Глава 18

Речь идет о нашем мальчишке. Эти мерзавцы не любят оставлять свидетелей. Действуют по принципу выжженной земли. Я сжимаю кулаки. Вы должны знать, что я не из тех, кто плачет по пустякам, но, как и все крутые парни, люблю детей, и мысль, что эти бандюги без колебаний убрали мальца, бросает меня в холодную ярость.

Я решаю, что коррида слишком затянулась и с этим пора кончать.

Подхожу к одному из полицейских, производящих осмотр места происшествия.

– О шофере что-то известно?

– Один из прохожих запомнил номер, господин комиссар.

Я пожимаю плечами. Я знаю, что номер машины убийцы никуда меня не приведет. Машина окажется краденой, и ее найдут брошенной на каком-нибудь пустыре.

– Водителя кто-нибудь видел?

– Я видела, – утверждает консьержка.

Она пускается в пространные объяснения, из которых я узнаю, что у ее мужа нет одной ноги, что у нее больной желудок, ее племянник служит в Германии, а выросла она в маленьком городке в Шере.

Я ее не перебиваю, потому что знаю, что никогда не надо огорчать свидетеля, который хочет выложить вам то, что знает. Короче, мы наконец доходим до аварии.

– Он как будто нарочно сделал это! – уверяет старая перечница. – Выскочил на полной скорости и сделал крюк, чтобы сбить того бедного малыша... Я совершенно потрясена, можете потрогать, как бьется мое сердце...

Я смотрю на ее тощую, как передача зеку, грудь и с ужасом отклоняю предложение. Она продолжает, не выказывая ни малейшего разочарования.

– У этого типа была противная морда. Я успела его разглядеть.

Я пошире раскрываю уши.

– У него был очень длинный нос, – продолжает она. – И шляпа, надвинутая на глаза...

Она возобновляет свой рассказ, но, поскольку у меня нет времени выслушивать вторую заутреню, я отваливаю.

Хорошая погода переходит в дождь. Это может затянуться на целый день...

Я захожу в бистро и заказываю большую чашку черного кофе, Я чувствую себя еще очень вялым. Надо сказать, я не успел толком выспаться...

Потягивая кофеек, подвожу итоги. Я уже не раз делал это за последние двадцать четыре... да что это я! Всего за пятнадцать часов!

Меня хотели кокнуть и ради этого не поскупились на расходы. Как я сказал шефу, это произошло потому, что они убеждены, что я знаю нечто убийственное о них.

Если они считают, что я что-то знаю, значит, я находился в ситуации, позволявшей мне узнать это «что-то». Когда? Где? Это я должен вспомнить очень быстро.

Я заказываю вторую чашку кофе и закрываю глаза руками. Начинается мое маленькое кино

Я заново прокручиваю все с самого начала, то есть с моего входа в кинозал, где Фердинанд искал себе железное алиби. Я повторяю все действия, разбираю каждый жест... К счастью, моя память работает как часы. Я продолжаю все вспоминать кадр за кадром, переключая их только после того, как рассмотрел каждую мелочь...

Чему быть, того не миновать, сказал бы лиценциат филологии. Наконец я наталкиваюсь на одну детальку.

Я захожу в контору за хорошей пушкой, тачкой и коллегой. По-моему, не стоит в одиночку соваться в сомнительные места.

В арсенале я выбираю пистолет крупного калибра, пули из которого проделывают в человеке дырки размером с вход в метро.

В гараже я беру «404-ку», а в дежурке – толстого типа, специализирующегося на допросах. Не то чтобы он был хорошим оратором, но кулаки у него самые красноречивые из всех, что я когда-либо видел.

Мы трогаемся в путь вчетвером (пушка, машина, Толстяк и я).

– Куда едем? – осведомляется мой напарник.

– В Булонь-Бийанкур. Ты не против? Он качает головой и засовывает в рот пачку табака. Этот толстяк жует табак, как гренадер.

Дом на улице Гамбетта кажется спокойным. Я выхожу из тачки и делаю Толстяку знак следовать за мной.

На мой звонок открывает горничная.

– Доброе утро, – любезно здороваюсь я. – От профессора никаких новостей?

– Нет, – бормочет она. – Это ужасно. С ним, наверное, случилось несчастье...

– Вполне возможно.

Я захожу.

– Ваш муж дома?

– Он... он пошел за покупками. Скоро вернется.

– В таком случае мы его подождем. Мне нужно его о многом расспросить.

Я указываю Толстяку на кресло в холле. Он падает в него со вздохом, способным поднять в небо планер.

– Жди меня здесь, Толстяк.

– А вы куда?

Он всегда говорит прекрасными лаконичными фразами, свойственными благородным душам. Его можно было бы называть Лаконичным.

– Осмотрю помещение. – И спрашиваю горничную: – А Бертран здесь?

– Он у своего брата.

Я улыбаюсь. Обожаю такие немногословные ответы. Когда разговор начинается в таком тоне, неизвестно, где он закончится. Я не спрашиваю, где живет брат Бертрана. Бертран мне не нужен, во всяком случае пока.

– Следуйте за мной.

Горничная и я проводим новый осмотр дома. Я с особым вниманием осматриваю спальню профессора.

– Вы уже провели уборку?

– Как обычно, – извиняется она. – Мне все кажется, что месье вернется с минуты на минуту...

Я бросаю общий взгляд на остальные комнаты, после чего мы спускаемся. Толстяк жует свой табак.

Вдруг открывается дверь кабинета, и из него выходит лакей, одетый в пальто. Заметив меня, он делает шаг назад.

– Вот это да, – говорю я ему. – Вы откуда?

– Э-э... я... собирался уходить...

– А ваша жена нам сказала, что вы ушли...

– Она ошиблась. Я наводил порядок в кабинете месье...

– В пальто?

– Ну... я уже уходил, но вспомнил, что кабинет неубран... Месье был очень аккуратным...

– Был?

– То есть... Разве мы знаем, жив он еще или нет? С этими изобретателями надо опасаться чего угодно.

– Значит, вы собирались уходить?

– Да.

Я ощупываю его пальто.

– Ваш прикид мокрый. Что, в кабинете протекает потолок?

– Но...

Я отодвигаю его и захожу в кабинет. Середину пола занимает широкий ковер, но вокруг натертый воском паркет. Я констатирую, что влажные следы подошв очень заметны. Они идут от сейфа к входной двери, словно лакей вышел из металлического ящика вместо того, чтобы направляться к нему. Этот феномен необъясним, разве что он ходил задом наперед.

Я осматриваю сейф, вернее, не сам сейф, а его окрестности, и замечаю, что он не придвинут к стене, а встроен в нее.

Я оборачиваюсь к маленькой группке, состоящей из моего коллеги и двух слуг.

– Этот сейф скрывает потайную дверь, – говорю я. – Мне хочется узнать комбинацию, позволяющую открыть эту дверь.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – отвечает лакей. Я смотрю на него.

– Сегодня произошло дорожное происшествие, – говорю я. – Мальчика, шедшего в школу, сбила машина. Именно из-за этого случая я приехал сюда. Меня привел нос. Не мой, а ваш...

Он не моргая смотрит на меня.

– Он у вас слишком длинный, – добавляю я, – и потому бросается в глаза.

– Не понимаю...

– Мальчик, которому вы поручили отнести пакет, адресованный знаменитому Сан-Антонио, и которого потом сбили машиной, не умер. Он описал вашу внешность...

Моя ложь подействовала. Он прикусывает губу. Его поведение можно расценивать как признание. Вся моя злость выплескивается наружу. В тот момент, когда он ожидает этого меньше всего, я выписываю ему тычку в лоб, Это одно из самых крепких мест человека, но, когда бьешь с достаточной силой, пронимает, а я бью с достаточной.

Длинный Нос падает назад. К счастью – а для него к несчастью, – его удерживает Толстяк. Он взглядом спрашивает меня, можно ли начинать. Так же взглядом я отвечаю «да». Большое Брюхо загоняет свою жвачку за щеку и начинает «Императорский вальс».