"И заплакал палач..." - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)13Дольше всего пришлось ждать свидетельства о рождении. Мать родилась в Сент-Омере, и на то, чтобы написать письмо к секретарю мэрии, а потом получить от него ответ, ушло три дня. Чтобы убить время и немного отвлечься, я решил зайти к нескольким друзьям-художникам, но солнце выгнало всех из мастерских, и везде я находил только запертые двери. Тогда я перекинулся на Брютена, директора картинной галереи. Он приветствовал меня, как встречают победителя «Тур де Франс», пригласил поужинать и за десертом передал чек, проливший живительную струю на мой порядком усохший банковский счет. Он расспрашивал меня об Испании, о моем творчестве, о том, как там живут... Я отвечал в основном односложно. – Похоже, у вас что-то не ладится, Мерме. Со здоровьем нелады? – Нет... – Что-то вы похудели. – Да это из-за испанской еды, никак к ней не привыкну. – А вы уверены, что не влюблены? Брютен был толстяком, с голым, как яйцо, черепом. Он носил квадратные очки без оправы и считал своим долгом одеваться во все черное, чтобы выглядеть посолиднее, хотя и так смотрелся, как памятник солидности. – Смотрите, сейчас без глупостей! У вас в руках хорошая наживка! Вас начинают узнавать, а слава, знаете, как эпидемия... Скоро станете получать приглашения отовсюду... – Лучше бы получать чеки, господин Брютен. – Фи! Как может художник говорить такие вещи? – Миф о голодном артисте уходит в прошлое. Мне кажется, люди наконец поняли, что и гению невредно набивать свой желудок, и хорошо сшитые костюмы идут ему не меньше, чем другим, что он умеет при случае и машину поводить. И вообще, совсем не обязательно жить в дерьме, чтобы делать красивые вещи! Это развеселило его. Он посмеялся. – Вы мне нравитесь. Не напрасно я стал разыгрывать вашу карту. Хотя пока только перья летели, но сейчас чувствую: ветер переменился. Так организую вам американскую кампанию, что закачаетесь мой мальчик! – Что-то мне пока не хочется ехать в Штаты, господин Брютен! Он опешил. Даже снял свои квадратные очки. Без них Брютен стал похож на диковинную рыбу. – Что вы сказали? – Сказал, что не хочу пока ехать в Америку. У меня полно работы, я в самом расцвете сил. Не хочу рисковать, прерывать творческий порыв ради рекламной поездки. Он покачал головой. – Да-да, понимаю. Ладно, потом поговорим. Вы еще побудете в Париже? – Нет, надо возвращаться в Испанию. – Когда? – На этой неделе. – О, Господи! Тогда зачем же вы сюда приехали? – За деньгами. – Могли бы просто позвонить. У меня агент в Барселоне. Он бы дал вам денег столько, сколько понадобится. – Да, обидно, конечно. Ну уж ладно, раз я здесь... Вечер уже был скомкан. Я ужасно скучал. Все думал о Марианне – как она там одна у себя в комнате в «Каса Патрисио»? Море, наверное, было все в солнечных дорожках. К вечеру начинали мигать огоньки рыбачьих катеров. Я знал, что она плакала! Я это чувствовал. Она так же тосковала, как и я. Тоска точила ее, как скрытая болезнь. Никто, кроме меня, не мог ничего для нее сделать, и никто другой не значил для меня так много, как она. Мы стали одним целым, разделенным на время. Сославшись на усталость после долгого пути, я ушел от Брютена. Но ложиться спать что-то не хотелось. На улице было тепло и пыльно. Такие вечера летом бывают только в Париже. Небо сделалось совсем белым – день никак не хотел уходить. Я решил покататься на машине, прежде чем вернуться в свою мастерскую на улице Фальгьер. По Елисейским полям доехал до Булонского леса. Пересек его по диагонали и выехал к Сене со стороны Сен-Клу. Под деревьями обнимались влюбленные парочки, а по аллеям, открытым для движения, медленно скользили автомобили. Булонский лес весь наполнился летом и любовью. Сквозь зеленую листву я, казалось, различал страстные объятия. Эта чужая любовь раздражала меня. В мире существовала только одна – моя... Хоть бы ОНА дождалась меня в «Каса»! Хоть бы, пока меня нет, испанская полиция не нашла никаких следов! Хоть бы они ее не вызывали! Я предусмотрел все, но об этом совсем забыл... Оставил ей тысячу советов на все случаи жизни, кроме того случая, если ее вызовут в полицию! Что она будет делать одна в Барселоне? Я дрожал при мысли о том, что она может потеряться, что может случиться новый шок, и тогда... Струя прохладного воздуха напомнила мне, что Сена уже близко. Я выехал на эспланаду Лоншам и сквозь деревья увидел белый кораблик с возлежащими в шезлонгах пассажирами. И на минуту остановился полюбоваться вечерним покоем. В Кастельдефельсе все было кричаще ярко: и зори, и сумерки, и знойные дни... Там живешь, словно на картине Ван Гога. А в этом уголке Парижа вдруг открылась мне тихая безмятежность. Я так хотел бы быть в эту минуту рядом с ней, показать ей все то, о чем она забыла. Я медленно тронулся с места. Проститутки в летних нарядах бросали на меня изучающие взгляды. Поехал вдоль реки к мосту Сен-Клу, и вдруг в глаза мне бросился указатель: «Западное шоссе. Версаль. Сен-Жермен». Сен-Жермен! Я оказался совсем рядом от того места, где Марианна покупала платья, где она, может быть, жила... Я свернул вправо, пересек по мосту Сену, проехал внизу к боковому ответвлению, ведущему в туннель Западного шоссе... Она ждала меня... Не только в Кастельдефельсе, но и в Сен-Жермене тоже. Под небом Иль-де-Франс чувствовалось нечто, принадлежащее ей... И это нечто звало меня. На шоссе я прибавил газу. Проехал первую развилку на Вокрессон и свернул у второй, той, что рядом с бывшей американской военной базой. Спустя четверть часа я уже был в Сен-Жермене. В маленьком городке пахло отцветшей сиренью. Здесь уже начинали укладываться спать, широко распахнув окна. Кое-где еще были открыты кафе. Я остановился на Замковой площади. Поставил машину у вокзальчика и сел на террасе кафе. Слышно было, как где-то плачет ребенок, ревет радио, и все-таки вечер был легким и спокойным, напоенный запахами растений и струящейся из лесу прохладой. Меня обслуживал старый ревматик-официант в белой куртке. Наверное, он начинал со дня открытия заведения, а теперь состарился и износился вместе с ним. – Что вам угодно? Пить не хотелось... Мой взгляд упал на разноцветную надпись «Мороженое». – Мороженого! – Клубничного, ванильного или мокко? Безудержная страсть к мороженому досталась мне от моего детства. И как тогда, в сладостном предвкушении, я выдохнул: – Клубничного! Когда он вернулся с металлической вазочкой, увенчанной розовым куполом, в руках у меня была фотография Марианны. – Скажите, пожалуйста... – Что вам угодно? – Вы давно живете в Сен-Жермене? – Я здесь родился... – Мне нужно кое о чем у вас спросить... – С удовольствием отвечу, если смогу. Я показал ему снимок. Марианна была снята в купальнике. Она жмурилась от солнца. Слева на фотографии виднелся тростниковый навес в «Каса Патриота». Старик сперва не понял, чего от него хотят. – Посмотрите на женщину на этом снимке. Вы ее когда-нибудь видели? Но вместо этого он, не скрывая удивления, посмотрел на меня. Убедился, что во мне нет ничего необыкновенного, и полез во внутренний карман своей белой куртки. Отыскав там наконец старые очки, водрузил их себе на нос. Только после этого официант взглянул на фотографию. Пальцы у меня сделались ледяными. Я старался прочесть что-нибудь у него на лице, но кроме пристального внимания ничего заметить не смог. Старик задумчиво покачал головой. – Трудно сказать... Стольких людей здесь видишь... – А как вам кажется? – Похоже, знакомое что-то в лице... Она живет в Сен-Жермене? – Во всяком, случае, бывала тут... Он снова покачал головой и спрятал окуляры. – Молодая, красивая девушка. Не забудьте, здесь в Сен-Жермене много студентов... Я их столько тут видел, если в вы только знали... Нет, правда, никак не скажешь наверняка... – Во всяком случае, вам кажется, что вы ее уже видели? – Разве что не путаю с кем-нибудь... Негусто, конечно, но все-таки появилась хоть какая-то надежда. Ведь как только я оказался в этом городке, сразу же безумно захотелось все разузнать. – Спасибо, извините. Но он не отходил. Я, наверное, заинтересовал его, и теперь ему и самому хотелось узнать поточнее. В конце концов, должен же я был как-то объяснить такое любопытство! – Эта девушка была знакома с моим братом. Я не знаю, как ее зовут. Все, что мне о ней известно – это то, что она жила где-то в Сен-Жермене или поблизости. Брат сейчас в колониях... И я придумал совершенно идиотскую историю, а он проглотил ее, как должное. – Может, вы мне что-нибудь посоветуете? – в конце спросил я. – Нельзя же всем прохожим подряд показывать фотографию и расспрашивать. Он задумался. На террасе, кроме меня, больше никого не было. За кассой зевал хозяин заведения. Они явно дожидались моего ухода, чтобы закрыться. – Можно сходить к кюре... К врачам... Ну к тем, которые обычно со всеми видятся... – Да-да, неплохо придумано. Мороженое растаяло. Я дал старику приличные чаевые и пошел к машине. |
|
|