое решение никогда не бывало правильным. Пока спустились с седьмого на первый, вы поняли, что папаша Мопюи хоть и рассеянный, но не чокнутый!

Вместо ответа я иду к окну, открываю его и отвязываю ленту. Она оказывается самой обыкновенной, наподобие тех, какими кондитеры обвязывают коробки со сластями.

– Это вы привязали ленту к подоконнику, месье Мопюи?

Он пожимает плечами.

– Вы шутите!

Я наматываю кусочек шелка на палец. Он не очень грязный, что доказывает, что к подоконнику его привязали недавно.

Морпьон берет на руки толстого кота и ласково гладит его, не переставая смотреть на меня.

– Вы заметили эту ленту снизу?

– Да.

– Видите ли, мой юный друг, я точно знаю, что кто-то был у меня. И не только из-за часов. Когда я вошел, меня поразил запах... Я его не узнал.

– Потому что в течение двух месяцев ваши кошки не гадили в квартире! – ворчу я.

– Я тоже так подумал, – соглашается Морпьон, – но было и нечто другое. Мое обоняние поразило не отсутствие знакомых запахов, а, наоборот, присутствие чужого. Чужого и... неприятного. Довольно едкий запах...

Я начинаю нюхать. Эти сволочи котяры испортили всю атмосферу, И тем не менее мне кажется, что я чувствую и другой запах... Запах...

– Учитель, – бормочу я, – думаю, вы правы... Здесь пахнет порохом.

Он снимает очки. Его глаза мгновенно становятся похожи на двух больших экзотических рыб.

– Порохом? – ошарашенно повторяет он.

– Мне так кажется... Я хорошо знаю этот запах. Я снова принюхиваюсь. Или это мое воображение? Не думаю.

Морпьон цепляет очки на место.

– Черт возьми, – говорит он, – если бы в моей квартире стреляли, это было бы заметно, разве нет?

– Нет, если подобрали гильзы.

– А... пули?

– Их могли выпустить из вашей квартиры в кого-то, кто находился снаружи.

Я опираюсь на подоконник и смотрю на мирную улицу Все спокойно и буднично.

– Выстрелы слышно! – бросает Морпьон за моей спиной.

– Когда на оружие надет глушитель, выстрелов практически не слышно!

Мой зоркий глаз изучает тротуар напротив. Я замечаю импозантный подъезд, а над ним флагшток без флага. На стене прикреплена табличка, но с такого расстояния буквы на ней я разобрать не могу.

– Месье Мопюи, напротив находится посольство?

– Нет. Генеральное консульство Алабании.

– Ясно...

Мой взгляд продолжает изучать фасад. Должен признаться, выглядит он совершенно невинно.

Это нормальный парижский фасад из камня, на широких окнах жалюзи. На одном из окон они опущены.

– На каком этаже находится консульство?

– На четвертом, – отвечает Морпьон.

Как раз на этом этаже и закрыто окно.

Я собираюсь покинуть свой наблюдательный пост, когда кое-что заставляет меня вздрогнуть. Не буду сейчас говорить, что именно, чтобы произвести более сильный эффект потом.

– У вас случайно нет бинокля, месье Мопюи?

– Театральный.

– Вы можете мне его дать?

Он кивает, скребет мочку уха и отправляется на поиски драгоценного оптического прибора, который обнаруживает на кухне в фаянсовом горшке с надписью «мука».

Это маленький биноклик в перламутровом корпусе. Его мощность очень невелика, но все равно он увеличивает в несколько раз. Я всматриваюсь в закрытое окно и через щели различаю белое пятно внутри. Мне удается установить, что это такое. Пятно квадратное и занимает центральную часть окна. Точно: кусок картона, которым заменили разбитое стекло. Если означенное стекло было разбито одной или несколькими пулями, меня это не удивит.

Возвращаю бинокль Морпьону.

– Что-нибудь обнаружили, мой юный друг? Юный друг посвящает его в сделанное им открытие.

Учитель дважды качает головой, что у него всегда было признаком глубоких раздумий.

– Значит, вы считаете, что какой-то человек проник ко мне в квартиру, чтобы стрелять по консульству напротив?

– Вот именно, учитель. Те, кто это сделал, знали о вашем отсутствии и выбрали вашу квартиру местом для засады из-за ее стратегического положения.

– Вы думаете, они кого-нибудь убили?

– Может быть. Я думаю, что вы оказались замешаны в странное дело.

Морпьон равнодушно пожимает плечами. Он старый философ, для которого жизнь – слабое развлечение в дождливый день. Остальные в это время прячутся в подъездах и смотрят на ливень, дожидаясь, когда можно будет отправиться под землю.

– И убийца привязал ленту к моему подоконнику и завел мои часы?

– Возможно.

– У вас есть гипотеза, объясняющая эти два довольно непонятных действия?

– Пока нет, но может появиться. Я протягиваю ему руку.

– На этот раз я вас оставляю. Прошу вас, никому не рассказывайте об этой истории.

– Что вы собираетесь делать? – Предупредить.

Мой лаконизм его не шокирует. Он берет на руки одну из своих кошек и провожает меня до двери, гладя животное.