"Любовник на двоих" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)Глава 12Мы все сделали, как решили: поставили кровать Евы в комнате Элен, а я снова вернулся на третий этаж. Опять наступило затишье. Я снова мог заниматься обустройством нашего магазина, которое уже подходило к концу. Ева теперь не слишком этим интересовалась. Получив доказательства своих странных ночных хождений, она стала какая-то заторможенная. Я то и дело замечал ее растерянный, настороженный взгляд. Видно было, что, запуганная, она жила отрешенно. Мне было стыдно: я догадывался, что в таком ее состоянии во многом повинен я. Действительно, все эти ночные кризисы никогда не случались до моего появления в доме сестер Лекэн. Я взорвал здесь покой, если не сказать больше: вывел из оцепенения двух женщин, давно им довольствовавшися. Нажав на звонок на воротах особняка, я стремительно разрушил девственную атмосферу этого дома, никогда не знавшую до меня каких-либо мужчин. Скрытная Амелия по-прежнему была настроена ко мне враждебно: она знала, что во всем ныне происходящем виноват я, и не скрывала этого. Она старалась смотреть на меня как можно реже и, по возможности, никогда не заговаривала со мной. Из-за своей глухоты, вернее, благодаря своей глухоте она так и не стала свидетельницей ночных потрясений, но каким-то обостренным чутьем старых слуг, которые всегда замечают любые перемены в своих хозяевах, догадывалась, что от нее что-то скрывают. Я уже решил про себя, что выпровожу на покой эту печальную сову вскоре после того, как женюсь. А пока я был вынужден терпеть ее неприязнь. Надвигался день открытия «Шкатулки с Мечтами». Я все время был занят, почти всегда отсутствовал дома. Никогда еще не чувствовал на себе такой ответственности. Я и мысли не допускал, что хоть что-нибудь будет сделано не лучшим образом. Бросился в эту коммерческую авантюру подобно мальчишке сорвиголова, записывающемуся в воздушно-десантные войска… Я понимал, что в руках у меня, может быть, шанс всей моей жизни, и решительно не хотел его упустить. Рабочая горячка мешала мне уделять сестрам сколько-нибудь значительное внимание. Моя любовь к Элен ждала своего часа. Я испытывал к ней тихую нежность, зная, что не пришло еще время высвободиться всем моим чувствам. И мне даже нравилось быть рассудительным и сдержанным — я сознавал свою силу. Но вдруг настала третья ночь. Элен позвала меня со второго этажа. Я спал очень крепко, и ее тревожный голос меня будто плетью хлестнул. Спускаясь по лестнице, я уже знал, что дело, конечно, в Еве. Мне оставалось лишь догадываться, что же она теперь у чудила. Элен сразу же бросилась ко мне: — Виктор, она опять исчезла! — Но как?! Она же спит в вашей комнате! — Я спала… Что вы хотите, я же не могу бодрствовать ночи напролет! — Конечно, моя дорогая… Но я же вас не упрекаю! Ну так что? — Я проснулась с каким-то тяжелым чувством… Мне снилось, что я заплутала в каком-то огромном пустом соборе… Это было ужасно… Я включила свет и увидела, что дверь открыта, а кровать пуста… — Вы пошли ее искать? — Нет, я это только что заметила… И сразу же позвала вас. — А ее одежда? — Ее также нет. Я побежал в холл. Дверь там была распахнута. Я вышел на крыльцо и закричал изо всей силы: — Ева! Ева! Вернитесь! В ответ лишь шелест листьев. Я поднялся наверх к Элен. — Что делать? — спросила она. — Не знаю… Ночь совсем темная… Вернется она, наверное, сама, как и прежде… — И я так думаю… Я вошел в комнату, ставшую теперь для сестер общей спальней, и посмотрел на две пустые кровати… Страшным показалось мне вдруг это зрелище. Меня даже мутить стало — я уже был сыт всем этим по горло! Вы беспокоитесь, правда, Виктор? — Боже мой, есть из-за чего, не так ли? — Мне тоже страшно… Мне кажется… — Что вам кажется? Она покачала головой, словно отгоняя дурную мысль. — Нет, это слишком ужасно… — Вы не закрывали дверь на ключ? — Нет, но ведь наши кровати рядом, и я думала… — Ну да, я вас понимаю… Как она могла одеться, чтобы вы не услышали? — А может, она оделась в ванной комнате? Я прошел в ванную комнату. Все там было в полном порядке. Я не нашел никакой одежды и уже собрался выходить, как вдруг обратил внимание на стакан на полочке умывальника. Стакан был пуст, но на стенках его был какой-то фиолетовый налет. Я понюхал. Запах был приторный… Удивленный, я обернулся. Элен как-то странно смотрела на меня. Не знаю, почему, но что-то насторожило меня в ней. У нее был такой вид, словно она старается думать не о том, что ее на самом дела заботит, а совершенно о другом, так, чтобы ее ни в чем не заподозрили. — Это снотворное, которое вы давали Еве, да? Она покачала головой: — Я не знаю… — Как? Ведь налет свежий, даже на дне немного осталось? Значит, вы ей его давали! — Да нет, что вы, я помню… Она сама иногда его пьет, когда плохо себя чувствует… И потом, она ведь выходила… Объяснение было правдоподобным, однако не удовлетворило меня. — Где флакон? — В аптечке, я думаю… Я открыл аптечку. Я прекрасно помнил эту маленькую бутылочку с красной этикеткой и резиновой пробкой. В аптечке ее не было. — Элен, что-то мне все это не нравится… — Виктор! — воскликнула она. — Вы меня пугаете! Лицо у нее теперь было словно из воска, под глазами синели мешки… Какое-то время я молча всматривался в нее. Нервы мои не выдерживали. — Элен, вы что-то скрываете от меня… — Ну что вы, Виктор! Я даже дрожал от волнения. Слюну тяжело было проглотить… Ноги стали ватными — подступал страх. — Где флакон? — Я вам повторяю, что… — Послушайте, если Ева выпила снотворного, она не смогла бы спуститься по лестнице. Того, что было в этом стакане, хватит, чтобы усыпить полк! Да, кстати, на краях стакана видны следы помады. И это цикламеновая помада, которой пользуется ваша сестра, вы ведь не будете спорить! Элен ничего не ответила. Я стремительно вышел — она отступила в сторону. Дрожь моя становилась все сильнее. Мы дошли до спальни сестер. Я еще раз осмотрел ее, потом опять вышел в коридор. Мне уже дышать становилось трудно. Тишина в доме была мертвая. Как в храме… А Элен ведь храм приснился! Я вошел в комнату, где раньше спала Ева. Дверь до сих пор не была починена, хоть мы и вызвали несколько дней назад столяра. И эту комнату я осмотрел еще раз. Внезапно внимание мое привлекла деталь, на которую я совершенно не обратил внимания в ту ночь, когда взламывал дверь… Задвижка была цела так же, как и щеколда на косяке! Вы понимаете?.. Это означало, что, когда я взламывал дверь, она была закрыта на ключ, а не на задвижку, как я подумал тогда. А подумал я так лишь потому, что так мне сказала Элен… Пока я рассматривал эту задвижку, взгляд Элен так и застыл на мне — вялый и бессильный. — Элен… — повернулся я к ней. — Что? — Той ночью, когда я прибежал сюда, я поверил вам, что дверь заперта изнутри — на самом же деле вы закрыли ее на ключ после того, как вышли из комнаты! — Вы с ума сошли! — А я вот начинаю думать, не вы ли сошли с ума? — Я запрещаю вам оскорблять меня! Я схватил ее за руку и рванул к себе. — А перед тем, как я взломал дверь, вы велели мне пройти в ванную, чтобы я лишний раз удостоверился, что Ева заперлась изнутри! Да вы создали в доме самый настоящий психоз! — Но это же все не правдоподобно, Виктор!.. Что это вдруг на вас нашло? Вместо ответа я схватил Элен за ногу и сорвал с нее туфлю. Я перевернул туфлю подошвой кверху — на ковер посыпался песок. — Элен! — закричал я. — Вы утверждаете, что не выходили сегодня ночью из дому, а в вашей туфле — песок! Это ее и добило! Она раскрыла рот, но так ничего и не смогла сказать. — Вы ненавидите вашу сестру, да? — спросил я. Элен тихо заплакала. Отступила к банкетке и уселась. — Не могу я больше, — прошептала она так тихо, что я едва расслышал ее. — Нет, я, правда, больше не могу, Виктор… Что мог я сказать? История подходила к концу — ей уже нечего было скрывать. И сил у нее действительно больше не оставалось — я это видел. — Долгие годы я была узницей этой проклятой коляски. Вы понимаете? — Да, — ответил я. Я и в самом деле понимал эту драму сестринского долга. Элен пожертвовала своей свободой, молодостью… И вдруг однажды она увидела свою жизнь во всем ее безрадостном свете… — Инвалидом на самом деле была я, Виктор… — Но зачем этот маскарад? Зачем мучить Еву, в то время как достаточно было ее бросить? — Мне не хватало мужества бросить ее. — Но вы нашли в себе мужество играть с ней ужаснейшую из комедий! Вы искали способ внушить ей, что она душевнобольная и ходит, не зная того! Вы отдаете себе отчет, насколько это жестоко? — Не ей я хотела это внушить… — А кому — мне? — Да, Виктор, вам. — Но зачем? Объясни мне ради Бога! Она опустила голову. На лбу у нее обозначилась глубокая морщина. Челюсть у нее выдавалась теперь вперед, и Элен уже совсем не казалась мне красивой. — Затем, что для исполнения моего плана нужно было, чтобы все поверили в ее ночные отлучки… Вот почему я и разыгрывала весь этот спектакль… Идея пришла мне в голову в тот день, когда вы поделились со мной своими сомнениями… Я увидела вдруг долгожданную возможность избавиться от нее. — Вам — избавиться от нее! Мне стало не по себе от такого признания. — А где она теперь? — спросил я и сам удивился: как могло так случиться, что поинтересовался этим только сейчас, задав прежде кучу других вопросов?!. — Не знаю… — Вот еще! Где Ева? — Я.., я вынесла ее из дому… — Где? — Я отнесла ее в лес… — Пойдем за ней. Мне стало очень тяжело на душе. Жизнь казалась бесконечно гнусной. Отвратительная интрига Элен была мне так противна, что любовь моя сменялась презрением. — Ну, идем! Она покачала головой: — Нет, нет… Идите одни… У меня сил нет… Я взял ее за руку и потянул за собой: — Хватит, идем! Не отпуская ее руки, я суетился по лестнице. Мы прошли через холл, вышли на крыльцо… На ней была только одна туфля, и я был босый, но какое это теперь имело значение? Я чувствовал — какой-то внутренний голос мне это подсказывал, — что все нужно делать как можно быстрее… Через лужайки мы прошли к еловому лесу. Ночь была довольно светлая, и деревья отбрасывали длинные мрачные тени. Элен дрожала уже от страха. — Оставьте меня, Виктор… Я умоляю вас… — Где вы ее положили? — Там… Напрасно я вглядывался туда, куда она показала, — ничего не видел. Я пожалел, что не захватил с собой электрический фонарик. — Если бы вы оставили ее здесь, — зло сказал я наконец, — я бы заметил ее… Вы мне лжете… Элен ничего не ответила. Она напряженно вслушивалась во что-то, и лицо у нее кривилось. Тогда я тоже прислушался. И ужасная мысль пронеслась в моей голове. Я все понял. Нарастал шум приближающегося поезда. Я вспомнил, что неподалеку от леса проходила железная дорога. — Сволочь! Ты положила ее на дорогу, да? Она кивнула. Я опрометью бросился в сторону дороги. Поезд все приближался, заглушая шум моря. Я бежал так быстро, что во мне исчезли все чувства и мысли, я ощущал лишь, что я бегу, и думал, что должен во что бы то ни стало успеть. Я обегал кусты и деревья, поднимался и спускался по пригоркам, и перед глазами у меня была одна Ева, которую нужно было непременно отыскать, опередив поезд… А я ведь даже не знал, с какой стороны он подходит: он шел здесь по кривой, огибая большой холм, отражавший шум локомотива. Но я знал, что он приближался. Наконец я оказался у подножия холма и, перескочив через проволочное заграждение возле самой железной дороги, мгновенно сбежал по насыпи. Острые булыжники больно кололи босые ноги, но я не чувствовал этой боли. Поезд подходил справа. Сигнальные огни были уже совсем яркими, виднелись клубы дыма. Я бросил взгляд на сверкающие рельсы, залитые лунным светом. И тут я взвыл. Между мною и поездом на полотне лежала она… Я всей грудью вдохнул воздух — больше уже такой возможности не представится — и рванул вперед, к Еве. Откуда только сила в ногах взялась! Я несся стремглав, не думая совершенно об ужасной опасности, которой сам подвергался, — перед глазами лежал на рельсах парализованный да еще и одурманенный снотворным человек. Сквозь шум поезда я расслышал вдруг за собой крик Элен: — Ви-и-и-иктор! Не надо!!! Не надо! Виктор! Но это еще больше меня подхлестнуло. Какую же черную душу нужно было иметь, чтобы желать в такой момент смерти своей сестры! Поезд был уже почти рядом. Свет сигнальных огней заливал на рельсах свет лунный. Теперь уже я прыгнул — нет, пролетел в прыжке эти последние метры — и оказался наконец возле Евы. Что было потом, я уже не чувствовал. С этого момента все смешалось в моей голове… Все, что я помню — это проглоченный горький угольный дым, жар в спину и невероятный грохот, обрушившийся на мою голову. Задыхающийся, опустошенный, совершенно обессилевший, я потерял на насыпи сознание. Когда я пришел в себя, то сразу же почувствовал, что прижимаю к груди своей Еву — она горячо дышала мне в лицо. Я осторожно положил Еву на насыпь и встал. Мне казалось, я уже никогда не смогу дышать нормально. В груди у меня словно угли горели. А уж дрожал я, наверное, как никто никогда в этой жизни… Прохладный воздух немного успокоил меня. Дыхание потихоньку приходило в порядок. Я вытер рукавом пот со лба… Потом я стал трясти Еву, пробуя разбудить ее. Но после той дозы снотворного, которой оглушила ее Элен, сделать это было невозможно… Тогда я подхватил ее на руки. Может быть, так и лучше, подумал я: несчастная не заметит сразу же после пробуждения весь ужас произошедшего. Пошатываясь, я нес ее вдоль насыпи до того места, где дорога наиболее близко подходила к территории особняка сестер Лекэн. Только теперь я стал чувствовать, как мертвели у меня от слабости ноги и вообще все тело. Я нес Еву на руках и плохо видел, что у меня под ногами. Наконец я решил переложить ее на спину. Это, пожалуй, должно было облегчить мою дорогу в лесу. Остановившись, я начал перекладывать беднягу на спину — и тут… И тут я заметил на насыпи что-то темное и большое. Я наклонился немного и понял: это было искромсанное тело Элен. |
||
|